Александр Афанасьев - Наступление ч. 4(СИ)
— Много чего. У самого башка кругом. Ты дивизию принял?
— Да какое? Я только к месту прибыл!
— Это хреново… — Грачев солидно затянулся — потому что воевать надо. По-серьезному дело пошло. Видел Дубынина?
— Перевязанного?
— Днем бомбили. У меня самого в башке салюты бабахают. Видал, что делается?
— Так я думал, обстреливают.
— Да какое там. Машин десять налетело. Даже больше.
— Афганцы?
— Пакистанцы. Больше пока не возвращались, тут дежурство наладили. В воздухе. ПВО почти нет, Стрелы и Шилки. Вон, на местные горушки стрелков посадили, хоть что-то.
Сказанное старым другом еще с Рязани — просто не укладывалось в сознании.
— А паки то что? Совсем страх потеряли?
— Тут вот какое дело… Видел Масуда?
— Ну да. А он что теперь?
— Да, да… Ахмад Шах Масуд со вчерашнего дня перешел на нашу сторону. Его отряды перекрыли Пандшер. Мы послали туда группу для координации и оказания практической помощи, так сказать. Сейчас там идет бой, крупная банда пытается пробиться через ущелье. По данным разведки — до пяти тысяч штыков. Соображаешь, что будет, если пробьется?
— Еще бы…
Пандшерское ущелье — как дорога прямо в центр Афганистана, выходит почти напрямую к Баграму. Если эти пять тысяч боевиков прорвутся — то они отрежут их от Союза и перережут единственную дорогу, питающую весь Ограниченный контингент. Если от контингента — что-то еще осталось.
— Меня куда?
— Пока не знаю. Возможно в тот же Пандшер.
Лебедь присвистнул.
— Соображаешь? Я полк в ущелье пошлю — не выйдем же оттуда!
— А как думаешь, Масуд почему здесь?
Не докурив, Грачев растоптал сигарету в грязи, злобно сплюнул
— Утром борт приземлился. С Кубинки. Одно гэбье. Так что думай, что говоришь.
— А мне насрать! — набычился Лебедь, тут он мог быть самим собой — мне этот Масуд нахрен не сдался. Помнишь, колонну забили у Джелалабада? Тот ублюдок — он ведь с нами остался, как заклад. Может, и Масуд — решил сдохнуть за своего пророка?
— Не тот калибр.
— Тут не разберешь. Мне не до Масуда. Вот если со мной гэбье это пойдет, тогда другое дело. Пойду и сам своих поведу. А так…
— Отставить. Ты здесь останешься.
— Никак нет.
Грачев схватил своего бывшего подчиненного за руку, зло дернул
— Приди в себя! Тут, б… героизму не место! Ты что, не понял еще? Мы, б… третью мировую войну начали!
— Чего?
— Того! У тебя в дивизии с РХБЗ[71] как? Каком кверху, поди!
Лебедь недоуменно посмотрел на своего бывшего ротного.
— А это тут при чем?
— А вот причем! Ты Катаева помнишь?
— Летуна что ли?
— Его…
Катаева Лебедь помнил. Между десантниками и летчиками военно-транспортной авиации, да и любыми другими летчиками — существовал обычный антагонизм. Советские летчики были в армии белой костью, к измученной десантуре относились с долей презрения и высокомерия — и десантники это видели. Катаев начинал одновременно с ними, поэтому между молодым летчиком и такими же молодыми десантниками установилось нормальное взаимопонимание и даже дружба. Так что Павла Петровича Катаева — Лебедь хорошо помнил.
— Помню.
— Он здесь. Полкан уже. Летает на семьдесят шестом. Но дело не в этом. Он сюда с Мары летает, со своими полком. Пересеклись, языками зацепились. В Мары тоже борт пришел. С Твери — девять. Охрана — волкодавы сущие. И экипажи — по специальному списку. Понял?
Е-моё…
Тверь — девять, он же Мигалово, он же в/ч 19089 — одна из баз хранения тактического ядерного оружия, там же — есть экипажи, которые специализируются на его применении. Бомбы весом в тонну и полторы могут применяться с Ту-22М3 — а ведь их в Мары полно, там сейчас базируются облетанные полки, которые работают по Афганистану. И тут — всем аптечки раздали, провели инструктаж. Приказано и по всему личному составу — так что ты тоже и получили и проведи. Пока дают.
— Так это что же делается то?
— Говорю тебе — война началась.
Совсем стемнело. Самоходные артиллерийские установки, выставленные в наскоро отрытых капонирах, били по горам, били размеренно и страшно, и каждый их залп отдавался гулом в ушах. Над Баграмом гудели самолеты, выстраиваясь в очередь на посадку.
— Да ты не кисни — Грачев заметил, что вот теперь то его бывший взводный полностью осознал, что творится — если по-серьезному зацепимся, первыми бомбы полетят, потом уже мы пойдем. А там — чужая шейка копейка.
— Твоими бы устами…
— По РХБЗ народ вздрючь. А то — в противогазной сумке у всех что угодно лежит, кроме противогаза.
— А то поможет…
Пакистан, западнее Пешавара Зона племен федерального управления Седьмой армейский корпус армии Пакистана 22 марта 1988 года
Исторически так сложилось, что пакистанская армия всегда прикрывала восточную и северную границы, границы с Индией и Китаем, в то время как западная граница не считалась опасной, а южная — вообще ничем не прикрывалась, кроме отдельных застав потому что она считалась непроходимой. В описываемый период армия государства Пакистан состояла из девяти армейских корпусов, первый, второй, четвертый, пятый, девятый, одиннадцатый, двенадцатый, тридцатый и сорок первый. При этом западную границу с Афганистаном прикрывали только два корпуса: одиннадцатый, включающий в себя седьмую и девятую пехотные дивизии, со штабом в Пешаваре и двенадцатый, включающий в себя тридцать третью и сорок первую пехотные дивизии со штабом в Кветте. Оба корпуса были двухдивизионного состава, вообще в армии Пакистана были три корпуса трехдивизионного состава, первый, второй и десятый, в них входили две бронетанковые и артиллерийская дивизия. Готовя операцию по захвату Афганистана, пакистанские военные отлично понимали, что они не могут сконцентрировать дополнительные силы на границе, потому что это сразу будет засечено советскими спутниками и привлечет внимание советских аналитиков — а воевать серьез с СССР Пакистан не собирался. Основной задачей было: после организации в Кабуле пропакистанского правительства исламистов, оно обращается за помощью к Пакистану, примерно точно так же, как в свое время правительство Кармаля обратилось за помощью к СССР — и Пакистан вводит войска. В непосредственной близости от основного оперативного направления — на Джелалабад и Кабул — находилась не только одиннадцатый корпус, в Равалпинди стоял десятый корпус, а в Мангле — первый, в состав которого входила шестая бронетанковая дивизия, одна из двух, имевшихся у Пакистана. Поэтому, пакистанцы подготовили следующий план операции — в первом эшелоне наступает седьмая пехотная дивизия, за ней следует девятая. Шестая бронетанковая после начала наступления — ускоренным маршем выдвигается от Равалпинди для того, чтобы составить второй эшелон наступления. Шестая бронетанковая была вооружена танками М60, которые вполне были способны противостоять как афганским Т-55, так и советским танкам Т-62, которые были в Афганистане — а более современных Т-72 в Афганистане не было, разведка это подтверждала. Наступающих сил — две пехотные дивизии и одна бронетанковая должно было с лихвой хватить для того, чтобы проломить оборону и Афганцев, и афганцев, поддерживаемых русскими. Кроме того — оборона будет в значительной степени подорвана террористическими акциями, массовым наступлением моджахедов во всех провинциях и уездах Афганистана и вооруженным мятежом Наджибуллы. Солдаты будут просто деморализованы и особого сопротивления не окажут.
Конечно, было страшно. Пакистан понимал, что наступление на Кабул, по сути, означает удар по советской армии, по советским интересам. По Советскому Союзу, в конце концов. Но обещанная некоторыми кругами в американских военных и разведывательных сообществах поддержка, успешные испытания собственной ядерной бомбы, возможность поддержки со стороны кабульского режима, который должен был переметнуться на сторону Пакистана — все это вскружило голову пакистанских генералов.
Командующим операцией «Удар копья» — так называлась военная часть операции — был назначен генерал-лейтенант Асиф Наваз[72], командир одиннадцатого корпуса, грамотный и способный пехотный офицер. Сейчас он находился в мобильном командном центре на самой границе Афганистана и Пакистана — но все же не переходя ее. Рядом работала мощная радиостанция, принимая сообщения об оперативной обстановке на театре военных действий. Сам генерал поминутно вытирал платком лоб — он чувствовал, что что-то не так, но не мог понять что.
В дверь постучали. В командном бронированном модуле он был один.
Генерал поднялся с места, прошел по дорогому, постеленному на пол ковру, отомкнул закрытый изнутри замок. Хмуро посмотрел на полковника Рашида — так называли человека, который командовал на данный момент группировкой пакистанской авиации, сведенной для удара по Афганистану.
