Прорвемся, опера! Книга 4 (СИ) - Киров Никита

— Заберу, Маратыч.

— И там участковый трупешник привёз, глянь, есть криминал или нет, — он виновато посмотрел на меня. — А то Суходрищев орёт, типа, проглядели маньяка, поэтому велит теперь каждый труп смотреть на предмет удушения, вдруг ещё есть убийства в серии, а мы не видим. Вот надо даже тех, кто от синьки помер, смотреть. Но просто глянь для приличия, в рапорт я сам запишу.

Ну, генерал Суходольский такой и есть. Если бы Шухов стал генералом (а он не станет, это я знаю точно), то вёл бы себя именно так, а не иначе.

— Паха, погоди! — крикнул Толя из окна, когда я уже вышел на улицу. — Ща, выскочу.

Сан Саныч нетерпеливо тянул меня вперёд и поминутно оглядывался. Соскучился, давно не видел. И всё его теперь радовало, даже снег, который он кусал, ловя снежинки в воздухе.

Толя выскочил без шапки и сразу подбежал ко мне.

— Паха, — с видом заговорщика начал тот и огляделся. — Вот никто не в курсе, и я никому не говорю… но знаю, что у тебя есть бабосики. Слушай, будь другом, займи мне сто баксов. К Новому году отдам.

— Ну раз надо, — я полез в кошелёк на ощупь, не доставая его из кармана.

— Да привезли раньше одну штукенцию, а вот бабла нет, — виновато сказал Толик. — Думал, потом привезут, в январе, успел бы накопить.

Ну, Толян долги обычно отдаёт, тут я и не парился, хотя что ему там понравилось на целых сто баксов? Обычно на свиданки и подарки он много не тратит. Ну, раз надо, значит надо. Денег дал. Махнув ему рукой на прощание, я отправился по своим делам.

В морг я Сан Саныча заводить не стал, с такими запахами псу там делать нечего, оставил его посидеть у скамейки снаружи. А перед тем как заходить, заметил, что мимо стоящей рядом больницы очень быстро проехали старые бежевые жигули пятой модели, но увязли в снегу и забуксовали.

Номер запомнил по привычке — 52−27, а под лобовым стеклом был наклеен зелёный талон техосмотра, с большой цифрой 95. Хмыкнул про себя, попадутся гаишникам — огребут штрафов, просрочили на целый год.

Впрочем, предупреждать я их не собирался, а пока смотрел, как машина резко вырвалась из снежного плена и помчалась дальше. Идиоты, ещё врежутся.

— Ну что, эксперты невидимого фронта? — громко объявил я, входя внутрь. — Ваня, а где опять Ручка? Куда делся?

— Эх, — Ванька поднял голову от справки, потёр уставшие глаза и вздохнул. — Вчера он мне позвонил домой отсюда, как раз после того, как Тимофееву привезли, задушенную. Чай будешь?

— Можно, — я кивнул. — И что сказал?

— Что сдаётся санитарам, — судмед отложил написанный листок в сторону и подошёл к подоконнику, где стоял чайник. — Он бухает же, Паха, только выписался из наркологии, и давай каждый день квасить. И по секрету скажу — там он тоже квасил. Выбивал клин клином, и вот результат.

— Опять галюны пошли?

— Угу, — кивнул Ванька, держа чайник под краном и набирая воды. — И что характерно — те же самые. Песни на латыни, только молитвы. Он их даже запомнил. Вот, короче, уехал в наркологию, но в этот раз обещал не бухать, а по-честному лежать и откалываться. Посмотрим.

— И опять на тебя вся работа.

— Да не говори! — он ушёл в коридор, но голос хорошо доносился и оттуда. — Вчера выдернули, а сегодня с шести утра давай мне Конь звонить. Пока нет заключения, стал требовать справку предварительную о времени смерти Тихоновой. А как я её так быстро сделаю? — Ванька вернулся в кабинет. — Ну, допустимые временные рамки указал — всё, что мог в текущих условиях.

— Понятно.

Он убежал, а я остался в кабинете, поглядел справки, поискал копию по давно убитому Терентьеву. Хорошо, что она осталась, а то следак Димка хоть и бумагомарака, но теряет документы часто, поэтому мы с ним работаем по строгой описи, но тут кто-то упустил. Вообще-то все заключения эксперта по закону делаются в двух экземплярах, но Ручке на такие формальности часто было начхать.

— Кстати, там труп привезли, — Ванька зашёл в кабинет с парящим чайником и принялся разливать кипяток по кружкам. — Уже вскрыл, на гистологию и биохимию образцы нарезал, в область отправлю. Но по морфологическим признакам уже могу сказать, что там алкогольная интоксикация, палёной водяры мужик хлебнул. Но кто-то из ваших звонил, требовал удушения искать.

— Благодарю, как раз про это и говорили.

Из морга я пошёл к шалману, но бордель, уже накрытый бандой Сафронова (а кем ещё?), не работал и в ближайшее время работу не восстановит. Само собой, никто мне напрямую не скажет, но соседи радовались справедливости, мол, новый кандидат разбирается с их проблемами.

Знали бы они, кто он такой. И справедливости не видать, и я ничего не узнал, хотя хотелось пробить об этом Мишане побольше. Спрашивать информаторов смысла нет, он не «синий», а у меня все стукачи — бывшие зеки.

И у рынка я снова увидел бежевую пятёрку. Глаза она мне сильно мозолит, поэтому и отметил её себе, когда увидел снова. Или рожи сидящих внутри мне не нравятся — сам пока не пойму.

Встретить одну и ту же машину дважды в один день — для нашего города не такая уж и невозможная ситуация, город-то небольшой, но как опер такие странности я обычно подмечал. Правда, машина быстро уехала, морды внутри на меня даже не смотрели.

Я вернулся к ГОВД. На крыльце курил Кобылкин, кого-то ожидая, а в уазике с открытым окном сидели пэпсы и курили, обсуждая какой-то фильм. Недалеко от крыльца стоял батин москвич, значит, наконец-то смогу застать его в кабинете.

— Не он, значит, напал на неё? — сразу спросил Кобылкин, едва завидев меня.

— Нет, — я оглядел его с ног до головы. — Кто-то высокий и в маске. На Кащеева не похож, тот низкорослый.

— Как я высокий? — следак заржал.

— Не, ты выше Толяна, а она на нём показывала, говорила, что чуть ниже. И усы бы твои заметила.

— Слушай, Паха, — он отбросил окурок и потёр эти самые усы. Сразу стало видно старый шрам над губой. — Ну, слушай, харэ, давай работать совместно. Ведь если я прав, и Кащей всех душил, больше таких убийств не повторится, верно? Пока он сидит, убивать-то некому. Время покажет, что я прав… ну ты чё? — Кобылкин уставился на меня. — Вот всем говорю, все верят, а ты вот чё-то упрямишься.

— Да потому что есть одна зацепка, и она не укладываются в твою теорию, Гена. А я по опыту не люблю, когда какие-то шероховатости есть.

— Паха, ну вот ты…

Но наш разговор перебили безобразным образом.

— Э, заяц! — заорал какой-то мужик в шапке-ушанке, проходя мимо нас. На детских санках, которые он вёз за собой, лежала фанерная коробка, покрытая штампами почты. — Это ты, заяц? Не узнал, ха! Усищи-то отрастил! Ты чё, сюда переехал? А проставиться?

А, так это прозвище — Заяц. Но к кому он обращается? К следаку? Сан Саныч от криков заволновался и пару раз оглушительно гавкнул.

— Как ты сказал? — злобно спросил Кобылкин.

— Ты же это, Гена? — мужик засмеялся пьяным смехом. — А я смотрю, вроде Заяц наш…

— Так, старшина! — следак громко окликнул ппсников, курящих у в машине. — А чё тут пьяный ходит, голосит на всю катушку, общественный порядок нарушает? У вас чё, показатели по трезвяку уже выполнены?

— Да я ничё, — мужик с санками аж замер на месте. — Я ничё…

Старшина на эти крики вылез из уазика, недовольно посмотрел на следака, но пошёл проверять мужика.

— Так, ну-ка дыхни, — потребовал ппсник.

— Что-то жестковато, — вполголоса заметил я.

— А вот чтобы думать научился, — Кобылкин махнул рукой и пошёл к своей машине.

А мужика заломали и потащили в уазик, остались только санки с посылкой. Но кто-то из пэпсов подумал-подумал и затащил её следом в машину. Повезут мужика в трезвяк, потому что огорчил он следака старым детским прозвищем.

Не вовремя этот мужик решил вспомнить былое. Хотя хотелось бы узнать, что стряслось — любопытство опера сгубило, как говорится.

— Чё задумался, Паха? — Толя остановился рядом, шмыгнул покрасневшим от холода носом, поправил вязаную шапку и полез за куревом в карман новенькой тёмно-коричневой кожанки с меховым воротником.