Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

— Товарищ майор, разрешите доложить. Третье звено занимается самоподготовкой к завтрашнему вылету. Вот девушки зашли, и мы их решили угостить…

Я жестом показал ему прекратить и подошёл к шахматной доске.

— Садись. Кто играет? — спросил я.

Руки подняли Максудов и Бойцов.

— Следующий кто ходит?

— Я, чёрными, — робко поднял руку Максудов.

Оценив расположение его фигур, я понял, что вариантов у Альберта немного. Но одна комбинация в несколько ходов и постановкой мата Бойцову есть.

— Конь ходит на Е 2, — произнёс я и передвинул фигуру. — Ходи, Даниил.

Бойцов сделал ход и стал ждать, что я скажу.

— Завтра вылет, а вы пьёте, — произнёс я, передвигая очередную фигуру. — Предупреждал?

— Так точно, — ответил Бойцов.

— Ещё и врёшь, что к полётам готовишься. А я этого не люблю, — произнёс я, забрав ладью у Бойцова.

— Виноват, товарищ майор. Мы уже заканчиваем…

— Не-а. Вы уже закончили, — перебил я Бойцова и поставил ферзя в атакующую позицию. — Тебе мат.

Даниил начал разглядывать доску и не сразу понял, что смог проиграть выигрышную партию.

— А теперь дамы выходят из модуля. Я вас провожу до вашего домика. Остальные завтра ко мне в кабинет после утреннего разлёта. Ваши вылеты завтра выполнят другие, — сказал я и вышел вслед за девушками.

Утром, после разлёта экипажей по задачам, я как и обещал, провёл беседу с четырьмя вчерашними нарушителями предполётного режима.

В кабинете Бойцов, Тагиров, Максудов и мой «любимец» Орлов стояли молча, гордо смотря перед собой. Не сказать, что меня зацепили слова о моей некомпетентности, но осадок остался.

— Сан Саныч, мои подчинённые всё поняли, — начал говорить Бойцов, утирая пот со лба.

Лицо у него было слегка опухшим, а глаза заспанными.

— Думаю, что нет. Вы меня внимательно слушали вчера, когда распределяли вылеты? Как вы собирались сегодня выполнять боевую задачу?

— Товарищ майор, мы уже так делали… — спокойно сказал Максудов.

— Летали пьяными, невыспавшимися и с полной уверенностью, что ничего с вами не произойдёт? — спросил я.

Смотрю на этих здоровых мужиков и диву даюсь. Понятно, что каждый снимает стресс по-своему, но какое у этих четверых было напряжение? Пока их товарищи вчера вытаскивали группу спецназа, напрягаясь морально и физически, они праздновали очередной день в Афганистане.

В дверь кабинета постучались. Пришёл начальник штаба Алексей Гвидонович. Вид у него был взволнованный.

— Командир, у нас проблема. Точнее две.

— Обе решаемые? — уточнил я.

— Как сказать. С Кандагара вылетела группа с Веленовым на борту.

Наверняка, разбираться по поводу вчерашнего.

Всё же решил командир полка меня на моей территории «дрюкнуть». Не смог дождаться, когда я прилечу в Кандагар.

— Это не проблема. А вторая неприятность?

— У нас один туалет и баня обрушились. Совсем. У машины АПА что-то с тормозами. Он снёс туалет, а потом ещё и в баню въехал, когда назад сдавал. Никого не убил, машина в говне, а туалет и баня разрушены.

— А вот это уже проблема. Где-то личному составу нужно справлять нужду и мыться. Кстати, мне этот туалет давно не нравился. Да и баня была маленькой. Предлагаю построить новые, — сказал я, посматривая в сторону провинившихся лётчиков.

— Люди нужны, а все заняты. Гавриков вот залетел снова. Несколько свободных прапорщиков и сержантов есть…

— И четыре офицера. На туалет свободных солдат отправить. Старший над ними — Гавриков. Борцов — главный прораб и архитектор на всей стройке. Чем раньше будет готов туалет, типа сортир, и баня, типа термокомплекс, тем быстрее вернётесь к полётам.

Только я договорил, как в кабинет вбежал запыхавшийся Сычкин. Если бы мы не были в Афганистане, я бы подумал война началась.

— Сан… там… куда… вперёд… — еле подбирал слова мой заместитель по тыловому обеспечению.

— Яков Ильич, глубокий вдох и выдох. А теперь по порядку и поменьше наречий.

— Сан Саныч, командир летит! — воскликнул Сычкин.

— В курсе. Что предлагаешь?

— Как что⁈ У нас баня эскадрильская разрушена, а он её очень любит! В другую даже не пойдёт.

Такое ощущение, что Веленов сюда только в баню летит. Я посмотрел на всех присутствующих и нашёл в их глазах тревогу.

— Он что к вам сюда только в баню летал? — удивился я.

— Исключительно. Ни разу даже в класс предварительной подготовки не заходил, — ответил майор Пяткин.

Как-то не вовремя отказали тормоза у машины АПА. И это всё перед прилётом командира полка.

— Баню за сегодня всё равно никто не построит. Поэтому будем делать то, что обычно делаем, — сказал я и снял трубку телефона.

Позвонил руководителю полётами, чтобы он меня предупредил, когда экипаж Веленова выйдет на контрольную связь.

— Сан Саныч, я тогда в столовую распоряжусь, чтобы никого не впускали. Сделаем сервировку, как полагается. Что-то ещё подготовить? — сказал Сычкин, доставая блокнот, чтобы записать ещё какие-то поручения.

— Сервировку сделайте, а вот людей выгонять не надо. Распорядок никто не отменял. Или командир полка стесняется свой личный состав? — уточнил я.

Лётчиков Бойцова я отправил на стройку, а замполиту дал указание всем их обеспечить. Сычкин быстро убежал, оставив меня наедине с Алексеем Гвидоновичем.

— Документация по всем вылетам наготове чтоб была. Однозначно запросит, — предупредил я Гвидоновича и отклонился на стуле.

Пяткин слегка придвинулся к столу и нагнулся ко мне.

— Саныч, я тебя насчёт нашего замполита предупредить хотел. У него слишком тесный контакт с начальником политотдела. Что-то вроде его протеже, — тихо сказал начальник штаба.

Ничего в этом страшного нет, но быть внимательнее к товарищу Ломову нужно. Всё же, старший лейтенант и уже на должности замполита эскадрильи — серьёзный взлёт. Хотя мне ли говорить о быстром взлёте по карьерной лестнице.

Тем не менее, настойчивость Виктора Викторовича в деле Орлова меня настораживает.

В этот момент зазвонил телефон, и я уже понял, кто это.

— Командир, 17я минута на «схему». Посадку в 19-ю минуту рассчитал, — проинформировал меня РП.

— Понял, спасибо.

Мы с Пяткиным поправили форму, и вышли из кабинета. На стоянке уже собрались все мои замы в готовности к встрече Веленова. Группа из двух Ми-24 и одного Ми-8 зашла на грунтовую полосу, поднимая вверх пыль и мелкую сухую растительность.

Сдвижная дверь открылась. Из грузовой кабины спустился по стремянке Веленов.

Высокий, с широкой грудью и мощными плечами, он напоминал скалу. Его выправка была безупречной. Даже в шевретовой куртке и светлом лётном комбинезоне он выглядел так, будто только что шёл на парад.

Глубокие складки у переносицы, плотно сжатые губы. Брови густые, тёмные, слегка нависавшие над глазами, что придавало взгляду тяжесть. А глаза у него были серые, холодные, проницательные.

Подойдя к Юрию Борисовичу, я громко доложил и начал сопровождать его к своим замам. Руку он пожал крепко, а вот взглянул на меня как на провинившегося пацана.

— Повреждения вертолётов оценили? — спросил командир полка.

— Да. Уже в строю. Утром на каждом сделали «гонку» двигателей.

— Всё равно пока на задачи эти вертолёты не ставь. Вон, над площадкой облетай их и достаточно.

Следом за Веленовым из вертолёта вылезли ещё три человека. Его замы, которые, видимо, тоже решили в бане попариться. У каждого с собой небольшая спортивная сумка.

— Всех рад приветствовать. Я по своему плану. Только вот переговорю с вашим командиром. Я попрошу экипажи накормить и разместить, Сан Саныч, — повернулся ко мне Веленов, а затем позвал за собой.

Сычкин уже убежал встречать экипажи. На удивление, за мной следом пошёл Пяткин. Будто и его тоже позвал за собой Веленов.

— Клюковкин, я знаю, что ты амбиционный, боевой офицер. Личное дело читал и кроме как уважения к тебе и твоим заслугам ничего больше сказать не могу.

Голос командира полка был низким и хрипловатым, который заставлял окружающих слушать каждое слово.