Андрей Дай - Без Поводыря
Михаил Григорьевич называл и имя штабс–капитана Генерального Штаба, которому удалось бежать из плена и добраться до лагеря у стен Джизака, и принести известия об обширной английской военной помощи эмирату. Только я фамилию того отважного офицера подзабыл. Надеюсь, командование по достоинству оценило этот его подвиг…
К началу апреля войска вернулись к своим зимним квартирам, а генерал–майор Черняев получил предписание передать командование Дмитрию Ильичу Романовскому, и спешно следовать в Санкт–Петербург.
В апреле полыхала уже на всей протяженности русско–бухарской границы. А в мае Бухарский эмир официально объявил Российской Империи священную войну — джихад. Исправляющий должность воинского начальника Туркестана, генерал–майор Романовский немедленно запросил подкрепления. Он еще не знал, что три, из четырех, прибывших с новым наместником Западной Сибири и Туркестана полков были уже на подходе к Верному.
— Прибывшие с вами, Ваше высочество, войска должны как‑то исправить ситуацию?
— Да–а-а. Здесь мы не можем допустить и тени сомнения… Впрочем, это не важно. Вы, как я понимаю, принимаете наше предложение?
— Почту за честь, Николай Александрович, — я тоже умею понимать намеки. Если о военных планах мне знать не положено, так и не зачем пробовать. Не скажу, будто бы совершенно не интересно. Просто — всему свое время. Все тайное рано или поздно становится явным.
— Вот и славно, — неожиданно искренне, обрадовался наследник. И переглянулся с супругой.
— Только, Ваше высочество? А как же быть с жандармским расследованием? Я ведь до сих пор, в некотором роде, обвиняюсь в государственных преступлениях. И мои люди…
— Я уже было решил, будто вы не спросите, — весело рассмеялся теперь уже мой прямой начальник. — Не волнуйтесь, Герман Густавович. Расследование прекращено, а дело отправлено в архив. Вам, с вашими помощниками, более ничего не грозит.
— О! Благодарю! Это замечательный подарок, Ваше Императорское высочество!
— Ну что вы, — отмахнулся молодой принц. — Это пустяк. Не мог же я, представитель Государя в этих землях, доверить все гражданское правление какому‑то заговорщику и сепаратисту. Некоторые…
— Приверженцы традиций, — подсказала Минни, едва только заметила малейшее затруднение с подбором эпитетов в речи мужа.
— Вот–вот. Эти убеленные сединами приверженцы традиций могут нас не понять. Станут еще болтать… А кто‑то ведь и станет слушать…
— Володя? Рескрипт, — тихо, будто бы чтоб не помешать супругу, попросила Дагмар у адъютанта.
— А вот это, — протягивая руку в сторону князя, мигом сориентировался Великий князь. — Действительно подарок.
— Что это? — щурясь, как слепец, пытался разглядеть я плывущие перед глазами буквы. — Простите, Ваше высочество. Потрясение столь сильно… И доктор… Он пока запрещает мне читать.
— Позвольте мне? — жалобно попросил, выглянув из‑за широких плеч Барятынского, Миша Карбышев.
— Да–да. Прочти, пожалуйста.
Секретарь осторожно, как величайшую ценность, кончиками пальцев, принял документ, украшенный императорской печатью, прокашлялся и замер, побледнев. Его брови взлетели так, словно бы он увидел в тексте царского повеления вынесенный ему лично смертный приговор.
— Герман Густавович, — почему‑то шепотом, наконец, сказал он. — Здесь сказано, что наш Государь Император, Александр Второй Освободитель, сим дозволяет акционерному обществу «Западносибирская железная дорога» начать строительство согласно проведенных изысканий. И повелевает: «проложить путь железный, со станциями от четвертого до первого класса, на всем протяжении из Красноярска, до Тюмени, с заходом в виднейшие города и поселения».
— Наш Государь, Миша, — безуспешно пытаясь унять бьющееся, как дикая птица в клетке, сердце, выговорил я. — Весьма разумен и мудр. Это поистине судьбоносное для востока страны решение! Начало великого, транссибирского пути, который свяжет два великих океана!
— Ха! Нихренаж себе… — выдохнул, под дружный хохот всех моих гостей, бравый Владимир Барятынский.
— А я вам говорил, Володя. Дайте этому Лерхе палец, он непременно постарается откусить руку по локоть, — утирая слезы из уголка глаза, сквозь смех, выговорил Никса. — Погодите, наш Герман еще и в Пекин свою чугунку протянуть пожелает!
— Эх, — горько вздохнул я. — Ваши слова, Николай Александрович, да Богу в уши бы! Как было бы здорово…
Чем, естественно, вызвал новое обострение хорошего настроения у всех присутствующих. И пока гости смеялись, жестом подозвал растерянно выглядевшего Карбышева, и прошептал ему на ухо несколько слов. Тот аккуратно, как бомбу, положил царский рескрипт мне на одеяло, и вышел из спальни.
— Коли так, Ваше высочество, то и у меня будет вам подарок, — втиснулся я в первую же образовавшуюся паузу. — Только прежде, позвольте вопрос? Скажите, что теперь будет с горным правлением?
— Это вы к чему? — в один миг вернув серьезное выражение лица, нахмурился Николай.
— Я, Ваше Императорское высочество, желал бы видеть в вашем краю порядок и единообразие в управлении. В Томске, смею надеяться, уже удалось покончить с разного рода злоупотреблениями…
— Да–да. Этот ваш Фонд! Наслышан. И дозволяю расширить это благое начинание на прочие области и губернии наместничества. Подготовьте потребные документы, я подпишу.
— Это хорошо, — кивнул я. — Однако же, деятельность Барнаульских начальников…
— Летом там примется за работу особая сыскная команда. Жандармы и чины контрольной палаты. Вы довольны?
— И это хорошо, — вынужден был признать я, наблюдая, тем не менее, явное неудовольствие на лице начальства. — Значит, есть все‑таки шанс, что какая‑то часть горных инженеров окажется свободной от исправления должности гражданских чиновников.
— Вполне может статься, — не слишком, впрочем, решительно согласился царевич.
— Тогда мой подарок непременно окажется к месту, — разулыбался я. И Миша вернулся так вовремя!
— Вот мой ответный подарок, Николай Александрович, — указал я на серый неряшливый булыжник, который Карбышев пристроил у меня на постели.
— Что это? — даже слегка привстав от любопытства, удивленно спросила Дагмар.
— Это, Ваше высочество, серебряный самородок. В этом камне — не меньше трети чистого серебра. Изрядная часть свинца и меди, а остальное — пустая порода. И большая часть найденного моими людьми месторождения — необычайно, знаете ли, богатого — возлегает прямо на поверхности. Там даже слишком уж глубокие шахты рыть не придется.
— И сколько же, вы полагаете, можно там за год добывать?
— Думается мне, никак не меньше тысячи пудов уже очищенного металла. Предполагаю — даже существенно больше.
— По меньшей мере — миллион рублей, — кивнул цесаревич. Протянул руку и взял с одеяла камень. — Так вот о чем она говорила…
— Кто? — мне даже показалось, что я неверно его расслышал.
— Эта ваша… Сумасшедшая. Как ее там…
— Мы днями посещали Алексеевский монастырь, — от волнения в речи Дагмар прорезался резкий, скандинавский акцент. — И у входа нас остановила эта… женщина.
— Домна Карловна? — уже зная ответ, все‑таки спросил я. — Она вам что‑то подарила?
— Она сказала… Эта юродивая…
— Она говорит по–французски, — вскинув брови, перебил жену Никса. — Представляете! Нищенка совершенно легко говорит по–французски!
— И по–немецки, — обрадовал я его. — Она обычно что‑то дарит.
— Эта ваша…
— Домна Карловна, — напомнил я.
— Мадам Домна, пообещала, каждому из нас по подарку. Сказала, что все получат желаемое, и что мы верно сделали приехав в Сибирь. Минни она обещала…
— Гм… Она заявила, что здесь у нас родится будущий император, — слегка порозовев от смущения, улыбнулась Дагмар. — А Никсе она напророчила… Ваша юродивая сказала, что он здесь перестанет болеть.
— И еще, она заявила, что наибольший подарок преподнесет нам здешняя, сибирская земля, — нежно пожимая руку жены, улыбнулся наместник. — Судя по вашим лицам, господа, я начинаю подозревать, будто бы прежде все ее прорицания сбывались?!
— Именно так, Ваше Императорское высочество, — поклонился Карбышев.
— Мистика какая‑то, — крякнул князь.
— Именно — мистика, Володя, — согласился я. — Мне она тоже вещала. И знаешь, все именно так и свершилось.
— Но ведь это же славно, господа! — вспыхнули глаза молодой Великой княгини. — Слава Господу, она не обещала никакой беды. И о земляном подарке не солгала. Вот же он…
— Вы верно, Герман, берегли эту пещеру Али–Бабы для себя?
— Нет, Николай Александрович. Как я мог?! Да и не по силам мне этакое великое дело. Дорогу к «пещере» мы почти выстроили, но там ведь еще и люди горным наукам обученные нужны. И шахтеры, и плавильный завод…
— Тем не менее, я думаю передать вам десятую часть будущих акций нашего предприятия. Это будет справедливо.
