Борис Толчинский - Боги выбирают сильных
Впрочем, я находила в этой новости свою отраду. Во-первых, отец больше не стоит у меня на пути, он устранился. Дамоклов меч возможной отставки Тита Юстина, довлевший надо мной, наконец сорвался. И во-вторых, если заговорщики спешат, торопятся, суетятся сообщить мне о моем сенаторстве, это значит, они меня по-прежнему боятся. Меня, заключенную в ловушке Астерополя, отрезанную от Большого Мира, — боятся!
Что ж, я их не стану разочаровывать. И милостей богов не стану ждать. Я поняла, что должно делать.
— Возвращаюсь к Ларгию Марцеллину; полагаю, он знает больше.
Благословите меня, святая мать.
Стариковские глаза заглянули в меня проницательным взглядом.
— Ты не нуждаешься в моем благословении, София. Но я буду молиться за тебя.
— Молитесь, ваше высокопреосвященство, и боги да услышат вас!
Молись, старая, мысленно прибавила я, тебе больше ничего не остается, кроме как молиться. И ты права: не надобно мне ничье благословение. Риши освободили меня, я вольна делать все, что подсказывают мне душа и разум. Я буду действовать!
Я попрощалась с князем Луцилием и матерью Анастасией и вернулась в резиденцию губернатора. Референт немедленно пропустил меня в кабинет.
— А-а, это снова вы! — усмехнулся Ларгий. — Должно быть, вы пришли поздравить меня с очередной победой сына.
— Уже?
— Вы узнаете новости последней, княгиня. Час тому назад сенаторы поддержали Корнелия как первого министра. За него проголосовали сто шестьдесят три сенатора, то есть три четверти всего состава!
Я слушала Ларгия и думала: сколь справедливы риши в своем стремлении подвергнуть испытаниям мою страну. В этой стране сто шестьдесят три князя и княгини, потомки Фортуната, вместо того чтобы осудить переворот, вместо того чтобы разобраться, выслушать обе стороны, торопятся усадить главного заговорщика в кресло правителя страны! Три четверти Сената… Я и не предполагала, что у меня столько врагов.
После такого впечатляющего триумфа в Сенате дядя обязательно пройдет и через Плебсию. Если я не совершу чуда.
— Я пришла предложить вам сделку, князь.
Ларгий постарался скрыть свое удивление.
— Предупреждаю, княгиня, вы потеряете время, пытаясь перехитрить меня. Мое последнее слово изречено: вы не улетите из Астерополя.
— Вы умолчали о циклоне. Почему вы хотите, чтобы я ненавидела вас?
— Вы принесли несчастье многим людям.
— И что же? Вы надеетесь оттянуть мой гнев на себя? Желаете пострадать во имя сына?
— Я не собираюсь вести с вами философские беседы, — сумрачно вымолвил Ларгий. — Если у вас есть что сказать, говорите, если нет, оставьте меня. Апартаменты, достойные княгини, логофета и сенатора, ждут вас.
— Они мне не понадобятся. Я улетаю в космополис.
Бескровные губы тронула ухмылка раздражения.
— Как вы улетите? На помощь призовете своих подруг крылатых гарпий?
— Я улечу на самом быстром моноплане, какой найдется в вашем аэропорту.
— Дьявол!.. Вы никуда не улетите!
— Дослушайте сначала. Кто я и кто вы, чтобы решать за богов? Предлагаю вам сделку. Вы позволяете мне вылететь в Темисию, а я… я либо сгину в вихре циклона, либо долечу. Это решат боги. Вам ясно, князь?
Он молчал, уставившись на меня, как на призрак, и переваривал сказанное мной. Наконец он очнулся, конвульсивно дернул головой…
— Это безумие. Вы погибнете. Циклон уже над Ливией. Я могу показать вам последние сводки.
— Не нужно. Я вам верю. Позвольте мне сделать то, что я наметила.
Для вас это лучший вариант во всех случаях. Если я долечу, то все равно не успею помешать Корнелию. Если погибну, тем более: из царства Прозерпины нет возврата.
— Вы лжете. В ваших словах обман!
— Обмана нет. Клянусь кровью Фортуната, я не пытаюсь одурачить вас. Дайте мне моноплан, и я вылечу навстречу своей планиде.
— Нет, нет, нет! Я не могу позволить вам погибнуть.
— Это не в вашей власти, — усмехнулась я, вложив в свои слова все превосходство дерзости над трусостью. — Если вы не согласитесь с моим предложением, я лишу себя жизни в вашем городе, и кровь дочери Юстинов падет на вашу голову.
— Вы предлагаете мне ультиматум!
— Называйте, как хотите, князь. Итак?
— Неужели власть вам дороже жизни?!
— То, что ждет меня в Астерополе, нельзя назвать жизнью. Повторяю, мою судьбу определят боги. Судьбу любого человека. A morte omnes homines tantundem homines[68]. Итак?
— Знаю. Запишите, что моноплан летит на север, в Элиссу. В Элиссу можно?
— Но вы не полетите в Элиссу!
— Я полечу в Темисию.
— Не понимаю! Где вы найдете такого пилота, который согласится лететь навстречу смерти?
— Этот пилот перед вами, князь. Другой не нужен мне.
— Что?! Вы умеете управлять монопланом?
— Дочь Юстинов должна уметь все!
Ларгий закрыл лицо руками, и я услышала:
— Это правда: вы удивительная женщина, княгиня София. Вы способны внушить уважение даже ненавидящим вас… Но я не могу исполнить вашу просьбу… ваш ультиматум. Если вы погибнете, будет расследование, и оно установит, что я сознательно отправил вас на смерть — мне это выгодно, как вы сказали!
— Трус, жалкий трус! Алчете моей смерти и не решаетесь сделать полшага навстречу своей мечте.
— Нет, я не трус… Я думаю о сыне. Отец не должен тень бросать на сына.
— Ну хорошо. Тогда я украду моноплан.
— Украдете?!!
— Разумеется. И вся ответственность ляжет на меня. Вы ничего не знали. Я требую от вас лишь указать мне подходящий моноплан. Предупреждаю, он должен быть исправным. Вы же не хотите, чтобы я погибла, не встретившись с циклоном!
— Зачем я слушаю вас, — простонал Ларгий, — вы или безумны, или слишком велики, чтобы я мог понять! Надвигается ночь, над Ливией бушует страшный вихрь, а вы желаете лететь во тьму, навстречу верной смерти! На вашем лице я не вижу страха. Вы готовы бросить вызов властительным богам; что это, если не ересь?!
— Мне нравится неистовый полет вашей фантазии, — рассмеялась я.
— Еще немного, и вы придете к выводу, что я заслуживаю смерти!
— Простите меня, — прошептал он. — Клянусь кровью Фортуната, если бы не этот циклон…
— Знаю, князь, знаю. Вы не такой злодей, каким хотели бы казаться.
Но и этот циклон не остановит меня. Пожалуй, нам самое время обговорить детали плана…
***
148-й Год Симплициссимуса (1787), вечер 11 января, канал спецсвязи между дворцом Малый Квиринал в Темисии и резиденцией губернатора Астеропол.
— …Как ты сказал, отец? Ты сказал: «Она улетает»?!
— Я подумал, что…
— Тебе не нужно было думать! Всего лишь задержать ее! Разве это сложно?! Тебе и боги в помощь!
— Корнелий, это нехорошо… ты поступил с ней не как князь.
— Иначе невозможно! Где она?
— На взлетной полосе, наверное…
— «Наверное»?!! Немедленно останови ее! Как хочешь, но останови!
— Я думаю…
— Заткнись, отец! Это приказ! Останови ее!
— Ты мне приказываешь, сын?
— Да, забери меня Эреб, приказываю! Зачем, по-твоему, я вырвал у судьбы трон первого министра?
— Поздно, сынок. Она взлетела. Я это вижу в окне. Красиво летит!
— Верни ее, отец. Что хочешь делай, но верни. Вышли за ней военную эскадрилью…
— О чем ты говоришь, Корнелий? У меня нет полномочий!
— Во имя всех перунов Зевса! Какие тебе нужны полномочия?! Я их тебе предоставляю! Бери, какие хочешь, только верни ее!
— Не понимаю, что с тобой творится, сын… на тебе лица нет!
— А что тут понимать, отец! Я люблю ее, люблю без памяти, я не смогу жить без нее! Теперь понимаешь?!
— Это бред какой-то… Она и тебя околдовала!
— Значит, и тебя, отец? О, какая женщина!
— Корнелий, послушай меня. Послушай внимательно. Если она спасется, она тебя погубит. Я не буду высылать за ней эскадрилью.
— Отец, я повторяю по слогам: «Я. Не. Смогу. Жить. Без. Нее». Если не будет ее, не будет и меня. Ты — этого — хочешь?!!
— Вы безумны оба, она и ты! Heu, heu, me miserum![69] Воистину, настали времена, когда один безумец у другого оспаривает власть в державе Фортуната! Опомнись, сын: она тебя погубит!
— Пусть, пусть, пусть! Верни ее, отец. Что хочешь делай, но верни!
— Я попытаюсь, сын…
Глава тридцать восьмая,
которая могла бы оказаться последней
148-й Год Симплициссимуса (1787), ночь с 11 на 12 января, воздушное пространств.
Из воспоминаний Софии Юстины
…Я неслась в ночи, выжимая из этой маленькой железной птицы скорость четыреста герм в час. Увы, на большее она не была способна… Последний раз я сидела за пультом моноплана два года назад. К счастью, навыки не забылись. Машина была послушна мне; она еще не знала, что нас ждет.