Андрей Посняков - Час новгородской славы
Обзор книги Андрей Посняков - Час новгородской славы
Андрей Посняков
НОВГОРОДСКАЯ САГА
Книга 4. Час новгородской славы
Глава 1
Побережье между Кастилией и Андалузией. Апрель 1473 г.
Погода начинала портиться. Усилился ветер, над морем повисла мгла. Волны с шумом разбивались о нос «Атлантиса», захлестывая полубак пеной и брызгами.
Игорь Бунич, «Пираты фюрера»И воин грубый и жестокосердный,
Чья совесть все вмещает, словно ад,
Руке своей кровавой даст свободу.
Уильям Шекспир, «Генрих V»Море стремительно становилось серым. Все выше вздымались волны, угрожающе ворчали, нагоняя одна другую. Самые наглые из них уже перекатывались через форштевень «Очей Валенсии», трехмачтовой каравеллы-латины.
Арагонский капитан Хорхе Родригес стоял на корме, широко расставив ноги в высоких сапогах из воловьей кожи и, хмурясь, смотрел на небо. Еще с утра чистое, сейчас, к полудню, оно полностью затянулось огромной лиловой тучей. Капитан, невысокий светловолосый крепыш, круглым лицом и курносостью больше походил на рязанского крестьянина, а никак не испанского идальго. И повадки у Хорхе Родригеса вполне простецкие — как вышли из Сеуты, так заперся в каюте и пил. Вот только в преддверии бури выбрался на палубу.
Матросы — сборище оборванцев — с озабоченным видом сновали по палубе. Непохоже, что все их передвижения имели хоть какой-то конкретный смысл. По крайней мере, у Олега Иваныча вместе с Гришей сложилось именно такое впечатление. Очень может быть, что и неверное. При появлении капитана хаотические передвижения матросов приняли более организованный характер. Кто-то задраивал трюм. Кто-то тщательно укутывал парусиной объемистые тюки, лежащие прямо под мачтами. А кое-кто с большим проворством вскарабкался по вантам — спускать паруса. Судно Родригеса — ну явно не дворянская фамилия, хоть убейте! — несло только косые, латинские, паруса на всех мачтах, что давало большую маневренность и было вполне оправдано в условиях каботажного плаванья. На дальние рейсы хорошо бы иметь и прямые паруса — для большей скорости. Но похоже, каравелла-латина ходила недалеко. Максимум: Валенсия — Сеута — Лиссабон и обратно. Корабль не производил впечатления надежного судна — весь какой-то мелкий, узкий, грязноватый. А нарисованные на носу глаза — «Очи Валенсии» — давно потекли краской и, казалось, плакали. Ну, какое ни есть — а все же судно. И до Лиссабона, если верить капитану, оставалось всего ничего. Вот только шторм совсем некстати.
— Спаси нас, Пресвятая Дева Мария! — громко произнес по-латыни еще один пассажир, монах-доминиканец. Уже немолод, лет пятидесяти на вид. Длинный, худой, горбоносый.
— Я же предупреждал этого мерзавца, — оглянувшись на капитана, монах понизил голос, — чтобы вышли в море хоть на день раньше, давно были бы в Севилье. И это, — он кивнул на тучу, — нас бы не коснулось. А он набрал всякого сброда и… Кстати, а вы кто будете?
Он смерил подозрительным взглядом Олега Иваныча и Гришу. Те имели довольно скромный вид — на что хватило денег, то и купили: потертые камзолы, не первой свежести башмаки, штопаные чулки из льняной ткани. Хорошо хоть на меч хватило — узкий, прямой — на местном испанском наречии называющийся эспадой. Шпагой, короче.
В принципе, подобного вида дворян, у которых всего и добра, что кляча да ржавая шпага, в испанских землях — от Кастилии до Арагона — водилось во множестве. Промышляли они себе на жизнь разбоем да войной. Еще не закончилась Реконкиста. Еще не все испанские земли отвоеваны у проклятых мавров. Еще существует на юге исламский эмират с центром в Гранаде, противный всякому нормальному христианину. Еще можно и нужно воевать, грабить мавров и получать награды от кастильских или арагонских монархов.
Пройдет совсем немного времени, каких-то шесть лет, и Кастилия объединится с Арагоном в католическую Испанию. А еще годков эдак через десяток под натиском испанцев падет последнее пиренейское государство мавров — Гранадский эмират. Реконкиста закончится славной победой — и десятки тысяч людей останутся без любимой работы. Целое поколение многочисленного дворянства. Алчного, чванливого, не знающего иного дела, кроме войны, да и знать не желавшее. Начнут промышлять кинжалом и шпагой. И даже окрестности крупнейших городов Испании станут непроходимыми для купцов и путников. И сами монархи, их католические величества, Фердинанд и Изабелла, схватятся за головы: а что с этими нищими идальго делать? И кто-то умный сообразит: надо их куда-нибудь услать! А что, войны-то никакой нет? Нет? Какая жалость. Война-то уже кончилась. Мавров выгнали, а локальными междусобойчиками эту ораву не занять.
И тут очень вовремя подвернется Колумб… И схлынут в Новый Свет идальго, и начнется Конкиста. Но это уже другая история. А пока…
— Мы добрые католики-поляки, — наступая на ногу открывшему было рот Гришане, на плохой латыни ответил монаху Олег Иваныч.
Откуда ж взяться хорошей латыни у майора милиции, старшего дознавателя энского РОВД славного города Санкт-Петербурга, волею судьбы заброшенного в конец пятнадцатого века, время удивительное и дикое. Ну да Олег Иваныч обрел тут и верных друзей, и любимую женщину — новгородскую боярыню Софью. Так что время это вовсе не казалось ему диким. Скорее уж то, прежнее, петербургское, было диким.
Олег Иваныч улыбнулся своим мыслям. Порывы ветра трепали его светлую бороду и успевшую отрасти шевелюру. Рядом — Гриша, шестнадцатилетний новгородский вьюнош. Ученейший и прилежный, книжник и знаток языков, верный помощник Олега Иваныча, занимавшего немалую должность в аппарате исполнительной власти Господина Великого Новгорода. Интриги врагов бросили их в страшное турецкое рабство, откуда Бог дал выбраться. И теперь, простившись с постылым Магрибом, друзья добирались домой по более-менее приемлемому маршруту: Лиссабон — Лондон — Новгород. Более короткий путь, через Черное море, невозможен — турки.
— Ах, поляки… — монах скорчил гримасу, которую с равным успехом можно принять за выражение отвращения или, наоборот, особой приязни. — Меня зовут отец Томас.
— А я — пан Олег Завойский. Это — мой племянник, Григорий. Святая Дева Мария сподобила нас бежать из мавританской неволи… — Олег Иваныч хотел было перекреститься, да вовремя осекся — католики крестились не так, как православные. Как бы не перепутать.
— Сдается мне, этот пьяница капитан приведет всех нас прямо в пасть к дьяволу, — изрек отец Томас. — До Кадиса слишком далеко, мы не успеем. А идти в крепость мавров я бы никому не советовал.
— Да и мы вовсе не намереваемся спешить обратно в рабство… Но, я смотрю, капитан знает, что делать.
Монах саркастически хмыкнул.
По указанию капитана матросы подняли небольшой парус впереди, на бушприте. Только чтобы задать судну направление, ибо нет ничего хуже неуправляемого корабля.
«В шторм — бойся берегов». Вопреки этой пословице «Очи Валенсии» повернули к виднеющейся на горизонте темной линии берега. Корпус судна трещал по всем швам, сквозь щели хлестали потоки воды. Что ж, капитан Родригес выбрал не самый плохой вариант из всех худших. Судно явно не выдерживало напора стихии.
Прямо по курсу корабля показались черные скалы — острые, как зубы дракона. Капитан приказал готовить шлюпки. Матросы и пассажиры сноровисто столкнули с низкого борта две вместительные лодки, покидали в них какие-то мешки. Слава Богу, о запасе пресной воды и провизии думать не надо. Берег-то — вот он.
Капитан Родригес предпочел остаться на судне. Но от пассажиров возражений не слушал. Сказано в шлюпку, значит, в шлюпку. И нечего выпендриваться, не на суше!
Только-только Олег Иваныч спрыгнул с палубы вниз, и налетел шквалистый ветер. Он подхватил деревянную скорлупку обреченного корабля, поиграл ею немного и с размаху шваркнул о камни.
Жуткий треск. Кажется, судно элементарно рассыпалось.
Впрочем, та же судьба грозит и шлюпке со всеми, кто в ней.
Шлюпку…
— Греби сильней, левый борт!
Тоже…
— Поворачивай, поворачивай!
Несло…
— Да держи же крепче весло!
На…
— О, Пресвятая Дева!
Камни!
И…
— Господи Иисусе!
Хряснуло!!!
Они выплыли все. Шлюпку перевернуло, но никто не погиб. Быть может, потому что мелко — по пояс. Да, корабль бы тут не прошел. Он и не прошел… Упокой, Господи, душу капитана Родригеса.
Все шестеро — Олег Иваныч с Гришей, отец Томас и трое матросов с «Очей Валенсии» кое-как укрылись под деревьями от дождя и ветра и теперь стучали зубами от холода.
— Ничего, до утра продержимся и так, а утром поищем селение.
А что еще остается, кроме как продержаться?! Попробуй сейчас поищи какое селение! Фиг найдешь. Ветер, дождь, грязища. Хорошо хоть не холодно — что значит юг!
