Андрей Валентинов - Серый коршун
Он молчал, и мне вновь захотелось отрубить ему левое ухо.
– И одновременно вы распускаете слухи, что во всем виноваты слуги Старых. Зачем?
Впрочем, ответ я знал. Эриф, слуга Дия, уже несколько раз просил объявить вне закона деревенских знахарей и колдунов, схватить тех, кто им помогает, закрыть храмы, отобрать земли и имущество...
Да, у Отца богов верные и разумные слуги!
Вслух я ничего не сказал – ни к чему. Если выберемся отсюда, тогда можно будет поговорить, но уже непосредственно с Эрифом.
– Последний вопрос, – я присел и взглянул жрецу прямо в глаза. – Ты назвал меня сыном шлюхи, Рексенор. За такие слова придется платить.
– Правда всегда стоит дорого, Клеотер Микенский, – жрец не отвел взгляда, – но царица Никтея не заслужила добрых слов.
Я оторопел и в первое мгновенье ничего не понял. Никтея, жена ванакта Главка, мать Клеотера и Ктимены? Та, по которой так убивалась моя названная сестра?
– Или тебе неведомо, ванакт, из-за чего погиб твой отец?
Любопытно, как бы поступил на моем месте настоящий Клеотер? Наверное, разрубил мерзавца пополам и был бы прав. Но самозванцу не пристало безрассудство. Вспомнились слова Прета, намеки старого Скира и Дейотары. Что же случилось в богохранимой Микасе двадцать пять лет назад?
– Я слыхал всякое, жрец. Но хочу знать правду.
– Изволь, – в голосе Рексенора послышалась насмешка. – Наверное, это будет стоить мне жизни, но мы все равно не выберемся отсюда. Лучше умереть от твоей секиры, чем от голода.
– Говори! – поторопил я, думая о том, что он ошибается. Секира в умелых руках творит чудеса.
– Главк и Ифимедей были не только братьями, но и друзьями. Но Никтея, жена ванакта, влюбилась в Ифимедея. Говорят... Говорили, что царевич Клеотер – не сын Главка.
Я чуть не присвистнул от удивления, но вовремя сдержался.
– Если Клеотер... Если я – сын Ифимедея, то почему он хотел меня убить?
– Убить? – удивился жрец. – Об этом болтали на рынке, но большей глупости придумать нельзя. Тебя отослали из Микен, чтобы спасти от убийц, ванакт! Именно поэтому Ифимедей велел объявить о твоей смерти и отправил тебя за море.
У меня отвисла челюсть. О великий Адад, податель всех благ!
– Жрец, мне надоели загадки. Говори яснее!
Рексенор вновь пожал плечами:
– Главк, ванакт микенский, нажил многих врагов. С людьми ссориться опасно, с богами – еще опаснее. Он пытался умалить славу Дия и Поседайона...
– Хотел забрать храмовые земли? Запрещал жрецам вмешиваться в управление?
– Ты догадлив, ванакт. Твой отец был проклят, и боги обрушили на его голову свой гнев. Его жена полюбила другого, а когда ванакт узнал правду, то совершил еще одну ошибку, на этот раз последнюю. Он приказал Скиру, геквету стражи, убить царицу Никтею. Ее убили в царской спальне, на глазах у мужа. Потом он послал за братом, но тут вмешались боги...
– Значит, Ифимедей не убивал Главка! – поразился я.
...Вспомнились последние слова ванакта. Ифимедею казалось, что перед ним – призрак его брата.
– Не знаю... Этого – не знаю. Говорили всякое, но правду знали лишь Арейфоой и Кефей – он был верховным жрецом Дия в те годы. Проклятье пало не только на Главка, но и на его детей. Для всех ты был сыном Главка, ванакт. Но Ифимедей, не хотел твоей смерти.
– Почему же Арейфоой и Эриф призвали меня на трон? Ведь я же проклят?
– Поэтому мы и приносим жертвы, – усмехнулся Рексенор. – Два года назад с тебя и твоей сестры проклятие было снято...
...Два года назад посланец вручил мне половину разрубленного ожерелья. Чем же Клеотер заслужил такую милость? Впрочем, я догадывался – Ифимедей тоже повздорил с богами. Точнее, с их слугами.
– Я рассказал тебе все, ванакт, – заключил жрец. – Теперь перевяжи меня и не забудь прикончить эту ведьму. Она слышала наш разговор.
О боги! Я совсем забыл о Тее!
Я вздохнул и неторопливо поднялся. Кажется, Рексенор поймал меня в ловушку, специально затеяв этот разговор, чтобы погубить ту, которую считал предательницей. Я обернулся и поглядел на Тею – она сидела молча, в глазах ее плавал ужас.
– Теперь ты убьешь ее, – повторил жрец. – Я не умру один.
Итак, я не ошибся. Ошибся он – не люблю, когда со мной обращаются, как с куклой.
– Чего же ты медлишь? – поторопил жрец. – Перевяжи меня! Ты же обещал!
– Я? Я лишь сказал, что это следует заслужить. А твое вранье стоит дешево, благородный Рексенор.
Кровь заливала ему лицо, текла по шее, но я видел, что ничего страшного жрецу не грозит. Рана затянется, а лишнего холста для перевязки у меня нет.
Итак, я узнал, что хотел, и даже много больше. Оставался пустяк – выбраться из каменной могилы.
Когда в подземелье совсем стемнело, я спустился по ступеням и присел рядом с Теей. Несколько часов ушло на попытки разобраться с механизмом, поднимавшим плиту. Он оказался не очень сложен – рычаг, два колеса, ворот. Но рычаг был сломан, колеса исчезли, а ворот бесполезен без веревок. Впрочем, там наверное, были даже не веревки, а бычьи жилы. Нечто подобное я видел в Баб-Или и, будь у меня нужные части, починил бы механизм без особого труда. Увы!
Мы разделили с Теей кусочек лепешки, завалявшийся на дне мешка, и я начал устраивать на ночлег. Раненое плечо девушки начинало затягиваться, но вид ее меня серьезно беспокоил. Тея не ела уже больше суток, ее силы были на исходе.
– Завтра как следует осмотрю стены и тоннель, – сообщил я. – Мало ли?..
– Думаешь, мы выберемся отсюда? – помолчав, проговорила Тея.
– То есть? – не понял я. – Конечно выберемся! Если ничего не получится, у нас есть еще один выход. Наш друг Рексенор неплохо управляется с деревянными идолами. Может, он сумеет сдвинуть плиту? Слышал, жрец?
Он не ответил, и я решил побеседовать с ним с утра пораньше.
– У нас не осталось вина, нам нечего есть, – прошептала девушка. – Здесь нет даже воды.
– Сожрем жреца, – я покосился на Рексенора. – Я научу тебя есть сырое мясо...
– Ванакт!..
Глаза Теи застыли, и я пожалел о своей шутке. Впрочем, на этот раз я почти не шутил.
Я долго не мог заснуть. Меня не особо взволновал рассказ о том, что случилось с ванактом Главком и его семьей. Разобраться с этим и со всем остальным еще будет время. В том, что мы выберемся из каменной ловушки, я тоже не сомневался. Но что-то не давало успокоиться, и я никак не мог понять – что именно. Может, ощущение того, что трясина, в которую я попал, приехав в Микасу, оказалась еще глубже и грязнее, чем представлялось вначале?
Вновь вспомнился Баб-Или. Конечно, хлеб наемника горек, но заработать его не так сложно. Походы, марши, сражения, возвращение в лагерь, снова походы... Все-таки проще, чем носить золотую диадему, побери ее Иштар! Успокаивало лишь то, что я – не Клеотер, сын Главка, несчастный царевич, сгинувший много лет назад. Клеотеру, сыну Лая, проще – не надо ни мстить, ни горевать. Разобраться бы с делами, а там – на корабль и в Тир.
...Я представил, как прихожу в дом мерзавца, у которого вращал мельничный жернов. Да пошлет ему Адад долгую жизнь, чтобы я отрезал ему уши! Ладно, Бел с его ушами, но к жернову его точно прикую и заставлю вращать, пока не свалится. Потом – ведро морской воды, пару ударов бичом – и снова вперед!
Рядом шевельнулась Тея. Я понял – девушка не спит.
– Холодно? – сочувственно спросил я, понимая, что ничем ей помочь не смогу. Ей нужно тепло – и, конечно, еда. Густая мясная похлебка, жареная печенка... Я сглотнул слюну и понял, что и сам голоден до невозможности.
– Мне... мне не холодно, ванакт, – прошептала девушка. – Я все боялась тебя спросить...
– Бояться вредно, – как можно жизнерадостнее откликнулся я. – Что случилось?
– Когда мы выберемся... Что будет со мной?
Наконец я понял. Бедная девочка боялась – этот мерзавец все-таки сумел ее напугать.
– Прежде всего, тебя вылечат. Затем мы оба полюбуемся, как благородного Рексенора будут пригвождать к кресту, предварительно вырвав его лживый язык...
– Так он лгал? – воскликнула Тея. – Лгал о...
– Обо всем. И тебе незачем помнить его россказни. Ты поняла меня, Тея?
– Уже забыла, – мне показалось, что девушка улыбнулась.
– А чтобы его дружки не вспомнили о тебе, я поговорю с одним моим знакомым. Он очень веселый – почти как я... Ну, а если ты захочешь выйти замуж за базилея...
На этот раз она промолчала. Может, идея показалась ей не такой уж плохой.
– Ванакт... Ты завтра думаешь осматривать стены?
– Да, – подтвердил я, – думаю. Ты что-то знаешь об этом дурацком погребе?
– Нет, – вздохнула девушка. – Я была здесь один раз – и, как видишь, с тех пор многое изменилось. Но вчера мне было плохо, я, кажется, бредила...
Она замолчала, словно не решаясь продолжить. Я не торопил.
– Мне показалось, что подземелье светится. Словно горит огонь – холодный мертвый, как на старых могилах.
Я сочувственно вздохнул – в бреду можно увидеть и не такое.
