Картограф (СИ) - Москаленко Юрий "Мюн"

Я принял из рук подпоручика свеже открытую ёмкость. Не то что горячее, она за это время и теплее-то не стала. Поднёс вскрытое горлышко к лицу и, всякий случай, нюхнул. Если это и вино, то явно хлебное, потому что потянуло оттуда самым настоящим самогоном. Ну, всё в порядке, можно разливать. Жаль только, что рюмки у нас глиняные. Так-то оно, конечно, ничего страшного, просто сообразной моменту наглядности не получится.

Я придвинул поближе одну из кружек и наставительным тоном произнёс:

– Когда говорят «налить на палец», это означает, что налить надо не на сам палец, а налить в рюмку, стакан, кружку, или что подвернётся на высоту толщины одного пальца, – и я вживую показал, как это происходит.

Затем я те же манипуляции произвёл со второй кружкой, ну а, потом и с третьей.

– Понятно? – спросил я, пододвигая господам офицерам их «фужеры».

Те, конечно же, подивились новой методе, но не настолько, чтобы растеряться.

– На палец, значит? – уточнил поручик. – А полсотни капель вы тогда как отмеряете?

О-хохонюшки хо-хо… Говорил-говорил, а всё как о стенку башкой!

– Рома, ну, я же объяснял, «писят капель» – это образное выражение. Означает немного. Вот я понемногу и налил. Можно было, конечно, налить и на полпальца, но это уже и вовсе чуть-чуть. Чисто символически. В нашем случае, даже и начинать не стоило.

Главный геодезист искоса глянул на меня и с затаённым сарказмом спросил:

– А на целый палец, стало быть, можно?

– На палец можно, – ответил я. – На один палец не повредит.

– Хочешь сказать, что ежели больше, то тогда уже повредит? – вопрос поручиком был задан так, словно бы с каким-то подвохом, но не таким затейливым, чтобы нельзя было догадаться куда он клонит.

– Можно, конечно, и на два пальца, но, по мне, так сейчас это уже лишнего будет. Вот на один палец – это как раз нормально в нашей ситуации.

Раков тем временем пытался представить, как будет выглядеть «на два пальца». Для наглядности он подставлял к кружке фигуры из пальцев в различных конфигурациях.

– А на полтора? – спросил поручик. – Если на полтора пальца налить, как считаешь, много будет, или ещё нет?

– Рома! На полтора пальца не бывает! И на два с половиной тоже, – и, предвосхищая очередной вопрос с подвохом, добавил: – И на три с половиной не бывает, и на три с четвертью тоже.

– А как на полтора пальца наливать? – тут же осведомился Алёшка, у которого построение фигуры из полутора пальцев вызвала особые затруднения.

Как ни странно, но этот его вопрос пришёлся как нельзя кстати:

– Вот поэтому и не бывает! – торжествуя, воскликнул я и не преминул указать Старинову на мытарства его подчинённого. – На палец, на два и на три! Ну, ещё в совсем уже крайних случаях, на полпальца. И всё!

– А на полпальца как наливают? – проявляя чисто практический интерес, уточнил Раков.

– На глаз! – сердито ответил я. – Вы пить будете? Или для вас горячее вино недостаточно горячее, и вы ждёте, пока закипит?

Лёха бросил свои упражнения и с готовностью схватил кружку:

– За что выпьем?

– За мир во всём мире, – мрачно предложил я, поднимая и свой бокал. – Мне кажется, что здесь и сейчас это особенно актуально.

– И то сказать, – проговорил поручик. – Здесь и сейчас нам и в самом деле никакой войны не надобно. Ну, выпьем.

И мы выпили.

Закусывать пришлось уже совсем еле тёплыми щами. Пока мы тут рассусоливали, похлёбочка взяла и остыла. Ладно, не беда это всё. Микроволновки, чтобы подогреть, тут всё равно нет.

– Мне показалось, или эта штучка покрепче вчерашней будет? – спросил я у господ офицеров.

Оба рассмеялись, а Старинов как бы пояснил причину их смеха:

– Эк ты сказанул! Вчера-то полугар был, нынче-то – двоенное вино. Оно-то, ясное дело, покрепче. Или пластуны такое не пьют?

Блин. Вот он как его назвал «двоенное» или «довоенное»? Если довоенное, когда у них тут война-то была? Наверное, не так уж и давно, иначе бы столько вина не сохранилось бы. И опять же, если война была давно, то с чего бы тогда старосте переводить столь ценные напитки на каких-то проезжих заурядников?

Чёрт! Заурядники. Где-то я раньше слышал это слово. Вспомнить бы ещё где…

– Отчего же не пьют?! Пьют. Очень даже пьют. А случается и покрепче чего, и тоже пьют. Как говорится: «Русский офицер пьёт всё, что горит, кроме олифы и керосина.»

Зря я это, наверное. У них же тут олифу точно ещё не открыли.

Да, зря сказал, потому что Раков тут же отреагировал:

– Про керосин ничего не скажу, ибо ранее не слыхал о таком, а вот олифу и впрямь никто по собственной воле пить не станет. Даром, что она, как ты говоришь, горит.

Вот это поворот! Получается это керосин у них тут пока не открыли, а олифа, напротив, уже есть. И не только есть, но и распространена.

– Андрей, а керосин – это что такое? – поинтересовался поручик.

От необходимости тут же ответить на его вопрос меня спасла наша хозяйка. Она очень вовремя появилась со здоровенной миской каши.

– Вот кашки отведайте! Пшённая. В печи запекала. Маслица-то я сейчас мигом спроворю, коли прикажете. А то нонче-то яво благородие, – она кивнула на Старинова, – страсть как ругались, маслом блины не мазать…

– Да не ругался я! – возразил изумлённый поручик. – Просто ты же, Андрей, не хотел…

– О! – перебил я его. – А блины-то, кстати, где они? А то уже блинов хочется.

Хозяйка, поставив кашу на стол, сначала замерла, но быстро нашлась:

– Блины? Так а уже, почитай, и приспели. Токма Вы, Ваше благородие, уж не посетуйте, на масле жарила, потому как без масла-ту и вовси никак не возможно. Это-ть ничего?

Елизарыч жестом отослал её за ответом ко мне.

– Это ничего, – заверил я. – Это не помешает.

Хозяйка удалилась, а Алёшка спросил:

– Чему не помешает? Чему вообще масло в блинах помешать может? Как по мне, так с маслом-то ещё и повкуснее выйдет. Или пластуны блины маслом не мажут, чтобы скользить не шибко? – пошутил и сразу же сам засмеялся, типа это он очень остроумно так пошутил. Петросян, мать его!

– Ты ещё, Алексей, самого ужасного не знаешь, – почти серьёзно заявил поручик. – Он и сметану к блинам подавать не разрешил.

Раков перестал смеяться и посмотрел на меня, наверное, в поисках разъяснений по поводу столь вопиющих разрывов в шаблоне:

– И сметана не угодила? Ну, ты-то сам уж по своей охоте кушай, а вот я блины непременно со сметаной желаю есть. И запретить этого мне даже командир мой не волен! – он сделал такое гордое лицо при столь независимой позе, что я даже прыснул от смеха.

– Лёша! Друг! Мне сейчас блины нужны не для того, чтобы их есть, а чтобы объяснить вам, как на моей… то есть теперь уже вашей масонской карте горы увидеть.

Старинов исхитрился выпрямиться в положении «сидя на лавке»:

– А без блинов, стало быть, не увидим? Хороша карта. Тайные знаки на ней что ли? Без блинов не открываются? Хитро. Ну, показывай свою тайнопись.

Так, ну, вот, кажется, дошло, наконец, до дела. Я вдохнул поглубже и начал:

– Парни, как у вас на картах горы обозначают, я вижу, а как по этим рисункам определять, насколько высокие эти горы?

– А чего там определять? Горы, они и есть горы… – ответ Елизарыча прервало явление хозяйки с тарелкой блинов.

– Вот и блиночки! Пожалуйте, господа! Откушайте, не побрезгуйте, – заворковала она. – От они токма уж больно ходосочные вышли. Ну, так ведь на воде оне завсегда так. От ежели бы на молоке… да побоялась. Уж больно их благородие, – кивок на поручика, – шибко наказывали, чтобы без сдобы какой… вот и не стала я… Ну, как осерчает, – виновато-кокетливая улыбка. – Кушайте. А я пойду, не стану мешаться.

Она уже подходила к двери, когда Алексейка опомнился:

– А нельзя ли сметанки?

Женщина медленно развернулась и, обречённо глядя на Старинова, проговорила:

– А это вот как яво благородие скажуть. Скажуть, дескать, можно, я, сталбыть и принесу. Ну а, кали откажет, так уж не обессудьте… – и виновато развела руками.