Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард
— Так точно, сегодня должна подойти четвертая сотня. Мы как раз планировали учебные манёвры.
— Вот и замечательно! Мы посмотрим на ваше учение. А далее вы со мной последуете в Пятигорск. По дороге, как раз, пообщаемся обо всём. Договорились?
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.
— Вот что, полковник, — смягчив тон, сказал Воронцов. — В походе, да и пока мы наедине, позволяю вам обращаться ко мне «Фёдор Иванович».
— Благодарю, Фёдор Иванович.
В этот момент к нам подошёл Веселов.
— Разрешите обратиться, ваше высокопревосходительство? Кулеш готов. Не изволите ли откушать с нами?
Мы переглянулись с генералом.
— Давайте ваш кулеш, если не жалко, — усмехнулся Воронцов.
— А чего его жалеть-то, — заулыбался Ерёма. — Мяса после боя хоть отбавляй, не пропадать же добру. Кашевары отварили, бульончик на славу получился. У меня кашевары — мастера первостатейные, можете не сомневаться!
— Ладно, хвастаться, — мягко остановил я его. — Накрывай стол.
— Слушаюсь! — Веселов лихо развернулся и побежал отдавать распоряжения, а в воздухе уже вкусно пахло дымом и горячей едой.
Кулеш подали в походных котелках, а на большом деревянном блюде красовалась отварная конина.
— Простите, Фёдор Иванович, у нас всё просто, по-походному, — извинился я за нашу скромную сервировку.
— Что вы, полковник! Я и не из такого ел. Начинал-то службу вахмистром в гвардейских уланах, каждую ступень прошёл, — разоткровенничался генерал.
Судя по тому, как энергично он, адъютант и капитан принялись за еду, гости проголодались основательно.
— Признаться, очень вкусно! Это из общего котла, господин полковник? — поинтересовался адъютант, откладывая ложку.
— Так точно. Вся сотня сегодня это ела, — пояснил я.
— В таком случае выражаю дополнительное удовольствие постановкой службы в вашем батальоне, — объявил генерал. — Остаётся лишь позавидовать вашим пластунам, Пётр Алексеевич. Благодарю за угощение. Теперь нам к своему биваку, нужно посмотреть, как там обстоят дела. Вечером, возможно, загляну. Вы не возражаете?
— Мы всегда рады вам, Фёдор Иванович, — сказал я, изобразив на усталом лице подобие радости.
Проводив гостей, собрался прилечь и немного отдохнуть. Размечтался.
— Командир, четвёртая сотня подошла. — сообщил Паша. — Они чуть далее встали. Там, это, генерал со своими со стороны глядят.
— Колоде довели, кто за ним наблюдает?
— Веселов всё разъяснил. Сделают всё красиво, командир. Да вон, сотник, идёт.
— Здравия командир! — Поздоровался Колода, с постным лицом.
— А ты, Фрол, чего такой не весёлый? — спросил я Фрола.
— Да вот, командир, расстроился от того, что всё веселье пропустил. — Рассмеялся Ерёма.
— А чего радоваться? Настоящий бой пропустил. Вона сколько настреляли. Хабар знатный взяли. Видел я табун на выпасе, — вздохнул Фрол.
— Ладно грустить. Сказали тебе, что командир корпуса присутствует.
— Не переживай, командир, бойцы службу несут как положено. — заверил меня Фрол.
— Завтра проведём манёвры по полной программе. Бойцов не напрягать. Делаем всё спокойно, без показухи. Дошло?
— Понятно, командир, за то не переживай. Тут такое дело. Генерал заприметил жеребца из трофеев. Серый в яблоках, трёхлетка. — С намёком посмотрел на меня Ерёма.
— Что, так хорош? — спросил я.
— Полукровка, но стати знатные, красавец. Генерал видать хороший лошадник.
— Ну ещё бы, генерал от кавалерии, старой закалки. Паша, найди Эркена или Аслана, спросим у них.
Генерал Воронцов наблюдал за развёртыванием вновь прибывшей пластунской сотни. Лагерь возводили быстро, в определённом и отработанном порядке. Всё делалось чётко, без малейшей суеты. Походная кухня уже дымила. Невольно бросалась в глаза разница между биваком его собственного сопровождения и лагерем пластунов — они принадлежали к разным мирам.
Рядом с генералом находились поручик драгунского полка, хорунжий и подполковник. Адъютант с ординарцем, как всегда, были неотлучно при нём.
— Надо признать, полковник Иванов — личность неординарная, — озвучил свою мысль генерал, глядя на лагерь и не обращаясь ни к кому конкретно.
— Безусловно, ваше превосходительство, личность, которую на Кавказе воспринимают неоднозначно, — подхватил подполковник. — Столь стремительный карьерный рост… и ведь несмотря на позорное изгнание из регулярной армии! Он всегда сторонился и светского, и офицерского общества. Даже женитьба на графине Васильевой не изменила к нему отношения. С этой графиней тоже какая-то тёмная история. А эти мифы о его похождениях, прямо легендарный герой! Понятно, что выдумки, — подполковник брезгливо скривился. — Его же собственные придумки, чтобы выделиться. Не зря же он прижился в этой казачьей вольнице. К тому же, поговаривают, полковник тесно связан с жандармским корпусом. Имеет именной, серебряный жетон, — сообщил подполковник, понизив голос до конфиденциального шепота.
— Неужели это правда? — удивился генерал.
— Так точно, ваше превосходительство! Был случай: во время работы судебной исполнительной комиссии, полковника арестовали за махинации с оружием и казёнными средствами. Но стоило ему предъявить этот жетон, как его моментально освободили.
Хорунжий, до этого момента терпеливо слушавший, не выдержал.
— Ты говори, подполковник, да не заговаривайся! Чего напраслину возводишь на полковника? То, что он уважаем на всём Кавказе — истинная правда. Любой здешний житель знает, кто таков Шайтан-Иван. Не чета вам, штабным армякам! Насчёт женитьбы его, всё было по чести. Графиня сама из Петербурга приехала, да чуть ли не сама его на себе и женила. А то, что он до полковника дослужился, так за красивые глазки атаман чин не присвоит! — возмущённо парировал хорунжий.
— Довольно, господа! — строго оборвал их генерал. — Подполковник, ордена, коими удостоен полковник, все, прошу заметить, с мечами! Не заполучить никакими происками. Они даются лишь за личную храбрость и доблесть. А превратить иррегулярное подразделение в столь боеспособное формирование — это дорогого стоит. Результаты его трудов мы видим воочию. Неприятие великосветским обществом, на мой взгляд, самая малая из неприятностей. Но то, что он превосходный командир и неординарная личность — факт неоспоримый. — Закончил спор генерал.
Глава 27
Констанция довольно быстро оправилась после родов. Материнское чувство, что зрело в ней все месяцы беременности, наконец обрело выход в безграничном обожании, которое она дарила своим детям. Довольный князь Юсупов при каждом посещении имения радовался столь лёгким родам дочери и здоровью внуков.
— Коста, ты так похорошела, что от тебя просто глаз не отвести! — восклицал он.
— Вы преувеличиваете, папенька, лишь для того, чтобы поддержать меня, — румянец покрыл щёки Констанции.
— Нисколько, моя дорогая. Из прелестной девушки ты превратилась в настоящую женщину, и сила твоего очарования стала поистине опасной. Ещё пара месяцев и ты сможешь вернуться к светской жизни. Боюсь, мне придётся просить у государя его лучших охранителей, чтобы они оберегали тебя от армии поклонников, — шутил князь, но в его словах сквозила доля правды. — Известие о твоём счастливом разрешении от бремени вновь всколыхнуло море слухов и догадок об отце твоих детей.
На лице Косты мелькнула лёгкая тень недовольства.
— Папенька, надеюсь, вы держите своё слово?
— Не сомневайся, дитя моё. Можешь быть совершенно спокойна.
Констанция с тревогой наблюдала за тем, как меняется её тело после родов. Процесс восстановления шёл медленно, и больше всего её пугала мысль, что изменения могут оказаться необратимыми. Особенный ужас вселял живот: сразу после родов он обвис сморщенным кожаным мешком, и Косту бросало в дрожь от мысли, что он таким и останется. С большим трудом кормилице и прислуге, видавшим виды женщинам, удалось убедить её, что время и терпение вернут телу прежнюю форму.