Тиран Золотого острова (СИ) - Чайка Дмитрий

— Хелоне! — заорал Абарис, который раньше меня сообразил, что сейчас случится. Греческое слово «черепаха» прижилось куда лучше, чем «синаспизмос» — смыкание щитов. Да и звучит слово «черепаха» короче, что совсем нелишне в бою, где дорога каждая секунда.

Гоплиты подняли щиты, превратившись в огромный грибок и, не прошло и двух ударов сердца, как сверху на них посыпались камни и стрелы. Пираты сделали выводы из произошедшего. Я и сам поднял щит над головой, стоя в последнем ряду.

— Бам-м! Бам-м!

Камни грохочут по коже щитов и вязнут в ней, бессильно скатываясь наземь. Воловья шкура, склеенная в несколько слоев, — это не дерево, его не разбить, бросив булыжник навесом. Но они подойдут поближе, и тогда нам придется намного хуже.

— Еще теснее прижмись! — заорал я, когда понял это. — Щиты в два слоя клади! Как черепица у богатых домов в Трое!

Парни заворчали и прижались друг к другу боками. Они уже увидели, как на расстояние броска подходят первые ряды пращников. Сейчас камни полетят прицельно, и тогда даже щиты могут не спасти.

— Первый ряд — на колено! — крикнул Абарис. Теперь мы закрыты спереди и сверху. И пусть боги помогут нам пережить ближайшие полчаса.

По щитам загрохотали удары, которыми можно сокрушить стену. Фаланга сбилась в один тугой ком, скрипя зубами от боли. Ведь даже через бронзовый умбон удар тяжелого камня отдается в руке так, что едва не выламывает пальцы.

— Хана щитам! — с тоской бурчал я. — В ремонт после этого боя! А что это происходит?

Шквал камней вскоре прекратился, и на нас с утробным гулом двинулся ревущий поток, который заполнил собой каменную трубу дороги. Инерция у такой толпы огромна, и удержать ее у нас просто не получится. Вопрос лишь в том, где именно мы остановимся, когда она продавит нас, словно огромный поршень.

— Щиты сомкнуть! — заревел Абарис, который рвался в первый ряд, но стоял сзади, не смея нарушить мой приказ. — Отступать медленно!

Началось! Чудовищная масса людей ударила в строй фаланги, словно цунами, насадив на наши копья весь первый ряд. В неимоверно тесной давке полуголые тела пронзало насквозь, и на каждом древке висел какой-нибудь убитый, а то и все два. Они не могли упасть, зажатые между камнем, щитами врага и телами товарищей. Второй ряд фаланги, который выставил копья вперед, лишился своего оружия тут же. Вытащить его теперь нет никакой возможности. Первый ряд, что бил в ноги, тоже сделать ничего не мог. Воины даже собственный нос почесать бы сейчас не сумели, не то что ударить. Фаланга медленно, но верно ехала назад, цепляя краями щитов за камень стен и пропахав сандалиями желтовато-серую, убитую до каменного состояния землю.

— Да чтоб тебя! — выругался я и повернулся к трубачу, который стоял рядом. — Бежишь к воротам. Двадцать новых копий сюда пусть принесут! И мигом обратно!

— Да, господин! — кивнул парнишка и побежал со скоростью испуганной антилопы.

— Второй ряд! Лезь назад! — орал Абарис. — Да боком повернитесь, в такую вас! Боком! Третий ряд! Пропустить их!

Такое упражнение мы не отрабатывали. Как-то в голову не приходило, и теперь вот нужно импровизировать на ходу. Второй ряд, смущаясь пустых рук, ушел назад. Лишиться оружия в бою — позор немыслимый!

— Бегом наверх! — приказал я. — У кузнеца копья возьмете и назад. Носы не вешать! Так и было задумано! Бог Поседао мне свидетель!

— Правда? — с надеждой посмотрели на меня парни, пребывающие в размышлениях, как лучше покончить жизнь самоубийством. Они не знали, что в бога Поседао я не верю, поэтому и использую его имя направо и налево.

— Бегом! — крикнул я. — И трубача сюда пришлите!

— Да, господин, — склонили они головы, глядя, как их товарищи шаг за шагом пятятся назад.

Первый удар, самый сильный и страшный, мы пережили, и сейчас началась боевая работа, когда по телам товарищей лезли ахейцы, пытаясь достать моих ребят своими копьями.

— Эх! Шлемов нет! — до боли сжал зубы я, глядя, как лучший десятник упал, обливаясь кровью. В голову, защищенную кожаной шапкой, прилетел камень, брошенный наугад, и теперь по его телу шагали наступающие ахейцы.

Десять шагов! Двадцать! Тридцать! Когда ахейцы зайдут в коридор шагов на сто, мне понадобится трубач. Да где же этот мальчишка?

— Я здесь, господин! — преданно уставился он на меня, словно читая мысли. — Трубить?

— Не вздумай! Рано. — покачал я головой и заорал. — Первый ряд! В ноги бей! Куда копья вверх дерете, помесь шелудивого пса и беременной свиноматки!

— Гы-гы! — довольно усмехнулись воины. Тут ругательства довольно примитивны, и я изрядно разнообразил их лексикон. Они раньше и представить себе не могли те затейливые гибриды, которыми я их величаю. У меня все же высшее образование, да и интеллектуальный багаж посерьезней. И не обижаются ведь, находят в этом какое-то свое удовольствие, понимая, что я это не со зла. А вообще, они у меня ребята на редкость простые, и за куда меньшее на месте режут.

Восемьдесят шагов!

Я вижу, как умирают люди, каждого из которых я знаю по имени. Многих из них помню с детства. Кое-кто приходится мне дальним родственником. Они умирают, а я жду. Вынужден ждать. Ахейцы чуют, что мы слабеем, и продолжают давить.

Девяносто!

Фаланга уже в который раз меняет воинов в первом ряду. Вообще-то, по классике так делать не положено, но едва наступает хоть малейшая передышка, я ввожу в строй свежих воинов, давая отдых тем, кто уже бьется долго. Ахейцам все сложнее бросать сюда новые силы. Пиратам приходится идти по телам убитых, и я вижу, как-то один, то другой разворачивается и бредет назад. Нет! Тут так нельзя! Громила в бронзовом доспехе рубит труса на глазах у всех и ведет вперед остальных, подняв над головой меч. С кого он все это богатство снял, интересно!

Сто шагов! Они дошли до отметки, которую я оставил самому себе.

— Труби! — ору я, и парнишка извлекает из рога протяжный, заунывный звук.

На крышах домов, окружающих дорогу, встали пращники, лучники и метатели дротиков.

— Великие боги! — выдохнул Абарис, который за сегодня лишь единожды полез в бой и был безжалостно вытащен мной оттуда. — Это и есть твоя тактика?

— Ага! — кивнул я, мысленно содрогаясь от ужаса.

А содрогнуться было от чего. Каменный коридор превратился в дорогу смерти, где свинцовые пули, копья и стрелы косили тех, кому не повезло там оказаться, словно траву. Только пахло тут отнюдь не свежескошенной травой. Страшный запах смерти стоял над городом. Тяжелый дух вывороченных кишок, человечьего дерьма и крови. В смерти нет ничего красивого, даже если эта смерть героическая. А ведь здесь и не пахнет героизмом. Людей избивают как скот, и вырваться из ловушки почти невозможно. Отсюда не убежать, слишком тесно. Тесно до того, что на отдельных участках живые, убитые и раненые, застрявшие при бегстве, стоят на месте, не в силах шевельнуться. Их бьют сверху, в упор, а от стены до стены всего шесть шагов, заваленных телами раненых и убитых. Мы тоже несем потери. То пращник, то лучник, сраженный стрелой, падает вниз, прямо на подставленные копья. А порой даже камень, брошенный рукой отчаявшегося бедолаги, разит не хуже железа. Нам слишком дорого дается этот бой. Человек сорок уже убито, еще столько же ранено.

— Господин! Они обошли нас! — прибежал пельтаст, патрулировавший периметр. — Сзади залезли. Парни еще держат то место, но скоро их сомнут.

— Труби отступление! — крикнул я, и над полем боя разнесся прерывистый вой бычьего рога. Мы отходим за ворота.

— Абарис! — крикнул я. — Притащи мне пленных, человека три-четыре. Но только таких, кто на своих ногах уйти сможет.

— Сделаю! — крикнул тот, утирая пот со лба. Он снял шлем, подставив ветру голову, которую беспорядочно облепили мокрые волосы. Длинный бронзовый меч опущен к земле, а по его лезвию стекают капли крови, без остатка впитываясь с сухую, каменистую почву.

Мы с ним все же полезли рубиться с ахейцами, когда потеряли треть личного состава фаланги. Линоторакс — штука хорошая, но все равно, лицо, шея и руки остаются открытыми. И есть он пока не у всех, так что у нас и выхода не осталось. Закованный в бронзу воин — это почти что танк. Ножи и копья скользят по его блестящим бокам, и он разит направо и налево, оставаясь неуязвим. Меня сегодня стрелы и копья обошли стороной, а вот Абарису пропороли кожу на шее, чудом не задев сосуды. Рана уже едва кровоточит, но выглядит мой полусотник жутковато. Его доспех густо залит кровью, своей и чужой.