Степан Разин. 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

Как я полагал, время «перед бурей» ещё имелось и я мог позволить себе немного расслабиться. Хотя… Какое там расслабление? Надо было инспектировать Бердскую крепость. Так по-башкирски называлась рыба хариуз, которую я признал по плавнику в виде паруса, форме тела и структуре мяса, когда мы вытащили из реки невод. С тех пор я раз в год, но заезжал в будущий Оренбург, который кока был простой крепостью Бердской.

Здесь будет сформировано ещё одно казачье войско. В тысяча семьсот семьдесят третьем году в Бердской расположится ставка Пугачёва в период осады им Оренбурга. Из Бердской слободы по селениям и заводам будут рассылаться посланцы с его манифестами, в которых Пугачёв объявит народу вечную волю, провозгласит освобождение от подневольного труда на помещиков и заводчиков, от податей и повинностей, жалует землю, призовёт к истреблению крепостников, провозгласит свободу вероисповедания. Это, если я раньше не справлюсь с тем бардаком, что устроили бояре и государи с иностранцами, которые лезли во все сферы деятельности.

Особенно англичане, потерявшие свои торговые привилегии и настойчиво пытающиеся их вернуть. А параллельно шпионящие в пользу шведов, поляков и турок. Мы часто встречали их «купцов» в Кабарде после того, как торговый путь, обеспеченный защитой наших крепостей и разъездов, стал безопасным. На Каспии британцы и голландцы уже как лет пять не попадались.

В 1583 году Англия подписала торговый договор с Турцией. Христианским купцам, ведущим дела в Турции, гарантировали свободу вероисповедания, свободный доступ к своему консулу и свободу передвижения. Были введены пошлины, которые были одинаковы во всех портах Османской империи.

В тысяча пятьсот девяносто втором году англичане создали «Левантийскую компанию» и с тех пор послы в Османскую империю стали назначаться из числа её директоров. Но Кавказским торговым путём англичане в Персию и Индию ходить опасались. Слишком большие были риски потерять весь груз. Теперь англичане осваивали «Шёлковый путь», а я думал, как их «опустить на деньги».

Яведь знал историю очень неплохо и помнил, что англичане всё время подстрекали турок на войну с Россией. Как только какое либо государство ущемляло анггличан в торговых правах, так сразу в этом государстве случалась революция или война с соседом. Ближайшая война с Турцией ожидалась в тысяча шестьсот семьдесят втором году. Это менее чем через десять лет. Сразу, млять, после «Разинского восстания». Вот для чего мне нужна будет армия, а не царя свергать. Турки ведь полезут в ослабленную и захваченную мной Кабарду…

Хотя в той истории турки попытались вмешаться во взаимоотношения России и Польши и захватить сначала правобережные земли Днепра гетмана Дорошенко, а потом отобрать у Москвы Киев и левобережные земли. Но сейчас-то я точно знал, о чём турки договариваются с Кабардинскими и Абазскими князьями.

Вот и думал я, что мне делать, если вдруг народное восстание всё же случится. Если бы «тогда» войска «Степана Разина», не дай Бог, захватили Москву и побили войска бояр, то кто бы пошёл воевать турок? Война ведь и при «том раскладе» длилась почти двадцать лет. А что будет при теперешней «сдаче карт»? Я своими пятидесятью тысячами много не навоюю. Да и если я собиру все евойска и переведу их на юго-запад, то встрепенутся и ногайцы, с которыми у меня сейчас «дружеские» отношения, и калмыки, и Кабарда, и Персы.

Поднять против Турок Европу и Персию в той истории у русского царя не получилось. Не получится и у меня. Если только не соблазнить персов чем-то «сладеньким» и напасть раньше. Но ведь обманут же. Союзнички всегда оставляли русские армии один на один с противниками. Видимо, в надежде, что русские войска будут разбиты.

Короче, голова пухла от комбинаций и тошнило от перспективы вляпаться в такое дерьмо, в котором Россия могла впасть в очередное смутное время. Тут же ещё нельзя забывать про северных соседей Шведов, с которыми вот-вот — в шестьдесят первом году — закончилась очень неприятная война. Ведь воспользуются же ослаблением государства… Новгород, опять же, может взбунтоваться и отделиться… Э-хэ-хэ… Житие мое…

Вроде бы что тебе? Живи и не тужи на своей Ахтубе. Ан нет… Тревожит меня грядущее народное восстание. Ох, как тревожит! И подавить его рука не поднимается, хотя государственным взглядом глядеть, бунты — всегда плохо, и поддержать, значит надо «гасить» их всех: бояр, дворян, царя, стрельцов… И ставить под угрозу суверенитет и территориальную целостность.

В Царицыне я находился, пока не дождался своих гонцов, что ловили Ваську Уса. Его привезли с Хопра, куда он удрал после правежа в Черкасске. Васька там жил, как оказалось, на «широкую ногу» и даже не особо прятался от меня.

— Привет, — сказал я, увидев его в своём доме в окружении моих сыскарей и с кандалами на ногах и руках.

Стоял цветущий май шестьдесят седьмого года.

— Здрав будь, Степан Тимофеевич. Почто позоришь меня? С железом на руках и ногах от воды и по всему Царицыну провёл.

— Я тебя позорю? — удивился я и дёрнул левым плечом. — Сперва — ты меня опозорил. А я тебя не хочу потерять раньше того времени, пока не поговорю с тобой. Неволить точно не буду, и наказывать, ежели казну, что украл, отдашь.

Васька опустил голову.

— Нет той казны, — буркнул он.

— Сказывают, ты на Хопре сладко жил со своими казаками. А сеять хлеб не пытались? Картофель? Кукурузу? Нет?

— Мы казаки, а не крестьяне-хлеборобы-землепашцы.

— Ну, ты, допустим, казак… И то теперь кто тебя в реестр возьмёт? Я — точно не возьму!

— Почему? — скривившись, спросил Ус. — Не по чину мне стало с царёвым зятем служить?

Он исподлобья посмотрел на меня, а я на него.

— Федула помнишь ведь? — спросил его показывая глазами на моего ближнего казака. — Служит рядом. Да и все, кто рядом был, так рядом и остаются. И ты рядом был, но сам отошёл. Не гнал я тебя.

— Ты не понимаешь! Они голодовали!

— И ты не знал, куда их надо было вести? До Москвы оказалось ближе, чем на Ахтубу?

— Я хотел, чтобы царь взял нас на службу, поляков бить, поставил на государево довольствие.

— Ты хотел? А ты кто такой, чтобы царю указывать, кого ему на службу брать? Кто ты такой, чтобы государевы деньги считать?

Васька промолчал.

— Они голодали? Значит землю не пахали, да не сажали, не сеяли.

— На Дону нельзя пахать.

— Кто тебе сказал? Это тем казакам, что на службе — запрещено пахать, чтобы от службы не отходии. А простой голытьбе — да, пожалуйста. А на Ахтубе, так — добро пожаловать. Зачем ты на Москву пошёл? Да ещё такой гурьбой? Тебя же могли побить. Людей могли бы побить, что за тобой пошли. И мою казну ты зачем взял? Для тебя спрятана была?

— У тебя много деньжищ, — буркнул Васька Ус. — С тебя не убудет. Это и наши деньги.

Я смотрел и не знал, что с ним делать. Бить, наказывать? Тогда, считай, что все, потраченные на него годы прошли понапрасну. Он ведь хороший воевода, если сориентировался по месту правильно, оценил противника, вовремя отступил не приняв бой и не перешёл ту черту, за которой не просто наказание, а смерть.

— Ты прав, мы много накопили денег, но это деньги не круга, а мои личные. И они лежат на «чёрный» день. И это, уж точно, не твои деньги. Но, Бог с ними! Я хотел поговорить с тобой о другом.

Я обернулся к ближним казакам.

— Снимите с него браслеты!

Замки расстегнули и кандалы сняли. Мой двор стоял в разросшемся за эти годы посаде и имел небольшой фруктовый сад. Я везде, где не ставил жилище, сажал фруктовые и ягодные деревья и кусты.

— Ступай за мной, — сказал я Ваське. — Тебя не должны были обижать, пока везли ко мне, но тебе стоит принять баню. Кормили давно?

— Останавливались, снедали, — нехотя ответил Ус.

— Задам только один вопрос, но перед этим поясню. Другого бы, я, не задумываясь, зарубил бы и дело с концом. Тебе хочу дать ещё одну попытку. Мы с детства знакомы и я знаю, что ты стоишь, как казак. Но мне нужны верные мне люди, а не те, что живут сами по себе. Большие у меня планы. Сам видишь, сколько уже сделано… Скажи, плохо сделано на Ахтубе? Плохо людям жить?