Александр Мазин - Легион против Империи
— Слушай, молодой-горячий, а твой фармацевт может голову забальзамировать? — внезапно сменил тему Черепанов.
— Наверное… Он же — из Египта. Помнишь, как там фараонов обрабатывали? На тысячелетия…
— Мне так долго не нужно, — очень серьезно ответил Черепанов. — Скажем, на полгодика…
— А что за голова? — поинтересовался Алексей.
— Сатрапа персидского.
— Ну ты даешь, Генка! И она еще не протухла за два месяца?
— Я ее в меду держу. Но хотелось бы нормально, хм, обработать. Хочу ее, понимаешь, императору нашему юному подарить. И его мамаше. Пусть сами решают, что дальше с ней делать. Может — в личный музей вместо моего триумфального бюста. А может — начальнику вернуть, Ардаширу то есть. С подобающими случаю извинениями.
— Ну ты маньяк! — восхитился Коршунов. — Лады. Пришлю тебе фармацевта. И насчет легата ты тоже подумай. На хрена нам еще один легат? Может, из него тоже чучело набить? В атрии поставишь — красота!
Коршунов увернулся от брошенной подушки, захохотал, крикнул:
— Не дрейфь, командир, прорвемся!
И выскочил из кабинета.
Черепанов поймал себя на том, что тоже улыбается. А ведь прав Лёха! Прорвемся. В первый раз, что ли…
* * *— Отличная работа! — похвалил Черепанов. — Ну, просто как живой получился!
Александриец радостно заулыбался. Он действительно потрудился на славу. Даже глаза подрисовал. И бороду персидскую, холеную, колечками, хной подкрасил. И дырку от стрелы в щеке «заштукатурил» так, что и не заметно ничего. Черепанов достал из комода шлем, подлинный, сатрапов, и аккуратно водрузил на мертвую голову.
— Превосходно! И как долго всё это продержится?
— Если беречь от солнца и насекомых, то его могут увидеть даже ваши внуки, сиятельный!
— Так долго не требуется. Вот тебе за работу!
На стол лег золотой аурей, полновесный, адрианов.
Улыбка стекла с лица фармацевта-бальзамировщика.
Он взял монету, поклонился…
— Погоди! — остановил его Геннадий. — Я заплатил мало?
— Всё, что делает сиятельный, не может оспаривать ничтожный из его слуг… — пробормотал александриец. Вся Антиохия полнилась слухами о невероятной жестокости наместника. Он сам же их и распространял. «Чем больше тебя боятся, тем меньше тебя обманывают», — пояснил он когда-то Алексею.
— Я хочу знать, сколько стоит твоя работа! — жестко произнес Черепанов. — И не вздумай мне лгать!
— Как скажет сиятельный… Но один только индийский воск, который я использовал для фиксации кожи, обошелся мне в тридцать денариев за унцию…
— Прости, — уже более мягко произнес Черепанов. — Я не знал. Думаю, этого хватит. Он снял с пояса кошель и высыпал на стол горку золотых монет.
Александриец отделил от горки десять монет, остальное подвинул к Геннадию.
— Лишнего я не возьму, сиятельный!
— Полагаю, тебе приятно будет узнать, что твоя работа отправится в Рим к самому императору, — сказал Черепанов. — Хочешь, чтобы он узнал имя мастера?
Фармацевт-бальзамировщик покачал головой:
— Благодарю, сиятельный, но мне не нужна слава. В наше время Фортуна так переменчива… Но мне будет приятно, если ты скажешь великолепному легату Алексию, что моя работа тебе понравилась. Он оказал мне неоценимую услугу, и мне важно, чтобы он помнил: всё, что я могу сделать для него, будет сделано!
— Вот это — непременно, — пообещал Черепанов.
И выполнил обещание уже за обедом. А заодно поинтересовался:
— Что ты такое сделал для него, Лёха, что он так тебе предан?
— Да пустяк! — махнул рукой Коршунов. — Какие-то идиоты, пустоголовые служители какой-то местной богини, решили вырезать его семью, ну и его тоже, потому что, дескать, он продал им лекарство, которое уморило их главного шамана. И твои вигилы, такие же идиоты, стояли и глазели на это безобразие, не решаясь вмешаться, потому что боялись проклятия. Будь он один, я б, может, и не стал влезать: мало ли какие у них разборки? Но я, знаешь ли, терпеть не могу, когда гребаные фанатики убивают детей! А поскольку команда «отлезь, гниды!» на них не подействовала, то я спустил на дебилов Фульмината. А поскольку я знаю, что убивать нехорошо, — Алексей нежно улыбнулся напрягшейся Анастасии, — то я велел моему африканцу обойтись с ними деликатно, так что он никого не убил. Просто пообрубал дюжину-другую поганых ручонок — и гниды всё поняли. Дернули оттуда — аж пыль столбом! А твои вигилы — за ними.
— Им твой Фульминат тоже руки пообрубал? — прищурился Черепанов.
— Вигилам? Нет, это был бы перебор! Хотя лично я выдал бы каждому из этих олухов по десятку палок! Чтоб без вмешательства легата понимали: те, кто служит римской Фемиде, не должны бояться всяких там недоделанных сирийских божков!
— Вот! — сказала Черепанову Корнелия. — Даже варвары понимают превосходство римских богов, а ты самой Венере отказался полдюжины серебряных кубков пожертвовать!
— Это кто тут варвар? — грозно осведомился Черепанов. — А?
— Оставь ее! — по-русски попросил Коршунов. — Не хватало мне еще на блондинок обижаться!
— Да ну вас! — вздохнул Черепанов, но пальцы разжал. — Что за бог-то? — спросил он. — Не запомнил?
— По-моему Раммон, или Риммон… Да какая разница! Главное — я хорошему человеку помог! Ну, не то, чтобы совсем хорошему, — поправился он, — но безусловно полезному. Он, кстати, такие порошки от похмелья готовит — лучше Алказельцера! Могу поделиться.
— Мне бы твои заботы, — проворчал Черепанов. — В Риме под меня сейчас копают конкретно. Им бы только повод найти, чтобы от меня избавиться.
— А по-моему, ты сгущаешь краски, — сказал Алексей. — Хотели бы от тебя избавиться, давно бы прислали императорский эдикт: мол, освобождается такой-то от занимаемой должности. И всех делов.
— Просто не получится, — покачал головой Черепанов. — Думаю, они это понимают. Ну я их и задобрил немного. Заслал малую толику от нашей персидской добычи.
— Вот это зря! — не одобрил Алексей. — Ты им лучше кислород перекрой. Вон у нас пираты… Лютуют, я слышал, не по-детски. Даже на легата военного, меня то есть, напали средь бела дня, — он ухмыльнулся. — Так почему бы им не перехватить пару хлебных караванов? Хочешь, организую? Комар носу не подточит! Я пока в Иерусалим плавал, прикинул…
— Всё-таки Корнелия права, — перебил Геннадий. — Ты, Лёха, натуральный варвар. Но предложение интересное. Мы его еще обсудим…
Глава шестнадцатая
Лагерь Первого Германского легиона. Трудовые будни латной конницы
— Есть вопрос, — сказал Коршунов мидянину. — Это обязательно, бить копьем исключительно вперед?
— Мне — нет, — ответил бывший офицер-катафракт, а ныне — инструктор Коршуновской тяжелой конницы. Будущей тяжелой конницы. — Им — да. Новичку по-другому копье не удержать. Вырвется, пройдет вскользь… От такого удара вреда больше, чем пользы. Попадется умелый противник, собьет щитом вниз. Копье — в землю, копейщик — в небо!
Перс хохотнул. Самому понравилось, как завернул.
Разговаривали они по-арамейски. Мидянин говорил на этом языке абсолютно свободно. Так же, как и на греческом. Но Алексей хотел попрактиковаться.
Коршунов задумался, поглядел на своих варваров…
Варвары тренировались. Ровной плотной шеренгой набирали крейсерскую скорость, опускали копья и дружно разили мишени. То есть в теории должно было быть так. В реале выходило не так гладко. Строй будущие катафрактарии держали неплохо, а вот остальные фазы упражнения получались не так гладко. Возникали сложности с правильным разгоном, например. Если шеренгу «разгонял» кто-то из инструкторов, получалось как надо. Но в отсутствие опытного лидера выходила лажа. Или разгонялись слишком быстро и утомляли коней. Или к моменту сшибки не успевали набрать максимальную скорость. И дело было не в отсутствии у варваров глазомера — поодиночке-то каждый угадывал правильный темп. А вот вместе… Это примерно как пересесть с «субару-импреза» за руль тяжелого «трака». Принципиально другие характеристики что у разгона-торможения, что у поворотов. Персам было легче. У них среди молодняка всегда имелось процентов двадцать старослужащих. А Коршунову где их взять?
Зато Алексей усовершенствовал мишени. Раньше это были просто соломенные чучела на палках, а теперь — деревянные щиты на поворотных шестах. Да еще и с поперечиной с противоположной стороны. А еще к щиту шест привязан под углом семьдесят градусов.
Идею «активной защиты» подсказал Фульминат. Поглядел-поглядел на упражнения и сострил, что, мол, чучело сдачи не дает. Скучно.
Коршунов тут же включил научную мысль — и сконструировал чучело, которое «давало сдачи».
Удачно получилось. Теперь, когда в случае точного удара получался не просто соломенный взрыв, но…
