Воин-Врач II (СИ) - Дмитриев Олег
— Кто? — спокойный и расслабленный голос полуголого Чародея никак не вязался с тем, как он неслышно вмиг переставил жену подальше от входа, а сам наоборот замер так, чтобы удару правой в дверном проёме ничего не помешало. Выросший же словно сам собой в руке отцов меч на голос вполне походил. Предельным, смертельным, пока выжидавшим спокойствием.
— Я, Слав, — раздался тихий полушёпот-полусвист Рыси. Такой и с двух шагов не услышишь.
Дверь открылась бесшумно, так, как умела только в крепких руках нетопырей.
— Прости, друже, и ты, Дарён, извини, неотложное дело, самому не скумекать мне, — глаза Гната скользнули по босой ступне княгини, что выглядывала из-под длинной шубы, и тут же метнулись в сторону и вверх. Скажи кто другой, что Рысь умеет смущаться — я ни за что бы не поверил.
— Вести с запада, друже. Наши все уже ждут сидят, и ещё Буривоя я позвал.
— Верно всё сделал, Гнатка. Ложись, Дарёнушка, засыпай. Чую, дело небыстрое, — Чародей, проходя мимо, погладил жену по волосам и неслышно поцеловал в щёку, тут же подхватив с лавки рубаху и свитку.
И как в воду глядел опять.
А наутро я гонял по льду, под внимательными взглядами черниговцев и кыпчаков. Святославова дружина вчера Ставру, видимо, не поверила, и теперь являла собой наглядное доказательство того, насколько именно лекарство от яда отличается дозировкой. Глаза были одинаково узкими, а морды — круглыми у гостей что с юга, что с севера.
Отряды ледняков следили и повторяли движения чётко, по-военному. Только «Стражи» больше волновались и спешили, в отличие от «Лесников». Поэтому в победе Буривоевых я почти не сомневался. Хоккей, ну, то есть ледня́ — это же почти как бокс. Это вам не шахматы, тут думать надо, а не нервничать.
Они их, конечно, размотали. Со счётом 8−1, причём до последних минут вели всухую. «Шайба престижа» влетела в тулуп ворот вместе со «Стражем», который только что не в зубах её туда затащил. А я только ещё раз порадовался, что мы решили делать ворота именно такими. Пусть ни разу не прозрачные, зато долгоиграющие. Сети здешние, даже вдвое-втрое сложенные, деревянная шайба с выжженным клеймом прошибала навылет элементарно.
С клеймом тоже Глеб подсуетился. Напилить из полена калиброванных низких цилиндриков и выварить их в масле смог бы любой дурак. А вот сделать так, чтобы на обеих сторонах красовались совершенно одинаковые символы Полоцких князей, ещё от пращура Рогволда пошедшие, а то и раньше сильно, было мало кому доступно. Хитрый узор, похожий не то на двух птиц, летящих навстречу друг другу, не то на стилизованную звезду, которая могла быть одновременно и пяти- и шестиконечной, на простом дереве вы́резать и то было трудно. Даже Свен, мастеря пресс для нанесения клейма-клише одновременно с обеих сторон, избухтелся. Пришлось задобрить его идеей неэлектро-электровафельницы из моего времени. Задумка эта была влёт подхвачена его ушлой женой и её сестрой, и клетчатые-решётчатые лакомства, подаваемые с мёдом, сметаной, сыром, солёной рыбой или вареньем сразу понравились горожанам. А дел-то было: две половинки плитки из правильно обожжённой глины, да железный штырёк в проушинах, чтоб не разваливалась конструкция, когда крышку поднимали.
Пресс для шайб был сложнее и глины там не было. Клише для символа-родового герба выглаживал ювелир-златокузнец Фома, два полных дня. Но вышло просто великолепно. И один этот звёздный рельеф на простых дубовых кругляшках, такой же, как на щитах и стягах княжьей дружины, сразу делал шайбы чуть ли не волшебными. И продавать их позволял в пять, а то все десять концов дороже обычных. И подделать его, Фома ручался, в Киеве могли от силы два человека, и один из них — Свен. Мы с князем видели своими глазами, как одухотворённо пинали в одном углу торговой площади какого-то ловчилу, уверявшего, что на его шайбах узор правильный. Хоть и был он нанесён только с одной стороны, и на печать Всеславову немного походил, пожалуй, только если наощупь.
Половина утра ушла на тренировку. Вторая — на повторный анализ донесений с запада, планирование и организацию поддерживающих и отвлекающих мероприятий. Старики смотрели на князя с восхищением, когда он коротко и решительно отдавал приказы, а потом, иногда, сочтя нужным, пояснял их. Буривой, будто прописавшийся в «Ставке» за эти два дня, как родной, только что слёзы умиления не утирал бородой. Кулаками утирал, тёмными, жилистыми и изрубленными в далёких битвах прошлого.
Финал назначили на первую половину дня. После обедни народ повалил на берег так, будто там ожидалось Второе Пришествие или принародное сожжение Изяслава. Страшно представить, но даже наш ВИП-коридор, устроенный Ждановыми богатырями в шлемах и кольчугах, чуть покачивался от волновавшихся вне его народных масс. По моему твёрдому убеждению, этих покачнуть могло только землетрясение баллов на восемь. Накал страстей был налицо.
Ода, у которой почти сошли синяки под глазами, оставив характерные для третьего дня и усиленной работы лекарей лилово-желтые разводы, разукрасила лицо в цвета «ПВ», как теперь многие называли отряд фаворитов, «Полоцких Волков». «Правительственная ложа» была украшена так, что правая половина была «наша», левая — «Стражей Киева». И мы успели заметить, что даже взрослые, разумные и смысленные мужи искали возможность пересесть на «свою» половину, пусть даже это и было в перспективе невыгодно политически и экономически. Спорт — дело такое, азартное, нечего и говорить. Но фанатских драк по-прежнему не было, что не могло не радовать. Помогло и то, что на службе патриарх отдельно громогласно пообещал, что каждому, кто перенесёт спортивную злость в обычную человеческую, он лично грехов не отпустит: так и будете, скзазал, ходить, неотпущенными.
«Лесники» забились в оборону и, будь их воля, просто пролежали бы все три периода аккуратной стопкой возле своих ворот, чтоб шайба в те попасть не смогла чисто физически. Ну, пусть не всегда лёжа, но игра от обороны у них была прекрасная, тут и говорить не о чем. Первый период откатали по нулям, пусть и заставив зрителей побушевать-побеспокоиться несколько раз. Буривой сиял единственным зрячим глазом, как Солнышко.
— Василь, про передачи от борта к борту помнишь? — крикнул князь, перевесившись через перила ложи.
— Помню, княже! — отозвался тут же, подскочив на скамейке, старшина отряда — капитан команды.
— И про букву хитрую не позабудь! — со значением, будто тайну великую выдавая, добавил Всеслав значительно тише. Но не помогло, потому как весь «стадион» и так замер, вслушиваясь в их перекличку.
— Понял, батюшка-князь! — расцвёл Василь, и тут же собрал вручную вокруг своей остальные пять голо́в отряда, что-то чертя пальцем на дощатом настиле под ногами.
«Хитрой буковой» была буква «Зю», неизвестная ни единому лингвисту-филологу не здесь, ни в будущем. И передачи зигзагом, меж бортами, а потом чуть назад, смогли рассеять-растащить внимание «Лесников». Три шайбы «Волки» вколотили во втором периоде, пропустив всего одну. Что происходило на трибунах — отказываюсь даже говорить. Такого, пожалуй, не было даже тогда, когда весь город восстал против Ярославичей, а после радовался новому князю. Но, разумеется, ни обиды, ни ревности не было ни у меня, ни у Всеслава. Мы наслаждались игрой. Да, она была предсказуемо слабее технически, чем у любой из известных мне команд моего времени. Но искренность, энергия и небывалая поддержка болельщиков компенсировали это с лихвой.
В третьем периоде «Лесники» умудрились свести дело вничью. Ставр, как главный судья матча, прослушал и узнал о себе явно много нового. И было очень удачным то, что безногий убийца полностью увлёкся игрой. Иначе, конечно, жертв среди мирного, но трепливого населения, было бы не избежать.
