Андрей Посняков - Час новгородской славы
Прочитал письмо Олег Иваныч. От молнии? Бывает. И довольно часто. Правда, как-то уж слишком часто. Второй случай за месяц. Надо поставить в известность Совет Господ, пусть решают. Впрочем, можно и самому съездить, проветриться. Никаких неотложных дел в городе нет: московская агентура выловлена, цены на хлеб ограничены, литовское посольство пока не вернулось. Застряли в Пскове. Ну, пусть договариваются.
…Он приехал на верфь в середине июня. По-прежнему стояла жара, которую смягчал лишь налетавший с озера ветер. По голубому, выгоревшему на солнце, небу лениво ползли тонкие белесые облака.
Посланная ладожским посадником вместительная лодка с тремя парами весел мягко ткнулась носом в пологий песчаный берег. Олег Иваныч соскочил на песок, за ним выпрыгнула охрана. В Ладогу-то приехал с солидным экскортом – по должности положено. А сюда взял двоих. Чего зря светиться?
Вот и острожек. Высокий заостренный тын. Крытые дранкой избы. С верфи – стук топоров и ругань. Порывы ветра лениво покачивали распахнутые настежь ворота. В самой большой избе кто-то громко ругался. Причем явно не по-русски.
Олег Иваныч взбежал на крыльцо, толкнул дверь.
Приглашенный иностранный специалист португалец Жоакин Марейра шастал по чисто выметенной горнице из угла в угол и раздраженно плевался, держа в руках какую-то бумагу. На столе, на лавках, на сундуках и скамьях – повсюду разбросаны чертежи и инструменты.
Увидев вошедшего, Жоакин удивленно похлопал глазами и… распахнул объятия.
– Рад! Рад! – с сильным акцентом, но по-русски. Крикнул куда-то в смежную горницу: – Льешка, хей, Льешка! Давай вина!
Жоакинов слуга, Лешка, тут же сбегал в погреб и вернулся с большой глиняной крицей:
– На здоровье, Федор Михалыч. Холодненькое!
Олег Иваныч хмыкнул:
– Ишь, как тебя тут кличут, по Достоевскому. А почему Федор Михалыч?
– Не знаю. Загадочный русский душа…
По словам Жоакина, Олексаха с утра куда-то отправился, но к обеду обещал быть. Он и пришел, как сказал, к обеду. Олег Иваныч едва успел искупаться – смыть дорожный пот. Блаженствовал теперь в тени, на завалинке, с большой кружкой рейнского.
Жоакин ушел на верфь, оставив на столе бумагу, из-за которой ругался. То было письменное заявление, написанное третьего дня двумя немецкими инженерами, недавно приехавшими, между прочим. Заявление об уходе. Гамбуржцы Герхард Краузе и Клаус Венцель сообщали, что не имеют больше желания работать у герра Жоакина, так как их не очень устраивают условия труда.
Не очень устраивают? Интересно, а где они найдут лучше?
А и правда, где?
– Как думаешь, Олександр?
Олексаха усмехнулся. Хотел вставить срамное слово, да постеснялся. По специальности немцы эти вряд ли здесь что найдут. Если только на Белом море.
– Но ведь, по-видимому, нашли же! Что, больше никто на Нево-озере лодей не строит?
– Строит. Да так, по-нашему, безо всяких там заморских хитростей. Но то далече, к северу. Вряд ли они туда подалися – себе дороже выйдет.
– Ну, запишем пока в загадки… Надеюсь, микрочастицы на пожаре собрал?
– Ты про что, Иваныч?
– Про… тьфу ты! Про мелочь всякую.
– Из мелочи – только ведро со смолой да мешок.
– Знаю, знаю. Ведро работники своим признали, так?
– Так, да не совсем. Я уж тут совсем замылился, но выяснил. Пять ведер всего было. Да не казенных, своих. У каждого – своя метка. У кого буквицы, у кого цветы. А на том ведре – василек. Я проверил – ни у кого на верфи такой метки нет! Значится…
– Значится, и не было его у работников. Кто-то с собой принес, подстраховался. И этот кто-то, по-видимому, потерял и мешок. Что за мешок, кстати?
– Мешок как мешок. Обычный. Да вот, хоть сейчас принесу.
Олексаха ушел за мешком, оставив Олега Иваныча в глубоких раздумьях. По всему выходило, прошляпил кого-то сторож. А допросить бы…
– Допрошен в подробностях, – заверил вернувшийся с мешком Олексаха. – Вот…
Он протянул Олегу Иванычу исписанный лист бумаги, произведенной на мануфактуре Панфила Селивантова.
Олег Иваныч замолк, вчитался… Гроза, собака, зайцы…
– Какие еще зайцы, Олександр?
– Да обычные, серые… Их тут пропасть.
– Вот что, Олександр. Нет ли у тебя здесь знакомого охотника? Только не с верфи, а, скажем, с Ладоги?
– Ежели поискать, так сыщется.
– Вот и сыщи. Да поспрошай его про зайцев подробно. Где водятся, да какого размера, да скачут ли стадами по побережью? После доложишь подробно. Да… Крикни моим – пусть готовят лодку в Ладогу. Скатаюсь проветриться.
Грузно катил свои воды седой Волхов. Среди лесов, болот да приземистых холмов, поросших корявыми соснами. Пользуясь попутным ветром, на лодке поставили мачту с парусом. Убрали весла – понесло и так, кормщик только успевал перекладывать руль.
Вот и Ладожская белостенная крепость. Говорят, по ночам ее стены отливали истинным серебром… Ну, на такие тонкости Олегу Иванычу плевать – пускай бездельники стенами любуются, а ему работать надо. Правда, инкогнито не удалось высадиться – стражники на вымоле сразу признали. Пришлось вместе с посадником Ладожским отстоять обедню в Георгиевском соборе, как и стены, из серебристого известняка сложенном.
Нравился собор Олегу Иванычу. Еще в прошлый свой приезд отметил он красоту неброскую, киоты, лампадки тлеющие. Да народ ладожский, богобоязненный. Не то что циники-новгородцы. Поклоны бил от души да от сердца.
После обедни пошел в приказные палаты, опись товаров проходящих затребовал. Ведется ли?
– Ведется, ведется, господине! – закивал кудлатой башкой ладожский посадник. Щелкнув пальцами, мигнул дьякам.
Те принесли требуемые бумаги.
Олег Иваныч вдумчиво прочитал все подряд. Чего искал? Сам не ведал. Однако отметил для себя некий товарец – канаты да смолу, что гнали мимо крепости в огромном количестве. Оно и понятно – для верфи. Правда, уж больно много. Ну-ка, бортовые описи покажите. Так…
«Луфидия», свейский когг. Товар – пенька, смола да деготь. Пункт назначения – Висбю. Ну ни фига ж себе! Что, на Готланде своей смолы мало? Если и мало, так легче из Польши привезти? Там смолокурен полно. Гораздо дешевле выйдет… Интересно.
Вот еще одно судно, «Светоч Гетеборга». С тем же грузом. И туда же, в Висбю. Что, порт назначения поленились разный придумать? Или никто и не допытывался особо?
Да и больно мало кораблишек-то – это по высокой воде, в самый-то смак! За три дня всего два? Такую лапшу софийским дьякам вешать – и те не поверят. Значит, проходили беспошлинно. И наверняка есть среди них и с пенькой, и со смолой, и с дегтем. И не в Висбю они все шли, а гораздо ближе. Вот только куда?
Ладно, запомним…
Что еще верфям нужно, кроме всего вышеперечисленного? Правильно, работнички.
– А что, господа дьяки, артели с Ладоги в последние месяцы уходили куда ль?
Выяснилось, уходили. В основном, плотницкие. Так-так…
– Католического костела в городе нет ли?
– Что ты, что ты, батюшка!
– Ладно креститься. Пошутил я. А вином заморским кто торгует? Никифор Фомин… Лабаз у стены… Ясненько.
Велев охране ждать в лодке, Олег Иваныч выбрался на берег у самой стены, в виду длинного приземистого лабаза, сложенного из скрепленных известкой камней.
В тени лабаза, на травке, похрапывали двое мордатых парней в красных шелковых рубахах. Приказчики? Раз приказчики пьяны, хозяина в лабазе нет. Может, то и к лучшему.
Олег Иваныч заглянул в распахнутую дверь лабаза. Двое подростков за дубовым прилавком азартно играли в зернь и ругались. Причем оба – по-немецки. Ну, то в новгородской земле не диво. Не Москва, чай, безграмотностью своей кичившаяся.
– Эй, майне геррен! – не особо заботясь о чистоте языка, окликнул Олег Иваныч. – Вайн! Вайн! Ферштейн?
– Яволь, майн герр!
Бросив игорный стаканчик, мальчишки вытянулись по стойке «смирно», словно заправские солдаты вермахта.
– Чего изволите, любезнейший господин? – разглядев в клиенте земляка, почтительно осведомился по-русски один из мальчишек. По-русски-то по-русски, но, по всему чувствовалось, ему больше приходилось общаться с иностранцами.
– Романея, мальвазия, бургундское? Что господину угодно?
– А что чаще спрашивают?
– Ну… Вот, к примеру, господин Венцель хвалит белое рейнское.
Господин Венцель? Уж не тот ли, что уволился с верфи? Кажется, тот… Очень интересно!
– И как часто он его берет, рейнское, этот господин Венцель? Вперед заказывает? Молодец! На лодке возите?! К озеру?! А там? Ах, там другая лодка забирает вместе с припасами… Ну, то мне не интересно, я ведь у вас про вино спрашивал.
Дальше, памятуя золотое правило Штирлица, о том, что больше всего запоминается последняя фраза, Олег Иваныч с видом заправского алкоголика перепробовал все имеющиеся в лабазе вина. После чего и ретировался, поблагодарив мальчишек и прикупив бочонок бургундского.
А приказчики на траве так ведь и не проснулись, собаки! Ну, спите, спите…
