Я уничтожил Америку. Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей

— Ну и чёрт с вами. Только если что — я вас не знаю и почти никогда не видел.

— Самое разумное, что вы сказали за весь вечер, — кивнул я и сунул свёрток обратно в авоську. — Всё в силе и наша ставка будет поставлена?

Я специально сделал упор на слове «наша». Уж если я знаю представителей еврейской национальности, то они никогда не упустят своей выгоды. А уж если речь идет про свои деньги, то могут пожертвовать всем и сделать всё возможное и невозможное для их увеличения.

К тому же я пообещал принести деньги и пообещал взять старого соседа с собой заграницу. Первое обещание я сдержал, так что у Семёна Абрамовича есть все основания полагать, что я сдержу и второе.

— Я поговорил с нужными людьми. Завтра отнесу деньги, и ваша ставка будет сделана. Конечно, на выигрыш такое бы вряд ли взяли, но вот именно на такой счёт… Знаете, если вы выиграете, то ставка увеличится в десять раз. Куда вам столько денег, Петя?

— Чтобы увести одного пожилого еврея из страны, — усмехнулся я в ответ. — Хотя и зря вы рвётесь зарубеж. Там вряд ли лучше, чем у нас.

— Но там же есть колбаса, там есть вкусные и полезные вещи. А также медицина… — проговорил сосед.

— Не в колбасе счастье, Семён Абрамович. Но, не буду вас уговаривать. Как только мы всё сделаем — мы сможем с вами выехать. И вы тогда поймёте, что даже среди большого изобилия вам будет очень сильно не хватать кусочка чёрного Бородинского с лучком и селёдочкой!

Сосед только грустно улыбнулся в ответ:

— Может быть и захочу, но… Мне бы вырваться отсюда. Меня тут всё душит!

Я вздохнул:

— Семён Абрамович, уверяю вас — вы живёте далеко не в самой худшей стране мира. Да, у нас есть некоторые проблемы, но мы с ними справимся. Уверяю вас — справимся. А если оставим всё как есть и просто умчимся в другие страны, то… То что останется после нас?

— А что должно после нас остаться, Петя? Только покосившийся памятник, да ржавая оградка? И то, скоро и этого удовольствия будет не получить.

— После нас останется память, — улыбнулся я в ответ. — И чем лучше она будет, тем светлее станут воспоминания. Ведь что помнят про людей? В основном плохое. А если хорошее, то будут только приводить в пример. Вот как делает Михаил — приводит вас в пример Макару. Что вы всегда вежлив и невозмутим. А будет ли подобное на новом месте? Вряд ли.

— А мне хочется верить, что на новом месте всё будет хорошо. Всё будет по-новому, — заулыбался в ответ Семён Абрамович.

Я похлопал его по плечу и в этот момент раздался звонок в дверь. Кого принесла нелёгкая? Ведь у остальных домашних есть свои ключи. Мы переглянулись, а Семён Абрамович тут же спрятал свёрток со стола в авоську, а саму авоську быстро положил под тощую подушку.

Всё одно убирать больше было некуда.

Да уж, паникёр ещё тот. Впрочем, в связи с происходящими вокруг меня танцами, можно было бы мне тоже прокачать хотя бы осторожность. Но я и так был осторожен по максимуму. Это перед Семёном Абрамовичем старался показаться этаким раздухарившимся героем, но на самом деле всё было просчитано и продумано.

Ну что же, деньги были «тщательно убраны», поэтому мне оставалось только принять нежданных гостей. Вернее, одного нежданного гостя.

На лестничной площадке стоял и смотрел на меня следователь Митрошин. Тот самый, который поздравлял меня и вручал Почётную Грамоту. Смотрел сумрачно, как будто прицеливался и прикидывал — как лучше мне зарядить в лоб?

— Добрый вечер, товарищ следователь, — произнёс я. — Несказанно удивлён вашему визиту.

— Можем пройти в вашу комнату, товарищ Жигулёв? — вместо приветствия произнёс он.

— Даже так? Ну что же, мне скрывать нечего. Пожалуйста, проходите, — я пропустил его мимо себя.

Ух, если бы следователь только знал, что на самом деле мне есть чего скрывать и это «что-то» находится всего в нескольких шагах…

Мы прошли в мою холостяцкую берлогу. Так как я сюда только приходил ночевать, то особых украшений и ремонта делать не стал. Всё оставалось примерно также, как при моём появлении здесь.

— Могу вам предложить чай, — сказал я и развёл руками. — Увы, кофе давно не выбрасывали, поэтому… Если вы голодны, то быстренько макароны с тушенкой сварганю.

— Не нужно, — покачал следователь Митрошин головой. — Я сыт и жажды не испытываю. У меня к вам есть всего несколько вопросов…

Он прошёлся по комнате, просканировал её профессиональным взглядом. Посмотрел на корешки книг. В общем, сделал всё то, что до него делал офицер КГБ. Похоже, эти действия были прошиты на подкорке сознания.

— Дык чего вы сами? Я мог и с работы отпроситься, если уж возникла такая крайняя нужда, — я придвинул стул к столу, смахнул с него мелкие крошки. — Вызвали бы к себе, чего зря ботинки стаптывать?

— Хотелось посмотреть, как вы живёте и вообще… — следователь неопределённо покрутил пальцем в воздухе. — Так что, вы готовы ответить или будете ждать вызова?

— Конечно же готов! — я едва не выдал пионерское приветствие.

— Что-то вы странно веселы для человека, который недавно отработал смену на заводе, — прищурился следователь. — Может, для вас норма стала слишком маленькой? Или вы работаете, спустя рукава?

— Ну что вы, наоборот — пашу как конь! Должен же я отрабатывать полученную Почётную Грамоту. Ведь на меня теперь равняются люди в сборочном цеху, — я чуточку утихомирил улыбку.

Следователь вздохнул. Вытащил сигареты, огляделся. А вот нету пепельницы! Я как решил завязать с сигаретами, так сразу же убрал все предметы, которые напоминали бы мне о курении.

— Секунду, — я кивнул, подорвался и выскочил в коридор.

Быстрая проходка до кухни, слышал, как скрипнула доска в комнате Семёна Абрамовича. Ну и скрипучий же у него пол. Надо будет намекнуть, чтобы хоть чем-нибудь смазал. На кухне взял консервную банку из-под бычков в томатном соусе. Игонатов бросать пока не собирался, поэтому дымил на кухне.

Хорошо хоть на кухне, а то потом в комнате всё пропитается этой дрянью и хрен её выведешь.

Я вернулся в комнату. Там уже дымил Митрошин, стряхивая пепел на пол. М-да, вот и старайся угодить товарищу…

Пепельница легла возле сигаретной пачки. Я даже демонстративно подвинул, мол, пользуйтесь.

— Так что у вас за вопросы ко мне, товарищ Митрошин? — спросил я, когда сигарета оказалась выкурена наполовину.

— А? Что? — очнувшись от своих мыслей спросил следователь.

— О чём вы хотели меня спросить, товарищ следователь? — проговорил я.

— Ах да… О вашем заявлении. Видите ли в чём дело… товарищ Жигулёв… Большинство из тех, кто назвал себя жертвой или свидетелем по делу картёжников, отказываются от своих показаний. Забирают заявления и говорят, что их никто не обыгрывал, а всё только показалось и что они наговаривают на честных и добрых людей…

Следователь снова замолчал, предоставив мне возможность додумать его слова.

А чего тут додумывать? Тут идёт явный намёк на то, что я должен не выбиваться из коллектива и тоже забрать заявление.

Ну Кантария, ну хитёр! Вот всё-таки откуда растут щупальца мафии. Где-то угрозами, где-то уговорами, а может быть где-то и физическим воздействием они подчищают концы и старательно разваливают дело племянника.

— Я не буду забирать заявление, если вы это хотите сказать, товарищ следователь, — твёрдо ответил я. — Повторюсь — вор должен сидеть в тюрьме.

— Вы так уверены? — Митрошин прищурился, и в его глазах мелькнуло что-то тяжёлое, словно свинцовая дрожь. — Дело-то, знаете ли, не такое простое. Тут и люди влиятельные замешаны, и обстоятельства… туманные.

Я посмотрел в окно. За стёклами медленно догорали лучи уходящего солнца. Догорали, как и остатки правды в этом городе — покраснеет, поблекнет, исчезнет без следа.

— Обстоятельства, говорите… — я усмехнулся. — А, по-моему, всё ясно. И обстоятельства эти самые что ни есть чистые. Только вот грязь под ними остаётся.

Следователь вздохнул, потушил о край пепельницы недокуренную сигарету.