Картограф (СИ) - Москаленко Юрий "Мюн"

Елизарыч посмотрел на меня.

– Несите, – сказал я.

– Несите, – выдохнул поручик.

– И ещё две пустые тарелки принесите, пожалуйста, – спохватился я.

– Всё сделаю, – заверила нас хозяйка и вышла.

Дверь за ней закрылась, и я вернулся к разъяснению темы гор на картах:

– Я понимаю, вы – люди морские. У вас там на морях всё на одном уровне, если волн не считать. Но их-то на картах не отмечают. Или отмечают? Где, какие, высокие или нет, и всё такое прочее…

Поручик поморщился, даже в нетерпении рукой помахал:

– Ясное дело, не отмечают. Они всегда разные. Ну, ты говори, говори, чего ты там про горы-то хотел сказать?

– Вот и получается, что для вас горы, они просто горы. Просто или есть, или их нет. А на самом деле важно: высокие они или не очень, крутые или пологие. Смекаете?

– Ты давай про блины. Они-то для чего? – сердито отозвался Раков.

– Сейчас нам тарелки принесут, и я всё покажу.

– А чего тарелок только две? – спросил Старинов. – Сам есть не станешь, что ли? Только нам с Алёшкой? Или, наоборот, Алёшке не дашь?

Раков тут же вспыхнул и совсем было уже собрался ответить, но тут нам принесли тарелки. И сметану в отдельной чеплашке. Хозяйка молча всё расставила. Нам с Елизарычем досталось по тарелке, а кисломолочный продукт, соответственно, Лёхе.

Когда мы снова остались втроём, я совершил на столе перестановку, отодвинув блины от Ракова подальше, чтобы подпоручик их раньше времени есть не начал. Одну из тарелок поставил перед собой, а перед поручиком освободил побольше места и, указав на это пространство, сказал ему:

– Ну, Роман Елизарыч, доставай свою масонскую карту. Она же теперь твоя.

Командир военных землемеров принёс карту. Я развернул её и сложил так, чтобы было удобно рассматривать изображение Самарской Луки с её Жигулёвскими горами. Остальные территории в данный момент времени нас не интересовали. Правда, заурядные геодезисты об этом пока не догадывались, ну так, я их сейчас просвещу. Просвищу? Просвечу? Объясню им, короче. Ну, или как пойдёт.

– Вот видите эти серо-зелёные линии? – спросил я господ офицеров, указывая пальцем на горизонтали. – Как по-вашему, что они обозначают?

– Да кто ж их знает-то? – скривившись, ответил поручик. – Поди, луга какие-нибудь, или ещё чего.

– Границы владений? – предположил Раков. – Хотя, нет. Не похоже. Андрей, ты давай не тяни уже. Объясняй, раз взялся. И вообще. Я блинов хочу. Со сметаной.

– Ладно, – сдался я. – Это горизонтали. Они обозначают высоту над уровнем моря. Уровень моря, знаете, что такое, или тоже рассказать?

Старинов сощурился и спросил:

– Уровень моря по футштоку?

Что такое футшток, я не знал, но на всякий случай согласился. С оговоркой:

– Ну, типа того. Так вот, чем выше поверхность над уровнем моря, тем больше горизонталей… – мне показалось, что я чего-то не того сморозил, но тут же нашёл выход: – тем больше горизонталей её окружает. Сейчас покажу.

Я взял верхний блин и положил его на тарелку перед собой. Лёха тут же схватил другой. Пришлось дать ему по рукам, чтобы не переводил наглядные пособия. Он насупился, но ничего не сказал. Я взял второй блин, слегка оборвал его по краю и положил на первый. Потом взял третий блин, тоже оборвал его по краю, но уже чуть больше, чем предыдущий, и водрузил его сверху на второй блин. Четвёртый блин был оборван по краям ещё сильнее третьего и помещён на верх пирамиды.

Блины были тонкие, и горка нарастала медленно. А что делать? Кому сейчас легко? Как говорится: у кого супчик жидкий, а у кого жемчуг мелкий. У меня вот блины худосочные, но, поскольку, других всё равно под руками нет, то используем то, что на данный момент имеется.

Оборванные края блинов я складывал на вторую пустую тарелку. Глянув на подпоручика, я решил одним ударом убить обоих зайцев: и Алёшеньку мучным лакомством побаловать, и от «отходов производства» избавиться. С этой целью я жестом указал ему на вторую тарелку, мол, бери если хочешь. В ответ он недоверчиво посмотрел на меня.

– Лёш, это больше не понадобится. Так что, если имеешь желание, то можешь со спокойной совестью макать их в сметану… ну, или не макать… Короче, ешь, если хочешь, а не хочешь, так я и сам их потом неплохо съем.

Доверять мне такое, подпоручик не решился, и все «отходы» утилизировал сам, предварительно макая в сметану.

– Э! Э! Мне-то оставь! – возмутился Старинов. – А то сидит он тут, трескает.

Я как раз собрался продемонстрировать, как может выглядеть на карте ущелье, и отщипнул от очередного блина, уже оборванного по периметру, небольшой кусочек.

– На, возьми, – протянул я его Елизарычу.

Беда в том, что этот кусочек был несопоставимо мал по сравнению с теми, которые поглощал Раков. Роман посмотрел на меня, натурально, как на врага народа, и с возмущением произнёс:

– Эт чё? И всё? Командиру больше не полагается, что ли? Сам эти крошки ешь!

Я тут же его схомячил. Правда, «обрывки» следующего блина с рук на руки передал поручику, а то мало ли, вдруг возьмёт, да и обидится.

– А я, кажется, понял! – воскликнул Алексейка. – Ты гору из блинов мастеришь. А зачем она?

– Терпение, мой друг, и ваша щетина превратится в золото, – методично выкладывая пирамиду из блинов, ответствовал я.

– Какая щетина? Где щетина? – не понял Лёха. – Золото – это, конечно, неплохо бы, но что за щетина?

Честно говоря, я и сам не помнил, какая именно щетина должна была превратиться в золото. Не помнил я и почему она должна была в него превратиться, и что за друг такой, который всё это должен был терпеть. Помнил только саму фразу, а откуда она, напрочь забыл. Да и ладно.

– Это, Лёша, просто присказка такая. Комбат наш любил говорить. Вот и запомнилась. А что там, да почему, это я и не знал никогда. Вот и ты не вникай.

– Комбат – это кто такой? – поинтересовался Старинов.

– Сокращение от командир батальона, – не прерывая своего занятия пояснил я.

– А это ложбинка такая будет, да? – с чавкая блинами, пробубнил подпоручик.

– Ага, – согласился я, продолжая возведение хлебобулочного макета горной местности, а сам подумал, что, наверное, тоже иногда так делаю, говорю с набитым ртом, но мне-то можно, я – прапорщик, хотя и старший, а он всё-таки офицер, хотя и заурядный.

Поручик, прожевав очередную порцию «отходов» блинного строительства, сказал:

– Ну, понятно уже. Ты нам тут гору показать собрался. Только блины-то зачем? И к чему такие премудрости? Из каши куда как сподручнее бы получилось. Вон у нас сколько её, каши-то. Лепи, не хочу! А ты канитель такую развёл.

– Нет, рома, из каши, как раз нельзя. Из каши будет быстро, но не понятно…

– А тут как будто понятно?! Так вообще ничего не ясно! Алёшка, ты чего-нибудь понял? Или это я один такой дурак?

– Я тоже что-то никак в толк не возьму, пошто блины переводит? Ну, гора и гора. Ложбинка на ней, и чего? Делал бы и вправду из каши. А то вон и блины-то из-за этого не на молоке, а на воде, да и без масла… Добро хоть сметану не отнял.

Из-за того, что блины сделаны на воде, они слишком тонкие, и данное обстоятельство затягивало процесс создания макета, но вот от масла я отказался, чтобы они не были ещё и жирными, а это сильно бы затруднило и без того непростую работу.

Решив, что уже достаточно, я перестал измываться над этими подобиями лаваша и произнёс:

– Значит, так. Сейчас я буду рассказывать, для чего всё это было нужно. Вы. Руками ничего не трогаете, меня не перебиваете. Я понятно объясняю?

Офицеры вяло согласились.

– Итак, гора. С ложбиной. Похоже? – офицеры покивали. – Но она не сплошная, а слоями такими идёт. Слои видно? – в этот раз кивки сопровождались угуканьем. – Блины нужны как раз для того, чтобы вы сейчас эти слои могли видеть. Из каши так бы не получилось. Ясно вам?

– Ну, ясно, ясно. Дальше-то чего? – поторопил меня Роман.

– А дальше, Рома, наступает самое интересное. Посмотри на всё это сверху. Прямо вот привстань и наклонись, чтобы вертикально вниз на это смотреть. Отвесно так посмотреть.