Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

— Спасибо, товарищ командир.

— Но вчерашний эпизод, хоть ты и выполнил сложнейшую задачу, меня ставит в тупик. Не знаю теперь, наказывать тебя за самоуправство или просто закрыть глаза. Что думаешь?

Так и хотелось сказать: если хотите дать грамоту, то не тратьте бумагу.

— Я вчера всё уже сказал. Действовал по обстановке. А мой запрос через начальника штаба должен был к вам быстро прийти, — ответил я.

Недалеко от нас появился Пяткин. Как-то он уж слишком подозрительно ходит вслед за нами. И его никто не отгоняет.

— Слышал я про твой запрос. Этого мало. Впредь, лично звони, и это не обсуждается. Гвидонович, что-то срочное? — повернулся Веленов к Пяткину.

— Я по термокомплексу хотел сказать. Вы же сами говорили следить там за температурой…

Вот куда лезет⁈ Мы ещё не закончили разговор, а он уже полковника расстраивает.

— Гвидонович, вот отправь кого-нибудь, чтоб следил. Нам вечером нужно быть в Кандагаре, так что не затягивай с растопкой.

— Юрий Борисович, а бани нет. У нас программа реновации, — добавил я и предложил пройтись на стройку.

Надо было видеть вставшие на дыбы волосы командира полка. А у него их на лысой голове не очень много.

— Обалдел⁈ Думаешь, я бы из Кандагара сюда летел только чтоб тебе мозги вправить?

— Мне ничего вправлять не нужно. Я же сказал, баня на реновации. Непредвиденные обстоятельства.

Веленов покачал головой и тяжело вздохнул.

— Ну раз нет бани, пошли погуляем по базе. Буду проверять, как у тебя служба поставлена.

Глава 19

Осмотр Веленов решил начать с того объекта, за нарушения на котором при желании можно и за капонир вывести в сопровождении автоматчиков. Речь о нашем грунтовом аэродроме, который по документам проходит как вертолётная площадка.

Веленов долго ходил со мной и своими замами между вертолётами, высматривая недостатки. Однако, кроме «охов» и «ахов» по поводу пробитых фюзеляжей и дырявых лопастей ничего от командира полка я не слышал.

Затем он заинтересовался покрытием и размером стоянок.

— Расширили стоянку — молодцы. А что за квадрат у тебя тут нарисован? — указал Юрий Борисович на разметку на стоянке Ми-8.

Вертолёт стоял на плитах К-1Д размером 80×50. После прибытия я сразу дал указание «аэродромщикам» две площадки увеличить под стоянку Ми-6. Оказывается, всё у них было для этого — и плиты, и краска, и даже желание. Что делали мои предшественники и почему не давали команду доделать, непонятно.

— Рабочая зона 20×20 метров. Подходит ко всем вертолётам. Как и положено по документам.

— С каких это пор в Шахджое их соблюдают? — удивился Веленов.

— Вы слишком плохо о нас думаете, Юрий Борисович.

Порадовала Веленова наша изобретательность в деле обслуживания техники.

Командир полка увидел такой интересный «лайфхак», как продувку безнадёжно забитых фильтров сжатым воздухом. Удивило его, что вооружение готовится к подвеске не рядом с вертолётом, а на отдельной площадке.

— Как только вертолёт заруливает, группа уже спешит к нему, выкатывая вооружение…

— Зачем? Чтоб личный состав больше уставал? — возмутился за спиной один из прибывших замов Веленова.

— Разрешите, я отвечу, — взял слово мой зам по ИАС капитан Моряк, в это время стоявший рядом со мной. — Это наше общее решение с Александром Александровичем. Так более безопасно. Мы и вертолёты расставили дальше…

Тут уже Юрий Борисович решил обратить внимание на расстояние между вертолётами на лётном поле.

— А зачем вы так расставили далеко друг от друга вертолёты? — спросил командир полка.

Действительно, все вертолёты были растянуты по всему лётному полю. Расстояние между ними не менее 150–200 метров.

Такое ощущение, что Веленов никогда не слышал о «раскатке» техники. Либо слишком в Афганистане уверовали в отсутствие даже малой возможности обстрелять аэродром.

— На случай обстрела, чтобы уменьшить урон, — ответил я.

— Какой обстрел, Сан Саныч⁈ Вокруг тебя ни одного духа на 100 километров. Посты и заставы вокруг. Или ты батальону охраны не доверяешь? — усомнился в правильности такого решения Юрий Борисович.

Насчёт 100 километров — это он погорячился. Вчера вечером только вытаскивали группу, попавшую в кольцо в 30 километрах от гарнизона.

— Товарищ командир, вообще-то, гарнизон Шахджой охраняет десантный батальон. И да, я им доверяю, но исключать прорыва не могу. По данным коллег из отряда спецназначения вокруг нас тут почти 1500 «сочувствующих» оппозиции. И вчера это было доказано… на практике.

— Прорыв, десантники, «сочувствующие» — что у тебя в голове, Клюковкин?

— Мысли. И чаще всего правильные. Вчерашний бой шёл в 30 километрах от базы, — ответил я.

Веленов покачал головой и показал мне на жилой городок.

— Слышал я уже твой доклад. И комбриг разведчиков на совещаниях докладывает постоянно, но я слабо верю, что духи к нам полезут. Ладно, пошли дальше смотреть.

Начав осматривать места проживания, командир сразу взялся за грубую критику.

— Вот ты командир эскадрильи или кто⁈ Где всё строительство? Почему нет стартового домика?

— Товарищ полковник, вы же сами сказали, что я — командир эскадрильи. Авиационной. Не строительной. С функциями стартового домика прекрасно справляется класс указаний в штабе.

— А снаряжение? Что, лётчики у себя в модулях хранят и под задницей в классе?

— Личный состав этому рад, товарищ командир.

— Исправить. В следующий раз проверю.

— Есть исправить. Разрешите уточнить у заместителя командира полка по тылу, когда прибудет строительный батальон? — спросил я.

Тут Веленов вновь начал вскипать. Стоящие рядом с нами его и мои замы даже сделали шаг назад, чтобы не попасть под горячую руку.

— Построить я сказал, Клюковкин. Баню делаете, и стартовый домик вам будет по зубам. Или ты чем-то недоволен?

— Никак нет. Баню строим мы для себя, а в стартовом домике надобности нет. У нас иные задачи. Хотите посмотреть на то, как мы работаем?

Веленов решительно собирался найти какой-то грубый недостаток в моей работе. Его даже не смутило, что за несколько недель удалось хоть немного привести в чувство личный состав. А то даже в классе предполётных указаний был бардак.

— Показывай, как у тебя подготовка к вылетам проходит, — произнёс Веленов.

Мы подошли к штабу, на входе которого нас встретил дежурный. Отрапортовал он хорошо, так что Юрию Борисовичу было не придраться. Пройдя по коридору, замполит полка обратил внимание на стенды.

— Красочно всё у вас. А почему так мало стенгазет? Где расписание занятий? — указал он на стены.

— Расписание у меня в кабинете и в классе предполётных указаний. А вот стенгазету выпускаем раз в две недели, — ответил я.

Замполит что-то проворчал и начал шептаться с Ломовым. В этот момент из класса предполётных указаний послышалось шипение из динамика.

Веленов, сощурившись, открыл дверь и вошёл в кабинет. Тут же со своих мест поднялись лётчики, сидевшие за партами.

— Не вставайте. Я тут хочу всё «это» посмотреть, — обвёл вокруг себя рукой Юрий Борисович.

Класс был мной несколько изменён. На стенах появились дополнительные схемы и карты.

У дальней стены небольшой стеллаж с ячейками и крючками. Там лётный состав и хранил снаряжение в течение дня, а вечером уходил с ним в модуль. Для оружия специально сделали пирамиду и поставили рядом.

— Коверкот, 114му. Работу закончил. Иду по обратному парой. Прошу условия, — прозвучал голос одного из лётчиков в одном из динамиков.

— 114й, простые условия. Ветер на старте 80° до 5 метров, — ответил ему РП.

Я объяснил, что, прослушивая канал управления таким образом, сокращается время реагирования на вызов и быстрее уясняется обстановка в районе выполнения задачи.

Экипажи ретранслируют информацию от групп спецназа через нашего РП. Пока утрясаются все вопросы, лётный состав определяет, кто, куда, на чём и как летит. К моменту вызова с ЦБУ, группа уже на вертолёте.