Товарищ "Чума" 5 (СИ) - "lanpirot"
Насколько я помнил, в начале 1940-го года атаки с воздуха на Берлин носили эпизодический характер и выполнялись одиночными бомбардировщиками Королевских ВВС Великобритании. Но с развёртыванием битвы за Англию ответные налёты англичан на Берлин во второй половине 1940-го года стали принимать систематический характер. В 1941-ом и 1942-ом годах англичане сосредоточились на воздушной борьбе над Западной Европой, в связи с чем атаки Берлина почти прекратились — за 1942-ой год, если мне не изменяла память, было зафиксировано всего лишь 6-ть появлений британских разведчиков над Берлином.
А вот наши летчики-асы как раз в 1941-ом году провели несколько удачных авианалётов на Берлин. И я неожиданно припомнил, что буквально несколько дней назад — в ночь с 29-е на 30-е августа 1942-го года столицу нацистов должны были основательно «проутюжить» 37-емь наших самолетов из сотни, поднявшихся с аэродрома. Это был ответный удар на варварскую немецкую бомбардировку Сталинграда 23-его августа 1942-го года.
Остальные ушли на вторичные цели: город Штеттин — три самолета, Кольберг — два самолета, Данциг — семь самолетов и Кенигсберг — 24-е самолета. Еще 13-ть самолетов бомбардировали объекты на советской территории, которая была оккупирована немцами. В объяснении причин ухода на запасные цели указывались технические и навигационные проблемы, а также самочувствие экипажа.
Их можно было понять: долгий полет над вражеской территорией с непростыми в управлении самолетами и с не самым совершенным техническим оборудованием выматывал даже самых крепких физически и морально пилотов. Действительно, лучше было уйти на запасную цель, чем рухнуть по пути к Берлину, потеряв все — самолет, людей и время.
Но всё-таки, даже 37-ем самолётов, долетевших до Берлина — это ничтожно малое количество, чтобы нанести фрицам хоть какой-то ощутимый урон. А недавний налёт имел больше психологическое воздействие, чем разрушительное. По крайней мере по маршруту нашего движения никаких последствий авианалета не попадалось. Более основательно бомбить Берлин начнут уже скоро — в сорок третьем году.
Время бежало, а мы продолжали тупо стоять у обочины и пялиться на закрытые двери чертовой конторы Хорста. Я уже успел аккуратно раскидать свою магическую сеть и проверить институт на наличие магии. Кроме каких-то старых проявлений силы, причем какого-то непонятного мне происхождения, да еще и с явным «оттенком» мертвечины, я в помещении не обнаружил. Так же не нашёл никаких охранных конструктов, о чем и сообщил Бомбадилу, который в силу своего неугомонного характера уже откровенно скучал, накручивая на палец свою растрёпанную рыжую бороду.
— Да, я тоже чувствую это, — согласно кивнул ведьмак-шотландец, после того, как шумно засосал воздух ноздрями. Нюх на магию у него оказался просто феноменальным. — Никаких сигнальных или охранных печатей тоже не чувствую. Предлагаешь ворваться туда нахрапом?
— Пока не уверен, Том… — Покачал я головой. — Хоть никаких заклинаний здесь нет, но моя «ловчая сеть» засекла двух слабеньких одаренных, едва-едва прошедших инициацию… Новики, скорее всего…
— А я их не чувствую, — пожаловался Бомбадил после очередного «нюхания» воздуха и сплетения какого-то простенького конструкта, отдаленно похожего на мою «ловчую сеть».
А вот «ячейки» у его заклинания были куда крупнее, и связующие сигнальные нити совсем хилыми. С такими «дырами» рыбку не поймаешь! Мой же магический конструкт, оставленный в наследство Афанасием Никитиным, был намного действеннее в работе. Вот почему ведьмы и ведьмаки не спешили делиться друг с другом информацией. Ведь, вроде бы, и пользуются похожими конструктами, созданными с помощью одной и той же «технологии» (это мне было видно даже «невооруженным» глазом), но исполнение у всех разное.
Только почему никто не занимается изучением и развитием магического искусства, а тупо копирует из века в век старые печати, формулы и конструкты, а не пытается создать что-то новое, я откровенно не понимал. Ведь всего за несколько дней мы с Глашей создали универсальную печать исцеления, с помощью которой можно было даже оторванные руки и ноги выращивать!
Может быть потому, что никто не видит визуальное воплощение магии? Ведь из двоих одаренных, с которыми мне удалось познакомиться, ни Глория, ни Том, не обладали подобной способностью. Правда, рыжеволосый ведьмак мог чувствовать, как он утверждал «запах магии». Тому не верили «коллеги по промыслу», но мои способности этот факт полностью подтверждали.
— Но твои слова похожи на правду — слишком слабые одаренные, — произнес Том, после нескольких неудавшихся ему манипуляций. — С помощью моих средств они не определяются.
— Двое, — подтвердил я. — И, похоже на то, что их способности пробудили с помощью магии старика Вили — так же несет насильственной смертью, пусть и едва заметно. А вот того, кто мне нужен, мне найти не удалось, — с сожалением заметил я. — Фон страданий и смерти, идущий от этих новиков, нарушает стабильность моего заклинания.
— Старика Вили, — неожиданно хохотнул Бомбадил. — Да он сущий младенец даже против меня! И опыта у него нет. А вот упырячьей силы — с лихвой! Словно он высасывает её из сотен… Нет! Тут явно счёт идёт на тысячи загубленных душ!
— Я боюсь, если мы ворвемся туда, эти двое могут что-то уловить и сообщить упырю, — озвучил я свои сомнения. — А против него я не выстою, даже с твоей помощью. Да и тебя во всё это впутывать я не хочу…
— Согласен, — на стал спорить рыжий ведьмак. — Говоришь, он дотянулся до тебя даже через тысячу километров?
— Да, поэтому и хотелось провернуть всё по-тихому, а затем, поднакопив сил…
— Вау! — неожиданно воскликнул Том, указывая пальцем на распахнувшуюся дверь института, откуда выскочил плюгавенький эсэссовец-оберштурмфюрер. — The game walks into someone’s bag! (Буквально: дичь входит в чью-либо сумку (англ.) Это личный секретарь профессора Волли Хорста!
— Нет, старина, — усмехнулся я, уголками губ, — это поговорка лучше всего звучит по-русски: на ловца и зверь бежит.
— О! Ейс! На ловтса и сферь бежать, — так же по-русски ответил мне Бомбадил, правда с жутким акцентом, не сравнимым с произношением Глории. Но, тем не менее, это было очень и очень неплохо. — У мине биль мало практика, но я понимайт, — закивал Том, сверкая своей непередаваемой улыбкой.
— Работаем? — Перейдя обратно на немецкий, вопросительно взглянул я на рыжего ведьмака. — Мне не хотелось бы, чтобы ты пострадал…
— Я? Пострадал? — Заливисто расхохотался Бомбадил. — Спасибо, конечно, за заботу, брат Чума, но ты плохо меня знаешь! Я еще тот скользкий тип! Пусть, я и не так силён, как это чертов упырь Вилигут, но хитрости и ловкости мне не занимать! Я в деле! Однозначно! — И он «по-братски» хлопнул меня по плечу.
— От души, дружище! — поблагодарил я шотландца, одновременно пуляя в секретаря Хорста, с деловым видом прущегося куда-то в нашу сторону, печатью доппельгангера.
— Печать ушла? — принюхавшись, определил Том.
— Да. Только чтобы она подействовала, нужно время, — пояснил я, — а затем этот наци должен исчезнуть, а мне будет нужна его одежда. Тогда уже никто не опознает во мне подмену. Я даже «унаследую» часть его памяти…
— Неужели это тот самый древний конструкт, про который Глория сообщала… Настоящий «доппельгангер»? — с легкой (но белой, я это прекрасно ощутил) завистью поинтересовался Бомбадил. — Его формулу уже давно считали утраченной навсегда.
— Он самый, Том, он самый. Мне просто повезло с «наследством»…
— А кто, если, конечно, это не секрет, был прародителем твоего дара? — спросил Бомбадил.
— Афанасий Никитин. — Я не видел смысла скрывать это информацию от Тома. Кому другому, я не стал бы это сообщать. — Если тебе, конечно, что-нибудь говорит это имя…
— Вечный Пилигрим? — По выпученным глазам Бомбадила и сошедшей с его лица беспечной улыбке, я понял, что имя «родоначальника» моего дара произвело на рыжего ведьмака сильное впечатление. — Ты это серьёзно?
