Прорвемся, опера! Книга 4 (СИ) - Киров Никита
Говорок у ночной бабочки простоватый, не местный, у нас так не говорили, ещё сильно выделялось оканье. Смотрела нагло, без страха, хотя и с любопытством, явно пришла сюда впервые.
— Не отобрали, а изъяли украденное, — поправил я. — Не его это куртка была. Это на тебя напал, значит, маньяк? — спросил я.
— Мне-то ишо повезло, — протянула она. — А вот Светку-то порешил, гад такой, поганец, чтоб ему пусто было!
— Что ты об этом знаешь?
— Ничё не знаю, — затараторила она. — Светка говорила, её сосед шупал за жопу, а потом оказался маньяком, надо милиции сдавать. Я ей говорила, не вздумай заявление писать-то, а вон оно чё вышло-то! Освободился и порешил девку!
— Знала её?
— Ну-у, — протянула заявительница. — Так, немного, сигареты стреляли друг у друга да чай пили.
Я глянул заявление, которое мне принесли из дежурки. Лимонова Анастасия Фёдоровна, текст написан большими детскими буквами, писала о нападении.
— Она мне салон посоветовала! — Лимонова наклонилась ко мне и доверительно посмотрела на меня. — Татуировку сделать. Говорит, клиенты любят, когда татуировки есть, показать просят, можно деньги просить. А мне сделал тот криворукий обезьян на титьках, смотри, что вышло!
Она начала расстёгивать кофту, будто собираясь показать мне, что там изображено на груди. Толян аж привстал и вытянул шею, чтобы посмотреть.
— Не надо, за плохие татуировки мы никого не ловим и не садим, — успокоил её я, и она опустила руки. — Что вас так всех раздеваться здесь тянет… эх, ладно. Так что по нападению на тебя? Что там было?
— Так вот, иду на работу с обеда, отпросилась как раз, с собой же не взяла ничего опять, — она полезла в сумочку за сигаретами. — Иду назад, думаю, опять орать будут. Мне тогда выговаривали за это, — Лимонова достала зеркальце, — что если я опять на обеде сало буду есть с чесноком, они меня выгонят.
— Ну, — поторопил её я и сделал знак Толику, чтобы не вздумал хихикать.
— Снег валит, метель метёт, — она начала размахивать руками, будто хотела жестами показать мне вчерашнюю непогоду. — А с меня раз, и шапку ко всем хренам сдуло! Я за ней! Она по улице катится, а я за ней, никак догнать не могу, скользко ещё, я так шмякнулась пару раз на копчик. А она — хоп, и в подворотню закатилась!
— Дальше что? — я посмотрел на неё.
— Только нагибаюсь за ней, а тут хрясь! — Лимонова аж вскрикнула. — И меня кто-то сзади хвать за жопу. А я кричу: куда⁈ Не платил же ишо! А потом не смогла кричать, жутко стало… он меня за горло взял и давить начал…
— В перчатках он был? — уточнил я, вспомнив разговор с профессором.
— Не помню, — она замотала головой и стала говорить тише: — И держит так крепко-крепко. А потом повернул к себе и глядеть давай…
— Лицо разглядела?
— В маске он был и в очках, — Лимонова уже не произнесла толком, а прошептала это. — Как эти, бандиты-то ходят по телеку, в такой же маске, с дырками для рта и глаз. И на меня так пристально смотрит-смотрит, в глаза прямо. Смотрит и смотрит…
— И что потом? — спросил я.
— Да как толкнёт в стену-то! — обиженно произнесла она. — Я аж ударилась затылком и чуть не упала. А он убёг через дворы.
— Так… — я задумался. — Какого он был роста?
— Ну, — Лимонова задумалась. — Ну вот… ну вот как он, — она показала на Толика, тот как раз встал посмотреть в окно. — Ну, чуть пониже, может, не шибко только.
— Шибко пониже или не шибко? — язвительным тоном спросил тот.
— Ну, чуть пониже, может. В перчатках… да, точно, в перчатках был, в чёрных, замшевых… и в этой ещё, куртке чёрной, тоже с замши, с молнией. И ботиночки были, кожаные, с мехом!
— Усы были?
— Ну рот-то там был открыт в маске, а вот усов там нет.
У Кащеева чёрной куртки на момент повторного задержания не было, он был в том самом грязном ватнике, в котором мы его взяли в первый раз. И очков с маской при нём не оказалось, и щетина уже отросла. Но главное — он невысокий, а долговязый Толик — метр восемьдесят пять, и даже будь напавший чуть пониже — это всё равно будет слишком высокий человек, чтобы девушка могла так описать Кощеева.
— Не из-за чеснока же отпустил? — вполголоса пошутил Толян.
— А Светку-то жалко, — произнесла Лимонова, не услышав это. — А же на обед хотела бежать, а там снег пошёл. И она мне пуховик свой дала, мол, сбегай в нём, чего мёрзнуть-то? А то у меня только куртёха осеняя была, задубела бы.
— Ты что, была в другой куртке? — я тут же напрягся и переглянулся с посерьёзневшим Толиком.
— Да, в синем, он дома щас. Куда девать-то теперь, не знаю, нету больше Светки-то. Кому возвращать?
Та-а-а-ак, вот и связь. Кто-то следил за погибшей Тимофеевой в день её смерти, но спутал её с Лимоновой из-за одежды. А когда догнал и загнал в безлюдное место, посмотрел в лицо — и понял свою ошибку. Но отпустил, не стал ничего делать, и, возможно, отправился искать зеленоглазую девушку. Хотя они мало похожи, вернее даже, совсем разные.
Но это всё уже интереснее. А погибшая проститутка была без верхней одежды, когда мы её нашли. Кто-то её увёз, потому что сама она так далеко бы по такой погоде не дошла.
— А что ты слышала про нападение на ваш шалман? — спросил я.
— Ну, не знаю, меня-то там не было, на обеде же была, — Лимонова подняла глаза к потолку, вспоминая что-то. — Говорят, какие-то спортсмены напали, всех побили. Я пришла, уже закрыто было. Сказали, пока работать не будем, дома велено ждать, но чтобы сами ничего не промышляли, а если придётся, то чтобы все деньги считали…
— А что насчёт знакомого Светки? — вспомнил я. — Который ей фингал поставил и воспитывал. Миша же его звали?
— А, мальчик-зайчик какой-то, — она отмахнулась. — Влюбился, представляете? Ха! Да такую любовь я бы в гробу видала, нафиг щастье-то такое? У меня вон, муж был, так я от него свалила подальше, от алкашины эдакого, а этот ишо хуже!
— Опиши-ка нам его, — попросил я.
— Ну, симпатишный… вот как он, — Лимонова показала на Толика, и тот зарделся, даже улыбаться начал. — Высокий… ну, чуть пониже, — она поводила в воздухе рукой, будто показывая отметку. — Ну, не знаю… Светке глаза его нравились, а мне-то что, глаза как глаза, есть с них, что ли? А вот остальное — вредный уж больно. Вот бабка моя права была, что не на рожу-то смотреть надо, а на характер, шоб не шибко бухал и руки не распускал. Слушалась бы её, не пришлось бы на Валерке жениться, и не пришлось бы сюда ехать потом, зарабатывать одним местом. Ну а характер-то у хахаля Светкиного — гамно! — с чувством сказала она. — А я всякого гомна повидала.
Разговор с путаной навёл меня на разные мысли, и пара идеек у меня возникла дополнительно. Но из кабинета ни в чём не разберёшься, девица ушла — надо ехать на место, опера ноги кормят.
Допрошу кого-нибудь с того шалмана, и надо выйти на этого Мишу. Как-то он причастен, не к одному, так к другому. Да и ещё у меня есть слабые зацепки, надо по ним пройтись.
Толику ещё раз скажу рыть со стороны своей бывшей, даже если он переживает, что для всех это будет выглядеть, будто он сводит с ней и её братом счёты из-за недавней ссоры. А мне надо копать со стороны Сафронова, ведь Миша состоит в его банде…
Зазвонил телефон, вырывая меня из размышлений.
— Коренева можно? — попросил недовольный женский голос.
— Толян, тебя, — я показал на аппарат, дождался, когда он возьмёт трубку, и положил свою.
Тот, едва услышав что-то, обрадовался и начал собираться.
Ладно, надо действовать, и заодно — решить для себя несколько вопросов, которые я пока никому не озвучиваю.
— Паха, ты далеко? — в коридоре меня выловил Сафин.
— Да прогуляюсь до рынка, и в морг к Ручке хочу по дороге заглянуть. Если опять не запил, подскажет по одному вопросу.
— О, будь другом, захвати там заключение по Терентьеву, — попросил Руслан. — Я знаю, что Ванька копии заключений делает, как и положено, а то Димка-следак просрал бумажку с экспертизой и на нас теперь валит, а дело в суд направлять надо уже. А если копии нет — пусть по-братски оформит новое заключение вчерашним числом, проставимся.
