Владимир Контровский - Ракетоносцы. Адское пламя
Переделать текст легендарного «Синего платочка», неизвестного в этой Реальности, Анджеле помог Павел (в меру своих скромных способностей), и звезда фронтовой эстрады, воодушевлённая успехом апгрейда, порывалась выразить доморощенному поэту-плагиатору свою благодарность в самой что ни есть пылкой форме, но поостереглась, вовремя заметив холодный взгляд Мэрилин, не обещавший ксерокопии Памелы Андерсен ничего хорошего.
Впрочем, «модель певицы» не сильно расстроилась. Не блещущая интеллектом, она была сильна житейским «задним умом» (точнее, «передним») и довольно скоро сообразила, что Вован уже не сможет обеспечить ей в этом новом мире уровень комфорта, к которому она привыкла: на виллу на Ямайке с ним рассчитывать не приходится. А раз так, то ей надо быстренько сменить этого своего «гражданского мужа» на военного мужа, пока её прелести привлекают жадные взгляды мужчин. И Анджела уже достигла на этом поприще кое-каких успехов: капитан Пронин и слова не смел пикнуть против того, что потенциальная шпионка свободно разъезжает по всему фронту, поскольку ей открыто оказывал покровительство сам комиссар 17-й бригады, подполковник Мазуров, не забиравший Анку-пулемётчицу к себе на постоянное жительство только из соображений соблюдения морального облика комиссара-политработника (подполковник был женат, а в политотделе штаба армии вторжения хватало желающих подставить ему ножку, чтобы занять его место).
Зная буйный характер Вована, Павел ожидал от него вспышки ревности с мордобоем и членовредительством, но, к его удивлению, ничего такого не произошло. Бывший браток равнодушно отнёсся к выходке «своей девушки»: Вована, судя по его разговору с Павлом, гораздо больше волновало что-то другое. «Модель певицы» и бывший бизнесмен почти не встречались, и, похоже, это вполне устраивало обоих.
А Мэрилин… С ней тоже что-то происходило, а что именно – этого Павел никак не мог понять. Она сделалась молчаливой и задумчивой, и не слишком охотно отвечала на его ласки, когда им удавалось остаться вдвоём. «Что с тобой?» – спрашивал он с беспокойством. «Ничего» – отвечала она и снова замыкалась в себе.
…Её прорвало однажды вечером, после яростного боя под Браунс-Тауном. Над полем, усеянном телами убитых американских и русских солдат, лежавших вперемежку, траурными лентами извивались столбы дыма от горящих «витязей» и «шерманов»; санитары выносили раненых, обмотанных окровавленными бинтами, чёрные от усталости и копоти бойцы 17-й штурмовой бригады собирали трофеи и гнали кучки пленных.
Мэрилин молча смотрела на эту картину, окрашенную лучами заходящего солнца в багровые тона, а потом вдруг разрыдалась, закрыв лицо ладонями.
– Мариночка, что с тобой? – испуганно спросил Павел, обняв её за плечи.
– А ты не понимаешь? – почти выкрикнула она, подняв на него глаза, блестевшие от злых слёз. – Вы, русские, убиваете американцев, моих соотечественников, убиваете каждый день, и я, американка, помогаю вам их убивать! Пол, я так больше не могу… Я не хочу!
«Вот оно что… – растерянно подумал Павел. – Я-то думал, что ей, девушке двадцать первого века, привыкшей к уютной и размеренной жизни, просто трудно здесь, в джунглях, без мелочей быта вроде косметики и ежедневного душа, да ещё и на войне, среди грязи, крови и смертей, а оно вот как обернулось…».
– Я хочу вернуться в Америку, Пол, – услышал он голос Мэрилин, на этот раз очень спокойный. – Я должна быть там, со своим народом, который вы, русские, убиваете. И я туда вернусь, чего бы это мне не стоило!
– Но что ты им скажешь? – Павел спросил первое, что пришло ему в голову. – Тебе мало допроса у майора Уоллеса? Ты хочешь, чтобы тебя расстреляли как русскую шпионку?
– Я знаю, что им сказать. Помнишь, вчера мы разбирали документы, захваченные при разгроме американской автоколонны, шедшей с запада? Так вот, среди тех, кто погиб под гусеницами ваших танков, была медсестра Глэдис Дьюи: родная сестра моего дедушки и моя двоюродная бабушка.
– Но это не совсем она, – пробормотал Павел. – Здесь же другая Реальность…
– Я знаю. В нашем мире Глэдис Дьюи тоже была медсестрой – она погибла в сорок четвёртом в Арденнах, во время немецкого наступления. А здесь она погибла на Ямайке – её убили вы. Глэдис была моего возраста, даже немного моложе, и я на неё похожа – я видела её фото в нашем семейном альбоме. Когда я проберусь к своим, я выдам себя за неё – думаю, это будет не так сложно. Нашему старому дому в Гейнсвилле много лет, я знаю там каждый уголок, и знаю город, где я родилась и выросла. А если будут какие-то нестыковки – что ж, я сошлюсь на последствия контузии, которую я получила здесь, на Ямайке. У меня получится – если я сумела сыграть роль англичанки Марион Кленчарли, которую никогда не видела, то уж с ролью своей бабушки я как-нибудь справлюсь. Я всё продумала, Пол.
«Да, – подумал Павел, – ты всё продумала… А как же я?». И Мэрилин словно прочла его мысли.
– А ты, Пол, не хочешь уйти со мной? – спросила она, глядя ему в глаза. – Что тебя держит здесь, среди чужих тебе людей чужого мира? А я люблю тебя, и согласна стать твоей женой, если ты этого захочешь. Зачем тебе кровавый большевистский режим, обречённый здешней историей точно так же, как он был обречён там, в нашем с тобой мире? И что тебе плохого сделала Америка, Америка нашего с тобой мира? Ты обучаешься в одном из лучших американских университетов, после окончания которого перед тобой открывается столько возможностей! У тебя будет всё, что нужно человеку для нормальной жизни: профессия, дом, семья, деньги – много денег! Ты ведь можешь не возвращаться к себе в Россию, то есть в Белоруссию, а остаться со мной в Соединенных Штатах – женившись на американке, ты станешь гражданином США. И здесь, в этой Реальности, может быть то же самое, если… если только Америка не проиграет эту войну. Мы с тобой две маленькие капельки в потоке истории, но каждая капелька вращает огромное водяное колесо, и мельница мелет муку. И ещё неизвестно, будет ли она молоть эту муку, если в потоке воды не хватит всего двух маленьких капель…
Она прижалась к Павлу и смотрела на него не отрываясь – смотрела с надеждой, он видел это по её глазам, – и ждала ответа.
– Ты спрашиваешь, что плохого мне сделала Америка, Америка нашего с тобой мира? – медленно проговорил он. – Ты знаешь, что отношения между США и Белоруссией – там, в нашем с тобой мире, – очень непростые. Обучаться в США получают возможность единицы белорусских студентов, и все эти годы я задавал себе вопрос: как получилось, что мне так повезло? Я, парень из простой семьи, жившей не в Минске даже, а в Могилёве, не сын какого-нибудь важного чиновника, и вдруг вытащил счастливый лотерейный билет – поехал учиться в Америку, куда стремились попасть очень многие, имевшие всё: и связи, и богатых родителей. Но поехал почему-то я… И недавно я получил ответ на этот вопрос.
Павел помолчал, словно раздумывая, стоит ли об этом говорить, и продолжал:
– Этой весной со мной побеседовали двое вежливых парней – догадываешься, кем они были?
– Н-нет…
– А ты подумай. Эти вежливые парни не ходили вокруг да около, они заявили прямо: «Ваш батька Лукашенко – диктатор, душитель демократии, и он кончит так же, как Саддам Хусейн и Муамар Каддафи. Мы боремся за свободу и демократию, и мы хотим, чтобы ты к нам присоединился». «А если я откажусь?» – спросил я, поняв, к чему они клонят. «Тогда, – сказал один из этих вежливых парней, – у тебя будут очень большие неприятности. В твоей комнате найду наркотики – много наркотиков, – и найдутся свидетели, которые подтвердят, что ты торговал ими в кампусе, и не только там, а следствие докажет, что ты был связан с мафией. Тебе светит тюрьма, парень, и надолго». «А если тебе этого мало, – сказал второй, – подумай о своей подружке, к которой, как нам известно, ты сильно привязан. У неё тоже могут быть неприятности – из тех, что иногда случаются с одинокими девушками на тёмных и пустынных улицах. Разве тебе её не жаль?». И я подписал бумагу о сотрудничестве с… Догадываешься, с кем?
– Не может быть… – прошептала Мэрилин. – Этого не может быть!
– Может, Марина. Разве я когда-нибудь тебя обманывал? И ты ещё спрашиваешь, что плохого сделала мне Америка… Я не хочу, чтобы Америка этой Реальности, против которой воюет весь здешний мир, – подумай, кстати, почему он против неё воюет? – стала такой же, какой стала Америка нашей с тобой Реальности, присвоившая себе право указывать всем, как им жить. И я останусь здесь, с людьми, говорящими со мной на одном языке. Ну, а насчёт кровавого большевистского режима… Народная Россия – это не СССР сороковых годов прошлого века, она сильно, насколько я мог понять, от него отличается, причём в лучшую сторону. Наверно, в этом мире история дала русским шанс исправить ошибки, и если я смогу им в этом помочь, значит, я не зря проживу свою жизнь. А ты… Если ты решила уйти – уходи, хотя я очень не хочу тебя терять. Но я помогу тебе пробраться к своим, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива, а со мной или без меня – это уже неважно.
