Физрук: на своей волне 5 (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Я видел, как у лейтенанта чуть дёрнулась бровь. Он поморщился, но скорее не от несогласия, а от внутреннего раздражения. Слишком уж непривычно звучали мои слова для него. Судя по всему, мент привык говорить сухими формулировками и юридическими терминами.
И, уловив это сомнение, я сразу добавил:
— Да ты пойми… машина у меня старая. Там ремонта тысяч на двадцать, не катастрофа. Не та цена, за которую стоит пацанов через мясорубку прогонять.
Я чуть улыбнулся лейтенанту, стучась к нему сл стороны простой человеческой морали. Сидоров не ответил сразу. Он молча смотрел на меня, явно прикидывая даже не сами сказанные слова, а то, насколько я в них сам верю.
Несколько секунд тянулись вязко. В этой тишине отчетливо было слышно, как в школе хлопнула дверь.
— Ну, во-первых, — наконец заговорил мент, — это, конечно, твоё дело.
Сидоров сделал небольшую паузу, будто собираясь с мыслями, и только потом продолжил, уже более деловым тоном:
— Но, во-вторых… — он показал на мой джип. — Одна лобовуха тебе встанет тысяч в тридцать. И это если повезёт взять её на разборке или воткнуть китайское стекло вместо оригинала. А если считать всё остальное, то ремонт, скорее всего, далеко за сотню вылезет. Оно тебе блин надо?
Лейтенант смотрел на меня внимательно, почти испытующе.
— Я, если честно, не думаю, что школьные учителя столько зарабатывают, чтобы вот так просто разбрасываться такими деньгами. Или я не прав?
— Прав, — подтвердил я. — Не зарабатывают.
Мент, приняв ответ, продолжил уже жёстче:
— Ну и, наконец, в-третьих… Говорю тебе по опыту, я раньше тесно с ПДН работал. Если ты сейчас на это дело закроешь глаза, простишь малолеток — они продолжат. И будут считать, что так и должно быть. Что это норма, раз ты хаваешь.
Я чувствовал в голосе Сидорова усталое, выверенное временем убеждение. И поймал себя на мысли, что мне попался нормальный мент. Лейтенант не упирается тупо в регламент и с ним вполне можно разговаривать по-человечески. И это не могло не радовать.
— Понимаю, товарищ Сидоров, — ответил я. — Но и ты пойми… У меня есть свои способы, как с пацанов за это спросить. Так что заявление я писать точно не буду. Мы с ними сами разберёмся внутри коллектива по-мужски.
Мент задумался крепко. Отвёл взгляд, медленно потёр переносицу. Внутри у него явно шёл тяжёлый, небыстрый процесс. Видно было — то, что я говорил, пока не укладывалось у лейтенанта в голове.
— Но я надеюсь, — сказал он, — что разбираться ты со своими учениками будешь исключительно законными способами?
— Естественно, — ответил я без малейшей паузы. — Только в рамках закона. Это даже не обсуждается.
Полицейский прикусил губу, словно окончательно взвешивал чаши весов. Я не торопил — пусть решение у Сидорова дозревает само.
— Понял… — наконец сказал мент. — Если честно, даже уважаю тебя за такую позицию. Хотя, если уж совсем честно говорить, я не уверен, что-то, что ты сейчас идёшь им навстречу, они оценят по достоинству. И что это хоть как-то реально изменит их поведение.
— Может быть, — согласился я. — Я этого тоже не исключаю.
— И ты, кстати, очень правильно делаешь, что не исключаешь, — хмыкнул лейтенант. — Ты знаешь, сколько я таких видел? Когда им вожа под хвост попадает и они понимают, что за свои поступки придётся отвечать… В общем «детки» вмиг шелковыми становятся.
Он усмехнулся, правда без особого веселья.
— Говорят тебе ровно то, что ты хочешь слышать. Всё что угодно. Лишь бы ты отстал и гнев сменил на милость. Да они и собственной матерью, не моргнув, поклясться могут, — пояснил полицейский. — Некоторые даже на колени становятся… без всяких угрызений. Но стоит тебе проявить к ним хоть каплю человечности, позаботиться о них по-настоящему, — мент махнул рукой — и они тебе это всё вернут так, что ты потом стоять будешь, как будто тебя с ног до головы обосрали.
— Я это прекрасно понимаю, — заверил я. — Не зря же говорят, что если не хочешь получить зло — не делай добра.
— В точку сказано, — сразу согласился лейтенант. — Даже спорить с этим не стану. Да и не о чем тут спорить, если по-честному… Короче, надеюсь, что ты со своими учениками действительно разберёшься.
— Разберусь, обязательно, — пообещал я.
Лейтенант ещё некоторое время молча смотрел на меня. И вдруг сказал неожиданно прямо:
— Эх… вот как на духу тебе скажу… очень хотел бы я, чтобы у моего сына был такой учитель, как ты. Вот только, блин… у меня дочь растёт.
Мы посмотрели друг на друга и без лишних слов пожали руки, закрепляя всё, о чём договорились за этот разговор.
— Ну, если что… если вдруг по-нормальному вопрос решить не получится, — сказал лейтенант и полез во внутренний карман куртки.
Он достал визитку, задержал её на секунду между пальцами и протянул мне.
— Тогда набирай напрямую. Это мои контакты.
— Спасибо, обязательно, — ответил я и аккуратно убрал визитку в карман.
Лейтенант развернулся и пошёл обратно к напарнику. Подошёл вплотную, что-то быстро и тихо прошептал ему на ухо. Тот сначала непонимающе нахмурился, потом резко посмотрел в мою сторону. Этот взгляд был откровенно удивлённый, почти недоверчивый. Но он ни слова не сказал. Просто молча кивнул Сидорову.
Оба полицейских развернулись и направились к своему «Бобику».
— До свидания. Всего хорошего, — бросили напоследок полицейские, уже садясь в машину.
Мигалки не включили. Просто тронулись и спокойно выехали со школьного двора.
Вахтёр стоял на крыльце, как вкопанный, с приоткрытым ртом и круглым взглядом. Вид у него был такой, будто он только что стал свидетелем какого-то фокуса.
Я молча показал ему большой палец — мол, всё в порядке, ситуация под контролем, можно выдыхать.
— Ты че, Петрович… — наконец выдавил вахтер. — Ты че, заявление писать не будешь? Так у меня же всё на видео есть! Камеры всё сняли! Полиция бы этих падлюк в два счёта вычислила!
В голосе вахтера звучало недоумение — искреннее и почти детское. Мужик просто не мог понять, как такое вообще возможно.
— Не, братец, — сказал я, — иногда лучше обходиться без ментов и без заявлений.
Вахтер посмотрел на меня так, словно пытался сложить в голове две несовместимые вещи. Я кивнул в сторону асфальта, усыпанного блёстками битого стекла.
— Ты лучше сходи за веником, да за совком. Приберём всё это дело.
Вахтёр медленно перевёл взгляд туда, куда я указал. По одному только выражению его лица было ясно, что он по-прежнему не понимал, зачем я вообще отказался писать заявление. И это тогда, когда всё было, что называется, «на блюдечке» — и камеры, и полиция…
Но спорить вахтер не стал. Развернулся и пошёл обратно в школу — выполнять мою просьбу.
Я остался один на крыльце. Если честно, никакие видеокамеры мне были не нужны. Для того, чтобы начать разбираться, мне вполне хватало собственных глаз, и ушей. А еще слов, сказанных пацанами почти сразу после того, как всё произошло.
Они чётко говорили, что хулиганов было трое. Но в красную «шестёрку», стоявшую у дороги, убежали только двое. А значит, третий хулиган никуда не исчез.
Сквозь землю он, разумеется, не провалился. И этого одного факта мне было более чем достаточно, чтобы начать своё собственное расследование. Естественно по своим правилам, и своими методами. Осталось лишь понять, куда именно делся третий и где он сейчас прячется.
И вот этим я уже собирался заняться всерьёз.
— Пацаны, пацаны… да вы у меня, смотрю, пацанчики, — окликнул я своих. — Давайте-ка сходите, помогите нашему товарищу вахтёру веник с совком притащить.
Я кивнул в сторону школы, потом показал на асфальт, усыпанный осколками.
— Тут мелюзга из началки носится, как угорелые. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь порезался, — пояснил я.
Ребята переглянулись, но прежде чем кто-то успел двинуться с места, ко мне осторожно, почти заговорщицки, подался Гена:
— Владимир Петрович… а вы че, решили не мусориться?