Андрей Дай - Без Поводыря
— Иван Давидович образец отцовской мудрости, — ничуть не кривя душой, признал я. — И, коли вам это действительно интересно, был бы рад, если бы моими побочными делами занимался такой очаровательный комиссар. Тем более что, сам я, в силу своего возвращения на государственную службу, ими заниматься уже не должен.
— Кто же это делал, пока вы служили здешним начальником? — удивилась Надя. — Что же касаемо вашего возвращения, это мне уже известно. Сашенька Куракина уже успела мне все пересказать… вкратце. Вас можно поздравить с повышением в чине, Герман Густавович? Мой батюшка получил третий класс только на пятидесятый год беспорочной службы…
— Я слышал, что прежде чины давали менее охотно. Зато признайте, Наденька, Иван Давидович не обижен другими выражениями признания его заслуг. Я имею в виду ордена.
— Ну что вы, как маленький, — изогнула она губы в понимающей улыбке. — Вздумали с папой меряться заслугами? Оставьте. Ныне вам благоволит наследник Императорского престола, и ежели вы его не разочаруете, ваше будущее может вызывать только зависть иных, не таких активных и трудолюбивых господ. Однако, сударь, вы меня удивляете. Как же можно доверять ведение своих дел кому‑то иному? Это ведь, по меньшей мере, опасно…
— Вы хотели сказать — неумно?! — расшифровал я ее иносказания. — Я бы предложил вам, Надежда Ивановна отправиться моим поверенным к управляющему Томским Промышленным банком, господину Мартинсу, Гинтару Теодросовичу. Пока я в некотором роде отсутствовал в Томске, именно он занимался моими финансами, а теперь, я бы хотел, чтоб эту обязанность взяли на себя вы.
— Уместно ли будет…
— Ах, оставьте, Наденька, — поморщился я, верно ее поняв. Так‑то она конечно была права. Молодой, незамужней девушке отправиться в кабинет директора банка несколько неприлично. — Неужели вы думаете, я позволю вам ехать в логово этой акулы капитализма одной?! Конечно же, с вами будет…
— Как вы сказали? — вскинулась дочь грозного кригскомиссара в отставке, члена Военного Совета Империи. — Акула капитализма?
— Ну да. Именно так.
— Надо же, — покачала головой девушка. — Кто бы мог подумать! Никогда бы не поверила, если бы не слышала этого сама! Наш идеалист и реформатор, как оказалось, знаком с романами мистера Теккерея! Признаюсь, меня тоже восхитила уместность этого нового, им изобретенного, термина… У нас в вами, милый Герман, много больше общего, чем мне прежде казалось! И я несказанно этому рада. Было бы печально, волею родителя, выйти замуж за недалекого, ограниченного крючкотвора и интригана!
Мать моя — женщина! Это она была такого обо мне мнения? Ничего же себе! Я ее романтичной дуррой считал, а она меня тупым чинушей?! Да еще и интриганом, в придачу. Вот, блин, и поговорили.
А причем тут какой‑то мистер Теккерей я тогда и вовсе не понял. Так‑то имя вроде знакомое, где‑то, что‑то слышал. Но что этот американец наваял, чем знаменит — понятия не имел. И словечко это — «капитализм» — прежде считал изобретением герра Маркса. Блеснуть хотел удачным словосочетанием, а оно вон как вышло…
Благо продолжения темы не последовало. Надежда разложила реквизированные в кабинете бумаги поверх одеяла, уселась рядом, и стала с пристрастием меня допрашивать. Это что, и какова моя там доля. И где документ, который это мог бы подтвердить? Сколько у меня этого, сколько того, и как часто распределяется прибыль? Дотошная дамочка оказалась. Я уже и сомневаться стал — такой ли уж ее отец датчанин, как утверждает, и настолько ли ее мать обрусела, как это принято считать?!
Я рассказывал и объяснял. Мне и самому оказалось полезным напрячь память, и припомнить различные нюансы договоров с различными людьми. Девушка хихикала над моими, надеюсь действительно смешными, эпитетами моим деловым партнерам, но что‑то там себе помечать в блокноте не забывала.
Потом в спальню робко прокрался Миша, с известием, что прибыл господин Цыбульский, и просит его превосходительство уделить ему время. Велел переставить стулья и звать золотопромышленника. Знаете, как забавно было наблюдать осторожничающего в присутствии незнакомой девушки богача! Какие выверты Великого и Могучего звучали из его уст, в попытке завуалировать сведения, о которых черным по белому было написано в лежащих на коленях Наденьки бумагах! Я наслаждался! Имел же я право на маленькую месть людям, бросившим одинокого раненного, ради пышных церемоний встречи нового западносибирского наместника!
— Вот и думаю ныне, Ваше превосходительство, куда же мне теперича людишек‑то отправлять? Вроде и деньги на розыск есть, и горы Алтайские куда доступнее стали, а решиться не могу.
— Ну по Пуште пусть поищут, — с показным равнодушием выговорил я. — Речка такая есть. Кажется, в Лебядь впадает… И по Ямань–Садре еще. Это там же.
— На чертеже показать не изволите ли? — засуетился достать из внутреннего кармана кафтана карту, тем не менее, не забывая искоса поглядывать на Мишу с Надей, Захарий Федорович.
— Извольте, — легко согласился я. — Вот здесь. Прииск Царе–Александровский видите? А вот здесь — ищите!
— Вот так, просто? — вскричал золотопромышленник.
— Ну да, — вынужден был согласиться я. — А что тут такого? Будто бы…
— Мы с Михаилом… — начала мадемуазель Якобсон, и взглянула, не без гордости за такого удивительного меня — конечно, на секретаря.
— Михайловича, — словно зачарованный, подсказал Карбышев.
— С Михаилом Михайловичем посетим вас, господин Цыбульский, дабы оформить участие в новых приисках. Условия, надо полагать, те же?
— Да, конечно, — выпучив глаза, тряхнул бакенбардами тот.
— Значит, как и прежде, тринадцать процентов, — вбила последний гвоздь Наденька. — Отлично! Вы отправите изыскателей этим же летом?
Гости ушли сговариваться, когда именно следует встретиться для оформления бумаг, в гостиную. Потом Надежда Ивановна, решившая не откладывать ревизию собственности будущего мужа на потом, с Карбышевым уехали к Гинтару. А я остался размышлять о том, какой же все‑таки вышел сегодня удивительный, полный приятных неожиданностей, день! И пусть в мою жизнь вторглась эта странная, романтично–прагматичная девушка, я все равно считал, что все теперь у меня будет хорошо.
Глава 8 - Гранд Политик
С точки зрения матерого бюрократа начала двадцать первого века, гражданская часть Главного Управления Западной Сибири была устроена, по меньшей мере — странно. А, если начать называть вещи своими именами, так и вовсе — по–дурацки! Бестолково и невнятно.
Полагалось, будто бы все чиновники, всех входящих в наместничество губерний должны исполнять предписания какого‑то виртуального Совета, в который входили представители четырех основных гражданских министерств. Естественно МВД, Министерства Юстиции, Народного Просвещения и Финансов. Эти, так называемые — советники, назначались руководителями своих ведомств, имели высокие чины — не меньше статского советника, и собственно наместнику подчинялись постольку поскольку. И, что самое печальное, каких‑либо должностных инструкций, или хотя бы четко очерченного круга обязанностей у этих господ не существовало. Общие фразы, вроде «исправлять надзор» меня совершенно не устраивали. Хотя бы уже потому, что знал со всей достоверностью — никакой власти провести даже примитивную инспекцию эти представители не имели. На их запросы губернские чинуши отвечали неохотно, чуть ли не из жалости, а предписания прямиком отправлялись в архивы.
Большинство из этих господ очень быстро начинали понимать, что должность ими занимаемая является хорошо оплачиваемой из казны синекурой, и переставали донимать присутствия своими придирками. Некоторые, особо активные и совестливые, принимались изобретать себе какое‑то применение, и брались за любой прожект, лишь бы не сидеть без дела. Единицы, и вовсе переставали являться к месту службы, полностью посвятив свое время какому‑нибудь бизнесу.
Естественно фамилии всех четверых министерских представителей были мне отлично известны, вкупе со слухами о характере их настоящей, а не декларирующейся, деятельности. И если господина Спасского из МинЮста мое назначение его прямым начальником должно было по настоящему пугать, то того же чиновника из МВД, действительного статского советника, Александра Степановича Воинова я искренне уважал. И всерьез полагал, что мы с Воиновым непременно поладим.
Сотрудник Министерства Народного Просвещения, профессор Попов так увлечен переводами Священных писаний на монгольские языки, что ни о какой деятельности на ниве просвещения и речи идти не может. Благо на это решил тратить свое время тот самый Воинов, успевающий и гимназии с училищами инспектировать и новые открывать.
Юрий Петрович Пелино в бумагах числился представителем Минфина, но занимался почему‑то надзором за тюрьмами, пересыльными острогами и каторгами. А еще интригами против Тобольского губернатора Александра Ивановича Деспот–Зеновича. Что‑то они там все поделить не могли…
