Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард

— Знатно пластуны навоевали. Под сотню положили. — С завистью сказал хорунжий. — это сотня из пластунского батальона Шайтан Ивана. Они тут на манёвры вышли вот и горцы случайно наткнулись на них. Сразу не разобрались с кем имеют дело, с дуру полезли на свою беду. Они и без нас тут делов наделали. Им не впервой сотней на три воевать. Бывало и от большего отбивались. Вы гляньте, ваше высокопревосходительство, на их вооружение и снаряжение. Пластун до восьми выстрелов в минуту может дать, по их правилам, против наших четырёх. От того и не может конница через такой плотный огонь прорваться. Ещё гранаты у них есть. У нас все про них знают. Так и попасть к ним служить, не каждого берут, испытания прежде пройти надо. А уж как горцы его уважают и пластунов, тута слов нет.

— И кто этот мифический герой? — язвительно бросил молодой поручик, адъютант генерала, бросая вызов суровой реальности Кавказа своим столичным высокомерием.

— Полковник граф Иванов-Васильев, — отчеканил хорунжий, и его взгляд, тяжёлый и недовольный, на мгновение остановился на адъютанте, словно припечатывая его к седлу.

— Кажется, нечто подобное я слышал в Петербурге. «Казачий выскочка»… Уж не тот ли это легендарный спаситель цесаревича? — переспросил генерал, полуобернувшись к своему подполковнику.

— Так точно, ваше сиятельство. Он самый.

— И что же никто не спешит оказать нам честь? Всё-таки не каждый день сюда генералы наведываются, — заметил Воронцов, и в его мягкой интонации явственно прозвучала стальная нотка.

— Сию минуту, ваше сиятельство! — адъютант, словно ошпаренный, рванул поводья и понёсся к лагерю. Вскоре он вернулся вместе с сотником, чьё обмундирование было испачкано дымом и пылью непарадной службы.

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! — голос сотника прозвучал чётко и громко, его прямой, испытующий взгляд сразу нашёл генерала. — Командир третьей сотни отдельного пластунского батальона, сотник Веселов!

В его осанке и глазах не было и тени заискивания.

— Здравствуйте, сотник. А где же ваш командир, полковник Иванов? — спросил Воронцов, слегка сузив глаза.

— Он занят, ваше высокопревосходительство.

— То есть как «занят»? — генерал откровенно опешил от такой простоты.

— Вы что, сотник, совсем разум потеряли? — Громыхнул подполковник. — Перед вами командующий Кавказским корпусом, генерал от кавалерии, князь Воронцов! Прикажите полковнику немедленно явиться!

— Э-э-э… Виноват, ваше высокоблагородие, но это уж вы без меня, — даже руки развёл Веселов. — Командиру в работе мешать — себе дороже. Ежели очень нужно, милости прошу, вы уж сами. Обождите немного. Он скоро освободится и явится. Или прибудет. Это уж, как вам будет угодно.

Воздух сгустился от неловкости. Свита застыла в немом ожидании, не смея даже перевести дух.

— Сотник, — первым нарушил молчание Воронцов, — чем же полковник занят настолько, что забыл о долге?

— Он опр… оперх… — Веселов нахмурился, с трудом выковыривая из памяти учёное слово. — Короче, раненому помощь оказывает. Лицо тому разворотило, вот командир и зашивает.

— Неужели он и во врачевании искушён? — удивление генерала теперь было неподдельным.

— Ещё как! Наш командир не одного раненого от смерти оттащил. Любого фелшара коновала за пояс заткнёт! Батальонный доктор у него, бывает, советы спрашивает, — выпалил Ерёма, и по его лицу расплылась круглая, бесхитростная улыбка гордости.

— Что ж… Это меняет дело, — после паузы произнёс Воронцов, и в его глазах мелькнуло нечто похожее на уважение. — Сотник, в таком случае проводите меня. Подполковник, разбейте лагерь на том берегу ручья. И сдвиньтесь правее, подальше от этого… поля.

Глава 26

Я закончил шитьё, перерезал нить. Под пальцами кожа раненого была холодной и липкой. Он лежал с закрытыми глазами, измученный до предела, но молчал. Терпел, как умеют терпеть только на войне.

— Вот и всё, пластун. Теперь, главное, молчи как партизан. Не смей смеяться — швы разойдутся. Дам тебе капель, чтобы поспать и боль унялась. Аслан, накапай ему десять капель сонного зелья в воду.

Я вышел из-под брезентового навеса, моргнул, привыкая к резкому свету. Вся спина затекла от неудобной позы. И будто из ниоткуда, возник Паша. В одной руке свернутое грубое полотенце, в другой сменная одежда. Молча повёл меня к ручью. Я с наслаждением скинул полёвку, сбросил с плеч рубаху, и снова, и снова поднимал к лицу ладони, полные холодной воды. Потом повернулся спиной: Паша вылил на меня воду из котелка. Ледяные струи побежали по позвоночнику, смывая пот и усталость. Он протянул полотенце.

Пока я вытирался, за спиной бесшумно, как и положено пластуну, материализовался Савва.

— Докладывай, — сказал я, не оборачиваясь.

— В лагере сам командующий корпусом, генерал от кавалерии князь Воронцов. Инспектирует укрепления. С утра выехал из Грозной.

Савва сделал паузу, давая мне это осмыслить, затем продолжил тише:

— А дальше — интереснее, командир. Та банда, что на нас нарвалась… В три с половиной сотни, сидела в засаде. Ждала какого-то генерала. Чтоб напасть и прикончить. — Савва смотрел мне в глаза, проверяя, понимаю ли я смысл сказанного. — Пленные проговорились. Один скончался, двое живых подтверждают.

— Так… — я медленно одел чистую рубаху и полёвку, собирая мысли воедино. — Значит, они знали, по какой дороге и когда поедет генерал. Знали, сколько с ним людей. А на нас вышли случайно.

— В точку, командир. Всё сходится, — Савва даже улыбнулся уголком рта, довольный тем, что я сразу схватил суть.

— Ладно, будем думать. Костя вернулся?

— Нет. Приезжал его посыльный. Костя ведёт осторожную разведку, вернётся с результатами, доложиться.

— Хорошо. Что ж, не будем заставлять высокое начальство томиться.

Привёл себя в более или менее человеческий вид и направился к фургону, под навесом которого Веселов устроил генерала с адъютантом и каким-то штабным капитаном.

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! Командир отдельного пластунского батальона, полковник граф Иванов-Васильев.

Воронцов поднял на меня взгляд. В его глазах читалась усталость, но и живой интерес.

— Здравствуйте, полковник, — он обвёл меня взглядом, рассматривая непривычное для него обмундирование. — К вам, я погляжу, просто так не попасть. А это что за обмундирование на вас и ваших пластунах? — Воронцов с нескрываемым интересом окинул взглядом мою походную форму.

— Это, ваше высокопревосходительство, полевая форма собственного образца. Погоны мы сменили на зелёные с чёрными кантами, чтобы не демаскировали лишний раз. Особенно офицеры, со всем блеском мундира. — разъяснил я.

— А это, что за ленты? — он кивнул на мою грудь, где вместо орденов красовалась скромная колодка.

— Колодка с орденскими лентами. В походе и в бою ордена только мешают, да и потерять награду — дело нехитрое. Уже бывали прецеденты. Вот и подстраховался, — ответил я.

— И что за ордена скрываются за этими лентами? — поинтересовался генерал, прищурившись.

— Орден Святого Георгия четвёртой степени, Орден Святого Владимира третьей степени, Святой Анны второй степени, Станислава третьей степени. Все с мечами, кроме Станислава. — скромно перечислил я.

— Однако, полковник, вы меня удивили, — генерал был впечатлён, покачал головой. — Это заслуживает уважения. Да и ваши пластуны достойны высшей похвалы. Действия сотни в бою поражают слаженностью и эффективностью. Отбить атаку втрое превосходящего противника с минимальными потерями — это достойно наивысшей похвалы.

— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство. Долгие тренировки, храбрость и доблесть нижних чинов и командиров — вот единственный залог наших успехов.

— Не буду спорить, вы абсолютно правы, — согласился Воронцов. — Я также заметил превосходное устройство лагеря. И ваша полевая кухня — загляденье! А у нас в войсках в основном артельное питание, а те кухни, что есть, никуда не годятся. Вам, полковник, придётся уделить мне время и подробно разъяснить устройство вашего батальона, тактические приёмы и элементы ведения боя. И многое другое. Давайте решим так: вы простоите здесь ещё пару дней?