Старые недобрые времена 2 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"
Ванька не готов больше отдавать, нежели брать — тем более людям, напрочь чужим ему, с понятными, но так же чуждыми целями. Это не его народ и не его Цель.
Ну и во-вторых, и это свойственно всем революционным движениям…
… гостеприимство и вежливость ничуть не мешает паранойе. Революционные круги, это та ещё стая товарищей. Если посчитать, сколько там было казнено по приговору суда, а сколько — по приговору, и очень часто ошибочному, своих же товарищей, можно придти к совершенно неутешительным выводам.
В общем…
— … простите, пани, — ещё раз извинился Ежи, приподнимая шляпу перед миловидной дамой лет тридцати, чьи потуги на светскость безнадёжно разбивались как платьем, устаревшим с десяток лет назад, так и тем, собственно, фактом, что дверь открыла она сама, а не прислуга.
— Ещё раз простите, пани, — он прижал шляпу к груди, — детали рассказывать не могу, если пожелаете, спросите потом обо мне у Матеуша Вуйчика… Прощайте, пани!
Отступив задом на несколько шагов, он развернулся и пошёл прочь так быстро, как только это позволяли правила приличия.
Перед входом в театр настоящее столпотворение, выглядящее, на первый взгляд, несколько хаотично, но, если чуть постоять и вглядеться, что Ванька и сделал, видна вполне продуманная система, базирующаяся в том числе и на иерархии, когда все равны, но некоторые, очевидно, равны чуть больше других.
В тусклом свете газовых фонарей подъёзжают экипажи аристократов, неспешно подходят компании клерков из расположенного Сити, торговцев из расположенного неподалёку рынка. Все эти компоненты взбалтываясь, но не смешиваясь, кружатся по пятачку перед театром, по тротуарам и мостовым, общаясь в рамках кастовой системы, и, кажется, не видя в этом ничего дурного.
Порой какой-нибудь эксцентричный джентльмен, приподняв трость, шутливо приветствует маленького человечка, бросает несколько реплик, выслушивает ответные, но это редкость, и в таких диалогах нет подлинной демократичности, хотя фамильярность, порой обоюдная, встречается.
— Перси, старина! — джентльмен чуть за тридцать, обладатель долговязой фигуры, никак не меньше шести с половиной футов, и шёлкового цилиндра, делающего его, на взгляд Ваньки, вовсе уж несуразным, обратился к коротышке явно из низов — Ты всё ещё жив, а не висишь на виселице, старый ты плут⁈
— Жив, сэр Эклби, но не вашими молитвами, осклабился коротышка, показав несуразно большие зубы Щелкунчика. Завязался разговор, полный грязных шуток и тонких намёков, лающего смеха коротышки и смешков долговязого джентльмена с компанией, развлекающихся представлением.
«- Право слово, нельзя такое упускать!» — весело решил попаданец, сдвигая шляпу на затылок и вклиниваясь в толпу, где, лавируя между компаниями, принялся, не стесняясь, подслушивать и подглядывать. Впрочем, в этом занятии он не одинок…
Если вспомнить, что систему Станиславского ещё не изобрели, то очень может статься, что вот этот пятачок перед входом в театр даст фору спектаклю!
— Нет, нет и ещё раз нет! — одышливо, но уверенно говорит своей долговязой, укусусного вида супруге почтенный сквайр… или вернее, человек, одетый с потугами на хорошее происхождение, но, очевидно, поднявший с самых низов, — Нел! Я тебе много раз говорил и говорю, что любому театру я предпочту Египетский зал на Пикадилли, и Барнум мне стократ милей какой-нибудь актриски! Её Величество, к слову, принимала Барнума, так что не упрекай меня плебейскими вкусами!
— … мисс Роуз Леклерк такая душечка! — сообщила подружкам несколько перезрелая пышнотелая девица за двадцать, теребя кружевной носовой платок с почти неприличной чувственностью, — Ах, я не могу дождаться спектакля!
— Ах, милая Элин, как я тебя понимаю! — экзальтированно отозвалась одна из девушек, отчаянно стреляя глазами в попаданца, краснея, и, кажется, воображая с его участием что-то не вполне приличное, так что Ванька поспешил уйти, пока одна из перезрелых дам, сопровождающих юных и невинных особ, не прицепилась с замечаниями и моралью.
Долго толкаться не пришлось — служитель, обряженный в роскошную ливрею с галунами, вышел, объявив о времени начала спектакля. Публика почтенная, полупочтенная, и которая так себе, чинно принялась заходить, соблюдая принципы сегрегации. Ванька, оказавшись в рядах полупочтенных зрителей, нимало этим не смутился, втекая, в свою очередь, в достаточно узкий проход.
— … седьмой ряд, седьмой ряд, — бормоча, протиснулся мимо пыхтящий старичок, близоруко вглядываясь в зал и отмахиваясь от служителей, помогающим зрителям рассаживаться по местам. Он, чёрт вас всех подери, ещё крепок, полон сил и не выжил из ума!
Оказавшись на галерке, Ванька решил, что это, пожалуй, отличный вариант! Да, приходится стоять, но никто, чёрт подери, не заставляет делать это по стойке смирно, а компания, в плане разнообразия, даст сто очков фору Ноеву ковчегу.
С любопытством оглядываясь по сторонам, он, не смущаясь, рассматривает соседей, приветливо кивая, ненароком цепляясь глазами. В других случаях это нарушение даже не этикета, а всех правил приличия, и грубейшее, но здесь и сейчас это неотъемлемая часть представления, и собственно, из-за этого на галерке можно встретить вполне почтенную публику, которая и по деньгам, и по происхождению, могла бы сидеть в партере.
Студенты, мелкие клерки, почтенные отцы семейств со всеми чадами и домочадцами, порой явные выходцы с городского дна, старающиеся вести себя прилично…
… но как правило, тщетно.
Оксбридж мешается с кокни, холостые эксцентричные джентльмены с рыночными торговцами, и все говорят, жуют табак и нюхают…
… кажется, не только табак (!), курят, сплёвывают на пол, смеются и обсуждают актёров.
— Нелл — чудо, если бы она только… — на этом речь молодого джентльмена из хорошей семьи обрывается, но несогласных, судя по всему нет, разве что после обрыва фразы каждый дополняет её немножечко по-своему…
… но Нелл, безусловно, чудо!
Наконец, вышел конферансье, поклонился, выждал, пока шум не затих, и, встав в позу оперного певца, стал зачитывать хорошо поставленным трагическим баритоном:
— Сколько их — молодых провинциалов, рвущихся покорить столицу[ii]! Они летят на яркий свет мегаполисов, как мотыльки на огонь. Десятки, сотни обожгут себя крылья — а единицы уцелеют, станут настоящими хищниками и пробьют себе дорогу к богатству и успеху. Но чем придётся ради этого пожертвовать? Какова цена «пути наверх»?
Снова поклон, и занавес начал открываться…
Сказать, что представление захватило его, было бы сильным преувеличением, но всё же… Отчасти игра и в самом деле оказалась неплохо, а отчасти, пожалуй, сказалась нехватка зрелищ, но удовольствие от спектакля он получил в полной мере.
Да, актёры отчаянно переигрывали, гримасничали…
… да, да, и ещё раз да!
Но у них за плечами какая ни есть, а всё ж таки вполне приличная школа, и жесточайший отбор, и конкуренция, и разумеется — талант.
Представление, увы, подошло к концу, и народ повалил к выходу, на ходу обмениваясь впечатлениями. Некоторые, и Ванька в том числе, двинулись за кулисы, желая лично высказать своё почтение актёрам, и прежде всего — актрисам.
— Тс! — выловил его из толпы гримёр схватив за предплечье, — Мистер Инкогнито!
Он так подмигивал и гримасничал, что парень напрягся, думая, что такое поведение привлечёт всеобщее внимание, и за кулисы, в святая-святых, ломанётся добрая половина зрителей. Но…
… нет!
Британцы, и так-то не настолько чопорные, как думают за Каналом, после представления вели себя достаточно экзальтированно, а вышедшие к зрителям актёры и актрисы помельче, художники и прочая братия, и подавно!
Они важничали, благосклонно принимали подарки и внимание, льстили богатым поклонникам и всячески привлекали к себе внимание, в считанные минуту создав атмосферу крутой вечеринки. Некоторые зрители немногим от них отставали, так что Ваньке, чтобы привлечь внимание, пришлось бы сильно постараться.
