Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Наш знаток истории г-н Афетов сообщил, что скелеты принадлежат монахам бывш. Череповского Воскресенского монастыря, ибо, на месте нынешнего собора имелось монастырское кладбище. Возможно, монахов убили еще во время «литовщины» — польского нашествия. Останки иноков мы перезахоронили на городском кладбище, со всем почтением и уважением.

Горожане, болтают, что был бы в городе Чернавский, то уж раскрыл бы преступление, а без него — так и концы в воду! В смысле — в землю. Но боюсь, что даже ты не смог бы отыскать убийц.

Теперь о серьезном. Спасибо тебе за поздравление орденом св. Анны. Не сомневаюсь, что добрая треть креста, если не две трети –твои. Моя бы воля — перевручил бы тебе свой орден, но тебе, как кавалеру св. Владимира, полагается уже на шею.

Благодарю тебя, а особенно твоего батюшку за заботу. Разумеется — все наши договоренности остаются в силе. А то, что мне господин товарищ министра предложит пост более высокий, чем предназначался, отвечу так — я и о той должности имел смутное представление, и об этой. Так что — как бы ты выразился — нам нечего терять, кроме своих цепей. Коли согласие дано — выполню. Страшновато, разумеется, из провинции взлетать в столицу, но уж, как-нибудь да управлюсь.

Еще беспокоит здоровье Верочки. Что-то она стала покашливать. Доктор говорит, что ничего страшного, но я волнуюсь.

Прости, что посвящаю тебя в семейный дела, но больше и посвятить некого, а хочется с кем-то поделиться.

Не знаю, прочитал ли ты в журнале «Вестник полиции» мое обращение о необходимости учреждения в Российской империи Специального полицейского гимна и текст песни, но предвижу твои упреки. Знаю, что ты не любишь публичности, но скрывать твое авторство я не имел права. Дело в том, что песню «Наша служба и опасна и трудна» уже с удовольствием поют и в Кириллове, и в Белозерске. Это мне сообщили наши купцы. Не знаю, как так получилось, но песня получила распространение. Заметь — за довольно короткий срок.

Иван, прошу меня простить, что не заручился твоим согласием. Но я беспокоился о том, чтобы имя автора текста — то есть, твое, не потерялось, а слова песни бы не стали «словами неизвестного автора», как это иной раз бывает. Уверен, что если бы я предложил тебе завить о своем авторстве, ты бы отказался. И я решил, что лучше стерплю твое недовольство, нежели последующую несправедливость. Готов в качестве компенсации выставить тебе бутылку шампанского, но, как мне кажется — ее должен выставить мне ты.

Еще из новостей, о которых, возможно, тебе будет интересно узнать — г-н Карандышев получил назначение в Кяхту, на должность начальника инженерно-строительного управления. Он приходил за паспортом. Г-н титулярный советник счастлив — должность позволит стать надворным, а то и коллежским советником.

Не знаю, насколько будет счастлива его супруга, но это уже их семейное дело.

С уважением — Василий Абрютин'

Что ж, это хорошо, что Василий не передумал. А публикацию песни я ему прощу. Что уж теперь гимн советской милиции, после сказки про Буратино и запланированного «Обыкновенного чуда». Уж красть так красть!

А титулярный советник отправится в Кяхту? Флаг ему в руки и противогаз за спину.

Кяхта у меня ассоциируется с декабристами, которых туда ссылали, да еще почему-то с чаем. Декабристы — оно понятно, но чай откуда? И верблюды. Видимо, чай везли на верблюдах из Китая.

Кяхта, это у нас Бурятия, не слишком-то далеко от Монголии. Самолетом от Москвы до Улан-Удэ, потом на машине часа два пилить. М-да… А по нынешним временам замучаешься ехать.

А Монголия у нас нынче где? Кажется, в составе Китая. Точнее — в империи Цин. Но господин Карандышев мечтал о повышении. Что ж, пенять не на кого, повышение он получил. Ай да батюшка! И чиновника облагодетельствовал, а заодно и побеспокоился об укреплении семейно-брачных уз. Надеюсь, в Кяхте жена Карандышева станет обращать свои взоры только на мужа. Или заведет себя какого-нибудь монгола. Или бурята.

Ах да, Книсниц же пострадал. Зато супруга окружного прокурора будет довольна.

Плохо, что Вера Львовна — Верочка, покашливает. И понимаю Василия. Кашель — это может быть и простуда, а может быть что-то похуже, вроде чахотки, которую лечат либо отправкой в Швейцарию — дескать, там воздух здоровый, либо кумысом. А пить кумыс отправляют… Кажется, в Самарскую губернию.

Но пока паниковать не станем. Ежели что — деньгами Василию помогу, а что еще я смогу сделать?

И Анька надо сделать внушение. Понятно, столицы отвлекают, да еще как, но пусть и на самом деле черкнет отцу хотя бы несколько строк.

Теперь осталось последнее и, самое главное письмо.

Пропускаю начало, которое неинтересно читателю, зато оно очень важно для меня и перехожу к тому, что заставило сильно озадачиться и задуматься.

'Милый Ваня, самое главное, о чем я тебе хотела сказать. Вернее — посоветоваться.

Начну с самого начала. Наверное, ты не забыл, что директор нашей гимназии, от имени Попечительского Совета предлагал мне должность учительницы французского языка, потому что наша «француженка» мадам Лили (это мы так ее называем, хотя она на самом-то деле Лидия Николаевна) имеет слишком много учебных часов. Мне предлагалось взять уроки французского в 1−4-х классах. В 1,2 и 3-м классах по 1 часу, в 4-м — 2 часа в неделю. Это 5 часов в неделю! А с учетом подготовки — все 10!

Маменька с папенькой не возражали против того, чтобы я, накануне замужества, немного поработала. Как выразился папенька — заработала себе на булавки своим трудом!

Однако, после известных событий (да-да, милый мой Ваня, эти события тебе хорошо известны!) г-н директор сообщил, что он не может допустить, чтобы преподавателем гимназии ведомства Императрицы Марии Федоровны работала учительница, так «грубо поправшая все устои и основы образования», поэтому он вынужден отозвать назад свое предложение.

Сегодня меня вызвали в кабинет директора и сообщили, образно говоря, что «если мадмуазель Елена пожелает заняться преподавательском деятельностью, то она может рассчитывать на ту должность, которую ей предлагали до ее обручения».

Г-н директор, а также наша классная дама В. Л. дали понять, что те резкие слова, сказанные мне и наказание, которому меня подвергли (целую неделю отстранения от занятий!) были сделаны в целях воспитания будущих гимназисток.

Но суть разговора свелась к тому, что мне вновь предложили место преподавательницы, но уже не только французского, но и немецкого языков. Г-н директор и классная дама говорили — что в гимназии сложилась безвыходная ситуация. С нового учебного года в Череповецкой женской гимназии открывается 8-й класс, где станут готовить домашних учительниц. Разумеется, никто не доверит мне ни старшие классы, ни 8-й класс, зато в 1−4-х классах, кроме французского, у меня добавится еще и немецкий.

Наш городской голова уже два года пытался получить разрешение на открытие в Череповце дополнительного класса, но Новгородский учебный округ ему отказывал. Иван Андреевич был вынужден обратиться напрямую в Министерство и, к его вящему удовольствию, разрешение получено.

Но, как это нередко бывает, известие об открытии дополнительного класса уже разошлось по губернии (а кроме нашей — еще и по Вологодской), г-ну директору поступило свыше 20 предварительных прошений, не исключено, что к концу лета будет еще больше. Беда только в том, что преподавательниц иностранных языков только две. Наша мадам Лили и еще одна — Эльвира Павловна, что ведет лишь немецкий. Предложить преподавание иностранных языков просто некому.

Господин директор сказал, что он помещал объявление в «Новгородских губернских ведомостях», но дело в том, что пока он может обещать претендентке на должность только жалованье. Гимназия не сможет дать преподавательнице жилья. Также не выделено денег ни на дрова, ни на керосин! Этими суммами распоряжается Учебный округ, но округ сможет дать деньги только в 1885 году.