Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)
Оглушительно зазвенел звонок.
— Докатим? — придерживает шаг Колька.
— А чего ж нет?
— Ну, давай.
Они вкатывают на платформу и закрепляют контейнер, и уже не спеша, чтобы дать обсохнуть поту, идут за рубашками. В столовую всё-так вот так, почти нагишом, как-то неловко.
— Ну как, решил с кроликами?
— Соберу на две пары, крольчатник слатаю.
— Зачем латать? — не понял Эркин. — Курятник будешь переделывать?
— А на хрена? — теперь удивился Колька. — Курятник же во отгрохали! По науке.
— Ну, и крольчатник по науке сделаем, — Эркин расплатился за обед и понёс поднос к свободному столику.
— Идёт, — благодарно согласился Колька.
Ели, как всегда, быстро, не смакуя и не рассиживаясь. И, опять же как всегда, уже на выходе столкнулись с бригадой Сеньчина, и Эркин остановился перекинуться парой слов с Маленьким Филином. Слов на шауни для большого разговора Эркину пока не хватало, и после приветствия и фразы о погоде, он перешёл на русский.
— Ну, как ты?
— Хорошо, — тоже по-русски ответил Маленький Филин. — Письмо получил, — и удивлённо: — Дошло всё.
— И что пишут? — вежливо поинтересовался Эркин.
— Зиму продержались, весну пережили. Уже легче, — серьёзно ответил Маленький Филин.
И, попрощавшись, разошлись.
Об экзамене Эркин не думал. Старался не думать. Как будет — так и будет. Не ему решать, так что… А «Б» сегодня пишет математику, а у «А» тесты… ну, так это уже совсем не касается. Его дело… вон, дурынды серые. Чего там написано? «Не… кан-то-ва-ть», ага, понятно, а вон и платформа с тяжами, наверняка для них.
— Старшой, эти? Куда их?
— Туда, — показывает ему на платформу Медведев и кричит: — Ряхов, на крепёж!
Ах ты, чёрт, это ему с ряхой работать?! Ну… ну и фиг с ним! Эркин скидывает рубашку, вешает её на какую-то скобу рядом с контейнерами и берётся за ручку, мягким ударом носка убирает стопор. Пошёл? Пошёл!
Ряху он особо не замечал, и тот старался на него не смотреть, но когда в паре работаешь, и не хочешь, а заметишь.
— Сюда его!
— Ага, — Эркин вкатывает контейнер в пазы и не удерживается: — А почему?
Ряха, приоткрыв рот, снизу вверх смотрит на него, сглатывает, судорожно дёрнув щетинистым кадыком, и отвечает:
— Эти для Северного, а с того края транзитом, их скатывать не будут, ну и чтоб не мешались.
— Понял, — кивает Эркин и бежит за следующим.
Интересно, а как Ряха их различает? И, берясь за очередной контейнер, внимательно оглядывает его, прочитывая все надписи. Ага, а почему здесь перед цифрами английская «N»? Эн? Nord? Это… правильно, север. И, подтаскивая контейнер, спрашивает:
— Этот для Северного?
Ряха кивает, готовя тяжи, и Эркин сам затаскивает и вставляет контейнер в паз. А следующий — без такой буквы — он подвозит к другому краю, чтоб не таскать по платформе, цепляя уже натянутые растяжки. Удивлённый взгляд Ряхи он постарался не заметить, но невольно улыбнулся.
Закрывать заполненную платформу фальшивыми стенами стали другие, а их Медведев отпустил.
— Всё, вали, Мороз, — и улыбнулся. — Ни пуха ни пера тебе.
— Спасибо, — улыбнулся Эркин. — К чёрту.
— Теперь правильно, — и кивнул Медведев и посмотрел на ряху. — И ты вали.
В бытовке Эркин тщательнее обычного обтёрся холодной водой и стал переодеваться. Ряха, сидя за столом, насмешливо следил за ним, но молчал. И только под конец не выдержал:
— Ты б ещё галстучек повязал.
— Надо будет, так повяжу и тебя не спрошу, — ответил Эркин вполне миролюбиво, но с осадкой.
Ряха хмыкнул.
— Всё ещё злишься? Злопамятный ты, вождь.
Эркин пожал плечами и запер свой шкафчик. И тут в бытовку вошли остальные.
— Ага, — кивнул, увидев Эркина, Саныч. — Ну, удачи тебе, ни пуха ни пера.
— К чёрту, — уже уверенно ответил Эркин. — Всем до свиданья.
И уже на второй проходной, показывая пропуск, подумал: а откуда в бригаде знают про его экзамен? Он же никому не говорил.
Как обычно по дороге в школу он пообедал в трактире с соловьями. И уже подходя к Культурному Центру встретился с Тёмкой. А на ступеньках стоял и курил Андрей. И остальные… Да, все пришли. И все сегодня в светлых новых рубашках, хороших брюках и ботинках. К удивлению Эркина, некоторые были с цветами.
— Ага, — встретил его Андрей. — Вот и ладушки. Деньги есть?
— Сколько надо? — ответил вопросом Эркин.
— Раньше не подумали, так теперь переплачивать будем, — Андрей вытащил из кармана горсть мелочи. — И как я забыл?!
— На что деньги-то? — повторил Эркин.
— На цветы. На экзамен с цветами положено.
— Понял, — кивнул Эркин и достал из бумажника пятирублёвку. — Давай, малец, по-быстрому. Держи.
Артём кивнул, взял деньги и убежал.
— Ты сколько дал? — Подошёл к ним Аржанов.
— Потом рассчитаем и скинемся, — отмахнулся Андрей.
Подошли и остальные из их класса. Трофимов, услышав о цветах, с досадой крякнул.
— И как я забыл?! Я ж учился!
— Не ты один! — зло усмехнулся Андрей.
Из других классов уже потянулись внутрь, а они стояли и ждали. Наконец подбежал Артём с большим букетом роз всех оттенков от снежно-белой до почти чёрной, как запёкшаяся кровь.
— Во!
— Ты во «Флору», что ли. бегал? — засмеялся кто-то.
А Андрей, оглядывая букет, строго спросил:
— Сколько доложил?
— Полтора рубля, — отдышался Артём. — Они по полтиннику.
— Ни хрена себе! — ахнул Кузнецов.
— Так, а нас сколько? — спокойно спросил Тим.
— Тринадцать, — ответил Эркин. — Как раз по полтиннику с каждого.
— Разберёмся, — кивнул Андрей. — И пошли. Ещё банку надо найти.
— Пойду у уборщиц попрошу, — сразу предложил Иванов.
— Давай, — кивнул Карпов.
Они как раз успели найти даже не банку, а небольшое ведёрко, но новенькое и блестящее, так что вполне за вазу сойдёт, и поставить букет на учительский стол, когда зазвенел звонок.
— По местам! — скомандовал Андрей.
Войдя в класс, Полина Степановна ахнула.
— Какая красота! Спасибо вам, большое спасибо, — и тут же стала серьёзной. — А теперь сели по одному.
Их тринадцать, а столов пятнадцать, так что расселись легко. Полина Степановна раздала им по двойному листку в линейку с бледно-фиолетовым штампом в левом верхнем углу.
— Отсчитали пять линеек сверху и на шестой пишем…
Эркин послушно склонился над листком. Он даже уже не волновался, холодное оцепенение всё плотнее окутывало его.
— … и внизу сегодняшнюю дату. Да, на нижней линейке посередине. Двадцать девятое цифрами июля и опять цифрами сто двадцать второго года.
Стукнула дверь. Эркин вздрогнул и поднял голову. Вошли Калерия Витальевна и… Громовой камень?!
— Мы готовы, — улыбнулась вошедшим Полина Степановна.
Так это комиссия! — догадался Эркин. Об этом много толковали. Что экзамен — это не обычная контрольная там или диктант, там комиссия будет, три человека. Он посмотрел на Громового Камня, встретился с ним глазами, и Громовой Камень улыбнулся ему. Эркин ответил улыбкой, и ему вдруг стало легче. Он перевёл дыхание, аккуратно разгладил ладонью листок и приготовился писать.
— Заголовок. Ясный день.
Ну, всё. Поехали.
Полина Степановна диктовала очень чётко, не быстрее и не медленнее обычного. Громовой Камень понял это сразу. Он сидел и разглядывал склонённые над листками головы. На столе ведомость, ну-ка… Да, сплошь русские имена и фамилии, а сидят… бледнолицых четверо, три негра, пятеро непонятно смуглых, мулаты, наверное, или, как он слышал, трёхкровки. И один индеец. И только у индейца сохранено имя, остальные все сменили, видимо, переезжая границу. Почему? Ведь прошлое человека — это он сам. Да, его в армии называли Гришей, по-русски, как привычнее, да и короче, но его имя — Громовой Камень, так он записан во всех документах, просто на русском языке в переводе. И те трое, что работают на заводе, встречался он с ними как-то в городе, поговорили, они же сохраняют имена, и даже одежду наперекор всем косым и удивлённым взглядам. А эти? Почему? Стыдятся своего прошлого? Но человек не виноват, не всегда виноват в своей судьбе.
Громовой Камень заставил себя оторваться от пишущих и посмотрел на Полину Степановну. Да, и она волнуется. За четыре месяца из неграмотных, не знающих русского языка, а многие говорят всё ещё с акцентом, перемешивают русские и английские слова, и таких подготовить к экзамену… А текст без подставок и послаблений, точно за начальную школу.
Взгляд Громового Камня не смущал, а даже как-то успокаивал Эркина. Да и втянулся он быстро. Текст сложный, но проще последнего диктанта. Все слова понятны.
Андрей писал быстро, но спокойно. На четвёрку-то он всегда напишет, но и проверять всегда надо. Пока всё спокойно: ни одного слова, где бы пришлось задуматься.