Уилбур Смит - Крик дьявола
Резкая боль пронзила его ногу, когда он всем весом наступил на трехдюймовый шип буйволиной колючки. Красноконечный, острый, как шило, он вошел ему в ступню в районе подъема стопы чуть не на всю длину, и, вскрикнув от боли, Флинн рухнул на колени.
Примерно в двух сотнях ярдов старый самец исчез в лесистой лощине.
— Флинн! Флинн!
Сопя от боли и негодования, Флинн сидел на траве, подогнув больную ногу в ожидании Себастьяна Олдсмита.
— Я подпущу его поближе, — приговаривал Флинн.
Себастьян приближался несуразно длинными шагами человека, бегущего вниз по склону. Он где-то потерял шляпу, и теперь при каждом шаге его черные кудри мотались из стороны в сторону. Его крики не смолкали.
— Прямо в живот, — злился Флинн. — Из двух стволов! — И потянулся к лежавшему рядом ружью.
При виде этого Себастьян резко свернул в сторону.
Флинн вскинул ружье.
— Я предупреждал. Я же говорил, что не шучу. — Его правая рука сомкнулась на рукоятке приклада, а указательный палец привычно нащупал курок.
— Флинн! Немцы! Их целая армия. Прямо за горой. Они идут сюда.
— О Боже! — воскликнул Флинн, тут же забывая о своих лютых намерениях.
35
Привстав в стременах, Герман Фляйшер помассировал себя рукой. Его пухлый зад и по форме, и по содержанию был весьма женственным, и после пяти часов, проведенных в седле, жаждал покоя. Он только что преодолел на своем осле хребет Сании, а здесь, под ветвями раскидистого фигового дерева, царила прохлада. После некоторых колебаний он поддался соблазну и обернулся, чтобы отдать приказ своему остановившемуся позади войску из двадцати аскари. Все они преданно смотрели на него, уже предвкушая, что у них вот-вот появится возможность расслабиться, распластавшись на земле.
«Ленивые псы!» — грозно нахмурившись, подумал Фляйшер. Он отвернулся от них и аккуратно поместил зад на седло.
— Акуэнде! Поехали! — приказал он, пришпоривая пятками осла, и тот потрусил вперед.
Метрах в трех над головой Фляйшера, наблюдая за его отбытием поверх двух ружейных стволов, на развилине дерева сидел Флинн. Он проследил, как отряд, удалившись вниз по склону, скрылся из виду за холмом, и лишь потом опустил двустволку.
— Фу! Чуть не вляпались, — раздался откуда-то сверху из листвы голос Себастьяна.
— Стоило ему хоть одной ногой ступить на землю, я бы отстрелил ему башку, — заявил Флинн. Это прозвучало так, будто он сожалел об упущенной возможности. — Ладно, Басси, помоги-ка мне слезть с этого чертова дерева.
Флинн сидел босой под фиговым деревом, протянув правую ногу Себастьяну.
— Он же был прямо передо мной.
— Кто? — переспросил Себастьян.
— Да слон, идиот. Впервые он был так близко. И тут… Ай! Какого черта ты делаешь?
— Пытаюсь вытащить из тебя этот шип, Флинн.
— А такое впечатление, словно ты пытаешься забить его молотком еще глубже.
— Не могу его как следует ухватить.
— Давай зубами — это единственный способ, — распорядился Флинн, и Себастьян слегка побледнел от такой перспективы. Он взглянул на ногу Флинна — нога была большой, мозолистой, с отслаивавшимися лоскутами прелой кожи и прочими темнеющими заскорузлостями. Себастьян ощущал ее запах чуть ли не в трех футах от своего носа.
— А сам-то не хочешь попробовать дотянуться? — возразил он, рассчитывая увильнуть.
— Я что тебе — фокусник-акробат?
— А Мохаммед? — С надеждой в глазах Себастьян повернулся к щуплому оруженосцу. Вместо ответа на вопрос Мохаммед ощерился, обнажая в оскале розовые беззубые десны. — Да, — отозвался Себастьян. — Понятно. — Его взгляд, вновь вернувшись к ноге, замер, будто в тошнотворном гипнозе. Он сглотнул, и его кадык нервно дернулся.
— Давай, не тяни, — понукал Флинн, и Себастьян склонился к ноге.
Флинн взвыл, Себастьян резко выпрямился с мокрым шипом в зубах. Он яростно выплюнул его, и Мохаммед протянул ему бутылку джина. Себастьян приник к ней, употребляя содержимое громкими булькающими глотками. Однако когда он вознамерился вновь поднести бутылку ко рту, Флинн остановил его, решительно положив руку ему на плечо.
— Не переусердствуй, Басси, — мягко урезонил он, забирая бутылку, чтобы приложиться к ней самому. Это словно подлило масла в огонь — оторвавшись от бутылки, Флинн ощутил прилив ярости. — Мерзкий сосисочник. Изгадил мой, возможно, единственный шанс с этим слоном. — Он замолчал, тяжело дыша. — Как бы мне хотелось сделать ему такую гадость, чтобы… чтобы… — Он старался придумать для Германа Фляйшера нечто ужасное, и тут его осенило. — Боже мой! — воскликнул он, и его жестокую гримасу сменила обаятельнейшая улыбка. — Как все просто!
— Что? — встревожился Себастьян. Он не сомневался, что орудием воплощения мести Флинна станет именно он. — Что? — вновь спросил он.
— Мы отправимся… — начал Флинн, — в Махенге!
— Господи, да это же германское гнездо!
— Да, — отозвался Флинн. — Только там нет никого, кто мог бы его оборонять, — ни комиссара, ни аскари! Они только что миновали нас в противоположном направлении.
36
Они атаковали Махенге за два часа до рассвета — в кромешной тьме, в момент, когда человеческая активность находится в своей низшей точке. Выставленная Фляйшером для обороны штаба охрана в количестве одного капрала и пяти аскари особого героизма не проявила. Попросту говоря, разбуженные хаотичными, но смачными пинками ботинок Флинна, они еще пребывали в полусне и полностью пришли в себя, лишь благополучно оказавшись за решеткой тюремной камеры. Был всего один пострадавший, которым, разумеется, оказался Себастьян Олдсмит, налетевший в пылу атаки на приоткрытую дверь. И, как отметил Флинн, повезло, что на дверь он налетел именно головой, так как в противном случае мог бы получить травму. Но так или иначе к рассвету он уже пришел в себя в достаточной мере для того, чтобы наблюдать за разгулом разбоя и вандализма, которыми с упоением занимались Флинн со своими верноподданными.
Начали они с кабинета комиссара. Там в толстую глинобитную стену был вмурован здоровенный чугунный сейф.
— Начнем с него, — заявил Флинн, алчно оглядывая сейф. — Поищите какие-нибудь инструменты.
Себастьян вспомнил про кузнечную мастерскую позади плаца и приволок оттуда всевозможные ломы и кувалды.
Два часа спустя они, мокрые от пота, все еще продолжали с руганью трудиться, задыхаясь от штукатурной пыли. Им удалось выдрать сейф из стены, и теперь он лежал на полу посреди помещения. Трое оруженосцев Флинна с показным, но неумолимо таявшим энтузиазмом колотили по нему кувалдами, в то время как вооруженный ломом Себастьян трудился над петлями дверцы. На тот момент он преуспел лишь в нанесении на металл нескольких ярких отметин. Сидевший за комиссаровым столом Флинн методично распалялся от ярости, за последний час его вклад в штурм сейфа ограничился уничтожением половины найденной в ящике стола бутылки шнапса.
— Бесполезно, Флинн. — Кудри Себастьяна слиплись от пота, он лизнул образовавшиеся на ладонях волдыри мозолей. — Можно про него забыть.
— Разойдись! — взревел Флинн. — Я прострелю эту проклятую штуку. — Сжимая двустволку, он с безумным взглядом встал из-за стола.
— Погоди! — завопил Себастьян, и они с подручными бросились врассыпную.
В замкнутом пространстве помещения грохот выстрелов тяжелого ружья показался громоподобным. Пороховой дым смешался со штукатурной пылью, и отрикошетившие от сейфа пули, оставив на нем длинные свинцовые следы, с завыванием вонзились в пол, стены и мебель.
Эта зверская выходка, похоже, как-то утихомирила Флинна, он потерял к сейфу интерес.
— Давайте-ка найдем что-нибудь поесть, — миролюбиво предложил он, и они дружно потянулись в направлении кухни.
Как только Флинн отстрелил замок, висевший на двери кладовой Германа Фляйшера, им открылось нечто напоминающее волшебную пещеру Али-Бабы. Потолок был увешан окороками и всевозможными колбасами, а пол уставлен бочонками маринованного мяса, стопками толстых круглых сыров, ящиками пива и коньяка и пирамидами консервов с трюфелями, спаржей, паштетами, креветками, грибами, оливками в масле и прочими деликатесами.
Затаив дыхание, они уставились на это изобилие, затем дружно двинулись вперед. Каждый, выбрав себе что-то по вкусу, набросился на сокровища Германа Фляйшера.
Оруженосцы выкатили себе бочонок замаринованной свинины, Себастьян, обнажив охотничий нож, принялся за консервы, а Флинн в углу занялся ящиком «Штайнхагера»[23].
Через два часа самоотверженных еды и питья они достигли высшей точки насыщения.
— Нам бы теперь лучше здесь не засиживаться, — с сытой отрыжкой заметил Себастьян. Согласившись, Флинн лениво кивнул и расплескал на себя «Штайнхагер». Он вытер одежду рукой и облизал пальцы.
