Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард

— Пусть зайдёт.

В проёме возникла фигура Заура. Лицо его было серьёзным, даже озабоченным.

— Здравия, командир, — чётко отрапортовал он, но взгляд был отрешённым.

— Проходи, Заур. Присаживайся. Что случилось? — я убрал со стола карту, давая понять, что всё внимание его.

Заур молча кивнул, снял пластунку, благоговейно перекрестился на потемневшую от времени икону Николая Угодника и лишь потом тяжело опустился на ковёр.

— Родня жены моей приехала, командир… — начал он, смущённо отводя глаза. — Тесть и два племянника.

Я молчал, давая ему собраться с мыслями. Азамат, поняв, что разговор принял серьёзный оборот, замер и не вмешивался.

— Тесть привёз внуков, детей своих покойных сыновей, — продолжил Заур, поднимая на меня полный надежды взгляд. — Умоляет взять их в воспитанники. Знаю, командир, правило, только сироты. Но история у них безвыходная. Отцов их убили. Кровная месть. Тесть остался последним мужчиной в роду, да и тот старик. А эти мальчишки, вся его надежда. Одному двенадцать, другому десять. — Заур тяжело вздохнул, будто сбросил с плеч мешок с камнями.

— А вражду эту нельзя уладить миром? — спросил я.

— Вражде этой, командир, лет пятьдесят, если не больше. Род тестя моего, Окоевы. Дело давнее, украли у них девушку, сын князя Хитогурова. Через время объявили, что она сама себя кинжалом заколола. Окоевы не стерпели, нашли того княжича и прикончили. С тех пор и режут друг друга. Семь лет назад старшего сына тестя убили, три года назад — среднего. Хитогуровы, княжеский род, многочисленный. Поклялись весь род Окоевых под корень пустить. Мальчишки эти последние. Остальные по женской линии, не в счёт. Пока дети при тесте, их найдут и убьют. А здесь, под твоей защитой, есть шанс, что выучатся, окрепнут и смогут честь рода отстоять.

— Выручи, командир! — голос Заура сорвался на шёпот, полный отчаяния. — Мы всё оплатим! Сколько скажешь! Иного пути у них просто нет. Как подрастут, так и сгинут.

Я молчал, тяжело раздумывая над его словами. Взгляд мой сам собой переметнулся на Азамата, ища хоть какую-то подсказку.

— Кровная месть — дело опасное, командир, — мрачно произнёс Азамат. — Если примешь их в воспитанники, они станут нашими. И если Хитогуровы посмеют тронуть их, когда те уже будут пластунами, нам придётся ответить. Нам всем.

— Сильно сказано, Азамат, — я покачал головой. — Но Заур упомянул, что Хитогуровы состоят на русской службе. Это меняет дело. Если мальчишки выучатся и будут зачислены в батальон, войдут в казачий реестр — они получат статус. Хитогуровы не посмеют поднять на них руку. Убьют служивого, атаман учинит спрос, да что там, весь батальон спросит с них по полной. Но Хитогуровым нужно заранее и чётко объяснить все правила. Ты понял, о чём я говорю, Заур? — пристально посмотрел я на него. — Это не убежище, а шанс. Шанс, который они должны будут оплатить верной службой.

— Так точно, командир! Понял. Благодарю тебя! Не забуду этой милости до конца своих дней. — Лицо Заура просияло от облегчения. — Разреши привести племянников?

— Приводи. Скажешь Руслану, что я распорядился зачислить их, — сделал глубокий вдох. — И чтобы ты сразу всё им объяснил. Открыто и без прикрас. Что их ждёт.

— Обязательно, командир! Я сам за них в ответе. — Заур отдал честь и, едва сдерживая готовую вырваться наружу радость, стремительно вышел.

Как только дверь закрылась, атмосфера в комнате снова накалилась. Азамат повернулся ко мне, и на его лице читалась неподдельная тревога.

— Командир, кровная месть — это не шутки, — начал он, тщательно подбирая слова. — Если этот Хитогуров дал клятву истребить весь род, он будет обязан её исполнить. Иначе его род потеряет честь. Тебе не стоит ввязываться в это…

Он не договорил. Я медленно наклонился вперёд, уперев локти в стол и впившись в него взглядом. Взглядом, в котором не осталось и тени от прежней расслабленности. Азамат инстинктивно отшатнулся, будто от внезапного порыва ветра. Он замер, и лишь через мгновение, с трудом сглотнув, напряжённо выдохнул:

— Я помню… Шайтан Иван. Прости. Я и вправду на мгновение забыл, с кем разговариваю.

— Азамат, ты сам настоял, чтобы состоять пластуном, ты подданный Российской империи, ты один из нас. Назад ходу нет.

— Я помню, командир. Я старший урядник, отдельный батальон. — с волнением проговорил Азамат.

Внимательно посмотрев ему в глаза и не увидев фальши, кивнул и отпустил его.

— Свободен урядник. Аслан, найди мне зампотыла.

Сидя в пустой комнате, я вновь стал прикидывать, во что может вылиться моё решение взять в воспитаники кровников князя Хитогурова. Такая длительная волна убийств из-за давнего дела была непонятна мне во всех ипостасях, что в нынешней, что в прошлой. Тупое, упорное уничтожение друг друга на протяжении десятилетий было совершенно непонятно, но это для меня. Для тех кто выполнял клятву данную предками, всё обстояло иначе. Не выполнение обета означало несмываемый позор, урон чести рода, последствия которого были страшнее смерти. «Что делать, в случае возникновения проблем с Хитогуровыми?»

Мои размышления прервал Егор Лукич.

— Здравия, командир. Звал? — вошёл мой зампотыл. Кивнув на его приветствие, предложил ему сесть. По всему виду старшины был он не в настроении и сильно озабочен.

— Ну, рассказывай Егор Лукич, чем так расстроен?

— А чему, радоваться, командир. — Глубоко вздохнув, он выложил про вскрытое воровство своего брата. — Решил сам тебе рассказать, всё одно дойдет до тебя окольными путями. Уж лучше я скажу, всё как было, а то непременно извратят. Людская молва на такое злая. Вот и весь сказ. — опустил голову старшина.

— Чего молчишь, командир. — Спросил Егор Лукич, выждав некоторое время.

— Что я должен сказать? Ты же решил всё. Пусть будет так.

— Добрый ты командир. — Вздохнул старшина. — Брата моего простил. Вона, сирот привечаешь. Не можно так, ко всем с добром. Люди они какие, добро быстро забывают, а маленькую обиду, до конца жизни помнить будут. Всех не пожалеешь, всем не поможешь. Я бы не простил Григория. Только из-за того, что брательник мой и я его присоветовал. Потому прошу тебя простить его, ибо позор этот на меня тож падает, как не верти. Стыдно мне от того и пусть замаливает грех свой. А я уж прослежу, чтобы всё до копейки возвернул и работал за двоих. — Со злостью в глазах закончил говорить Егор Лукич.

— Добрый говоришь… — потянул задумчиво я. — Да нет, Егор Лукич, не добрый я, а хитрый или расчетливый. Так вернее будет. Насчёт брата твоего, ты сам ответил на вопрос. Ты пристроил его к делу, с тебя и спрос. Я с тебя спрашивать буду, а не с него. Я тебе верю и доверяю, а не ему. И если с ним произошёл конфуз, то доверие потеряет не он, а ты. Потому тебе всё исправлять. Если ты, конечно, дорожишь моим доверием. — Внимательно слежу за реакцией старшины.

— А насчёт сирот, опять не прав. Я собрал их не из жалости и милости к ним. Я их выкормлю и воспитаю, как пластунов. Они будут обязаны всем батальону. Преданней бойцов не будет. Даже не сомневайся. Так что добротой тут и не пахнет. Уяснил старшина?

— Уяснил, командир. Ох не зря тебя горцы «Шайтаном» прозвали. Вроде и прост с виду. Ан нет, в несколько слоёв твоё нутро спрятано. По первости и не разберёшь, какой ты на самом деле.

— Хочешь сказать, человек — загадка? — усмехнулся я.

— Вот, в самое яблочко, человек–загадка. Могёшь ты, командир, мудрённо сказать. — улыбнулся старшина. — А доверие твое, Пётр Алексеевич, ты не сомневайся во мне. Всем сердце и душой я с тобой. Более говорить не буду. Слов много наговорить можно. Делом буду твоё доверие оправдывать.

Все эти слова, Егор Лукич, говорил глядя мне в глаза. И в этом взгляде читалось всё, и стыд за брата, суровая решимость и казачья прямота.

— С этим делом решили. Теперь слушай меня. Аслан⁈

— Здэся, командир, — заглянул он в комнату.

— Иди сюда, совет держать будем.

Дождался, когда он уселся с нами.