Поворот (СИ) - Номен Квинтус

— Рад бы вам советом помочь, но у меня-то работа иная, я с сельским хозяйством знаком крайне мало.

— А тут вопрос не про хозяйство, а, скорее, по мужикам нашим. Вот вы наших инженеров весьма умело убеждаете в том, чтобы они занимались работой, смысл имеющей и пользу стране приносящей. Может, подскажете, как мужика в чем-то подобном можно убедить?

— Хм… убедить мужика я, конечно, сумею. Одного мужика, а возможно и десяток. Но вам-то нужно миллионы мужиков убедить в том, что хозяйство они неверно ведут! А для этого совсем другие люди нужны.

— Ну, извините.

— Не извиняйтесь, не за что. Я просто хочу сказать, что человека, который на подобное способен, порекомендовать могу. Уж не знаю, примите ли вы мою рекомендацию — но то, что вам он помочь реально может, я не сомневаюсь.

— А в чем тогда проблема?

— проблема? Мне две вещи тут непонятны: согласится ли он на такую работу и согласитесь ли вы его на работу эту поставить. Заранее скажу: человек из социал-демократов, коих вы изрядно прищемили…

— Так и вы из них же.

— Я, к вашему сведению, из социал-демократов, как и Глеб Максимилианович, еще в шестом году вышел, и возвращаться ни малейшего желания не испытываю. А тот товарищ по поводу идей весьма упорный, и, мне кажется, пока вы ему не объясните, в чем он не прав, помогать вам он не станет.

— То есть порекомендовать вы человека как бы и можете, но пользы от него стране не будет.

— Еще раз повторю: если он согласится с тем, что ошибался — а я думаю, что ошибался он весьма серьезно, то помощь он вам окажет огромную.

— Стране окажет.

— И это ему тоже потребуется объяснить. Но он все же человек… как бы это сказать… он способен воспринимать правильную аргументацию и, что действительно важно, готов принимать свои ошибки… и исправлять их. И если мы с вами, то есть вы и я… я тоже готов заняться его переубеждением, так вот, если мы ему покажем, что мы правы, а он ошибался, то он, мне кажется, горы свернет для победы правильных идей. Тут же вопрос, как я понимаю, заключается в том, чтобы идеи верные мужику так подать, чтобы он их не просто воспринял, а посчитал своими собственными? Чтобы мужик сам стал мечтать эти ваши идеи в жизнь претворить?

— Вот умеете вы, Станислав Густавович, любую мысль в правильные и доходчивые слова облачить! Вы ведь очень четко и кратко выразили именно суть того, чего нам достичь хочется. И понятно, почему вас наши энергетики с одной стороны опасаются, а с другой уважают столь сильно. В общем, я готов заняться переубеждением предлагаемой вами кандидатуры. Где его искать и как его зовут-то?

— Где искать, говорите? Его еще до переворота сослали куда-то в Туруханский край, а где он сейчас, мне неведомо. Но, думаю, если он за границу не убежал, то найти его особого труда не составит, у вас же жандармерия куда как лучше, чем при царе, работает. А зовут его Иосиф Джугашвили, так же известен он и под партийным псевдонимом Сталин. Вы как скоро его разыскать сможете? Разыскать и в Москву привезти?

— Джугашвили? Тогда я, пожалуй, вас удивлю: в Москве он может оказаться уже завтра. Мы с вами сможем встретиться часика в три пополудни?

Глава 4

Окончательные итоги двадцатого сельскохозяйственного года были подбиты уже в октябре, но, откровенно говоря, и они были не совсем уж окончательные: почему-то в ряде районов ту же гречку собирали уже вообще «по снегу». Впрочем, всерьез дополнения по гречке картину исказить уже не могли — а картина в целом даже радовала: в хранилища было засыпано одиннадцать миллионов тонн зерна «для людей», то есть пшеницы, ржи, ячменя и овса, а так же немало сугубо «кашного» зерна, то есть проса и риса. Еще было довольно прилично запасено гороха, фасоли и чечевицы, так что на прокорм населения до следующей уборочной в «закрома Родины» заложили чуть больше двадцати двух миллионов тонн «продуктов длительного хранения», а кроме этого — немало разных овощей. В первую очередь, конечно, картошки, затем шли капуста, морковь и свекла. И — вероятно впервые в русской истории — в хранилища уложили огромные запасы тыквы. Конечно, продукт весьма специфический, но все же вполне съедобный, а когда жрать буквально нечего, то и тыква вполне себе деликатес.

И правительство с определенным оптимизмом смотрело в будущее — то есть в грядущую засуху. То есть вглядывалось во все более явные признаки этой самой засухи: в высохшие поля, земля на которых быстро превращалась в пыль — потому что осенние дожди как-то обошли эти поля стороной, быстро мелеющие реки. Но не просто вглядывалось, а старалось хоть что-то для предотвращения засухи сделать. На речках солдаты, мобилизованные в соответствии с новым законом «О всеобщей воинской повинности», строили плотины (точнее, простенькие запруды, чтобы в получившихся прудах за зиму хоть сколько-то воды накопить), укладывали в траншеи трубы водопроводов, по которым вода должна была поступать в засушливые районы из больших рек. И всем было понятно, что эти усилия серьезно проблему не решат — но хоть немного, да помогут собрать побольше продовольствия. По крайней мере, в огородах сел и деревень, куда вода по трубам дойдет, помогут. Если, конечно, селяне не поленятся свои огороды все же поливать…

Но больше всего над решением грядущей проблемы работал министр путей сообщения Кригер-Войновский, хотя он вообще не догадывался, по каким соображениям ему были даны такие поручения. Однако он считал эти поручения «в целом очень целесообразными» и несколько заводов вообще перешли на круглосуточную работу. В Твери на вагоностроительном заводе уже отладили изготовление литых стальных вагонных колес, и двухосные тележки для пассажирских вагонов типа «пульман» там выпускались во все возрастающих количествах — а несколько новых заводов собирали все больше пассажирских вагонов (и все вагоны эти обеспечивались тормозами по типу Вестингауза). Правда, сам он не очень хорошо понимал, почему в требованиях особо указывалось, что вагоны нужно строить «в упрощенном варианте», без отопления и освещения, но с «трехэтажными» спальными местами — однако, раз деньги выделялись именно для такого варианта, он и эти требования выполнял. Несколько странные (для железнодорожника) требования: изготовить к концу марта двадцать первого года до пяти тысяч пассажирских вагонов, причем вагонов «технически» пульмановских, но по удобству даже похуже, чем у вагонов четвертого класса — причем этот «специальный заказ» должен был выполняться сверх плановой поставки железным дорогам обычных пассажирских вагонов…

А еще нужно было за год проложить несколько новых железных дорог. Несколько тысяч километров дорог узкоколейных и около двух тысяч — уже нормальной колеи. Но главным требованием господина Лаврова (причем требованием, полностью обеспеченным финансированием) было строительство на Сибирской дороге до станции Завитая и КВЖД до границы с Монголией вторых путей. Причем деньги были выделены и на постройку вторых путей до Хабаровска — но все понимали, что сделать это просто физически невозможно. Невозможно хотя бы потому, что рельсы для этих дорог было негде взять.

Рельсы было взять негде, паровозы три самых мощных завода страны делать прекратили — а дороги и вагоны строились. Впрочем, с паровозами было не так уж и печально: по специальному заказу американские ALCO и Boldwin должны были поставить в Россию к следующей весне около тысячи паровозов. Товарных паровозов, все тех же «Декаподов», а еще и в Германии было заказано шесть сотен паровозов уже для пассажирских перевозок. Опять же, на Путиловском заводе был налажен капитальный ремонт всех «больных» и даже изрядной части «мертвых» паровозов, выпушенных аж с девяностого года, а на Коломенском заводе производство было )за счет серьезного расширения завода) увеличено вдвое — так что парк локомотивов выглядел неплохо. Да и с вагонами (именно пассажирскими) все было не особенно грустно — хотя Эдуард Брониславович не очень понимал, зачем было нужно тратить много денег на ремонт старых, уже подлежащих списанию вагонов вместо того, чтобы просто больше новых закупить. Но опять же, раз казна деньги считает нужным так тратить, то вероятно там знают, зачем…