Воин-Врач II (СИ) - Дмитриев Олег
«Давай-ка, Врач, я теперь. Отошёл чуть, вроде» — «подошёл ближе» князь. И я с радостью «отступил ему за плечо».
— Кто велел древлянам идти следом? — от голоса Чародея, обманчиво-спокойного, потянуло сыростью и холодком, как из свежевыкопанной могилы. И что означало «древ», которое «осад. Краков», он понял быстрее меня.
Буривой со Ставром тут же одновременно повернули головы в разные стороны, лишь бы не пересечься со Всеславом взглядами. И лица натянули совершенно, абсолютно равнодушные, с лёгким даже каким-то интересом, вроде как: «а вот действительно, какая же это падла влезла в княжий план, не спросивши⁈». И тем самым выдали себя с головами.
— Ставр! — а теперь в голосе князя звучал булат. Очень острый и очень отчётливо. — Сколько воев у древлян?
Вопрос был задан, когда безногий любитель и знаток правил ледни́ не выдержал и покосился-таки на вождя. И примёрз к серо-зелёной бездне его глаз. И мгновенно понял, что врать и отпираться — вообще не вариант.
— Триста рыл, — буркнул он в ответ, основательно прокашлявшись. Потому что ответить получилось только с третьего раза. Первые два вышли хрипом и сипением, как из крана, в котором не было воды.
— Чего ещё я не знаю, Буривой? — облегчённый вздох Ставра, когда взгляд Чародея перешёл на волхва, слышали все.
— Лютичи сговорились с венедами и ваграми. Мало их, но злые на Генриха. Слави́ны и поморяне с ними. Отрежут Болеслава от моря. И императора тоже, — этот ничего не скрывал и не отпирался. И, кажется, пребывал в полнейшей уверенности в том, что его план был лучше и разумнее.
— Ты знаешь, сколько сейчас легионов у Генриха, и где они, каждый из них? — с трудом сдерживая разгоравшуюся ярость, спросил Всеслав у одноглазого стратега.
— А причём… — начал было Буривой, но замолчал, увидев в глазах Чародея что-то очень неприятное. Похожее на мучительную бесславную смерть. Долгую.
— При том, волхв, что за недавнее краткое время неизвестная сила начала и продолжает бесстрашно и безнаказанно грабить римские караваны на чужих землях. И в это же время начинают двигаться и сбиваться в стаи племена язычников. И обещают со временем стать сильным противником, с которой придётся считаться. Особенно если подумать, что добро папское теперь не у ромеев и болгар, а у северян, здесь, под боком у Генриха. — голос князя был лишён эмоций. Только чуть глуховат. Потому что ярость, бесполезная, но неуёмная, перехватывала горло.
— Цель, волхв, была в том, чтобы рассорить окончательно папу и императора. А не в том, чтоб влезть на гору и орать, размахивая над головой красным плащом-корзном: это мы, мы вам насовали! Мы тут! Не ждите, пока мы вашим богатствам правильное применение найдём да промеж собой сговоримся покрепче. Давайте нас прямо сейчас всех вырежем, не дожидаясь, когда мы к вам под стены подойдём в силах тяжких!
Буривой открывал и закрывал рот. Ставр не сводил с него вытаращенных глаз. Дедко Яр прикрыл лицо ладонями.
— Рано, волхв. Рано. Года на два ты вперёд прыгнул, кудесник. Да туда встал, где пока ни лёд крепкий не намёрз, ни гати широкой мы настелить не успели. Вода под тобой и топь чёрная. И нас всех за собой потянул.
Чародей наконец-то моргнул, впервые, кажется, с того времени, как зашёл в гридницу. Поняв, что смысла в том, чтобы прожигать Буривоя взглядом, тыкать носом великого волхва в его ошибки, нет никакого. От этого не поедут быстрее сани с римской данью и не поправятся раненые. И легионы вражьи не исчезнут, как туман поутру. Хотя очень хотелось бы, конечно.
— Алесь. Сейчас же весть Третьяку в Полоцк. Пусть грузит серебро и шлёт латгалам. Янко, есть люди в Полоцке, что письмом вашим владеют, навя́жут узлов правильно, не ошибившись? — Всеслав не сводил глаз с карты, будто опасаясь, чтоб не убить кого взглядом нечаянно.
— Есть, княже, — протяжно отозвался сотник стрелков. Тоже заметно севшим голосом.
— Пусть свяжут… тьфу ты, пусть передадут, что Всеслав-волк ждёт своих людей, что вскоре пойдут к устью Двины от устья Одера. И если выйдет удача, что воины твоего народа встретят их по дороге и проводят до Полоцка, князь будет благодарен. Очень. Да, Алесь? — повернулся Чародей к радисту-кавалеристу.
— А сколько серебра-то грузить, княже? — уточнил тот, заметно робея.
— Сани, — ответил Чародей, продолжая глядеть на береговую линию моря от Одера до Двины.
— Какие сани? — растерялся Алесь.
— Обычные, грузовые, какие купцы да обозы санным поездом пускают. Сколь поместится — столь пусть и отправляет. Да тройку пусть запряжёт, с заводными! Нет времени! — рубанул по воздуху ладонью князь.
Сотники и советники смотрели на него во все глаза. Может, и не вполне понимая задумку, но теперь уж точно готовясь исполнить приказ без отсебятины. Вид бледного Буривоя наводил на правильные мысли.
— Ставр, — продолжил Всеслав без паузы, — есть ли люди верные среди ятвягов и западнее, кто там?
— Есть, — мгновенно отозвался ветеран-инвалид. — Там земли мазовшан, вислян и волынян к югу, но те уже к древлянам ближе.
— Волыняне под рукой Турова сейчас? — коротко уточнил Чародей.
— Да под Киевом, вернее сказать. С той поры, как Злобный Хромец Ярослав Туров-град приму́чил. И радости им с того — как древлянам, — пояснил обстановку безногий.
— Всем им ве́сти: великий князь киевский и полоцкий Всеслав в гости зовёт. Говорить о том, кто в чьих землях хозяином будет. Кому помощь нужна да поддержка, когда и какие. А про дань да про жадность мою пусть у тех же древлян спросят. Передай, идёт санный поезд по Припяти их землями с людьми моими верными, да висят на плечах у них псы римские и германские. Кто моим поможет — большой подарок мне сделает, а я добро помню.
Князь говорил, будто ответную телеграмму диктовал на почтамте. И до мнения работников почты, принимавших текст сообщения, как и до цены отправления средневековой «сверхмолнии» ему не было ни малейшего дела.
— Гнат, проследи, чтобы завтра, когда дочку ханскую врачевать станем с Дарёной, Байгар при Шарукане был. Важно это, друже, — Всеслав потёр глаза, что после Одера и Припяти пробежались и по Дунаю.
— Сделаю, Слав. Надо будет — на руках принесу в лазарет, — твёрдо кивнул друг.
— Не надо на руках. И силком не надо, потому тебя прошу, а не Ждана вон. Он мне там целый нужен, не мятый и при памяти, — Чародей впервые за весь разговор позволил себе улыбку, не похожую на волчий оскал.
Сотник громил-богатырей, сам человек весьма крупный, заметный, несмело улыбнулся в ответ, поняв, что это была просто шутка.
Утром отчитались об отправке приказов в Полоцк и на земли самых западных из восточных славян Алесь и Ставр. Отец Иван посетовал, что помочь не вышло — не было в нужных краях нужных людей у Русской православной церкви. Пока не было.
Чародей велел Ставру передать древлянам, чтоб постояли вокруг Кракова день-два-три, пока не надоест или не подтянут ляхи подмогу, а потом отходить врассыпную. Их, пусть и крупных, в лесу поодиночке ловить — как с медведями в прятки-салочки играть. Вот пусть Болеславовы и поиграют, раз им охота.
Для ятвягов, при разговорах о которых у Яна Немого, несмотря на всю тренированную выдержку, второй день дёргался шрам на щеке, полетела или поскакала вдогонку вторая весть, контрольная, чтобы прибыть чуть позже первого зова: помощь князю-волку в этом деле перевесит все грехи прошлого. Пояснял Всеслав, вроде как, всем в комнате сразу, никого не выделяя особенно, рассказывая о том, что мёртвых не воскресить, искалеченных не исцелить, нога или рука вырасти заново не смогут. А вот дети, что не будут в своих играх «убивать» ближайших соседей, называя их, повторяя за старшими, самыми последними словами — могут. И вырастут, если всё удастся сделать так, как задумано. К концу этого безадресного объяснения щека Немого перестала плясать, и брови от переносицы чуть отошли. И это было очень важно, и очень нелегко.