Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Дипломъ

Предъявитель сего сынъ дѣйствительнаго статскаго совѣтникъ Иванъ Александровичъ Чернавскій, Православнаго вѣроисповѣданія, двадцати одного года, подвергался испытаніямъ при Юридической комиссіи Императорскаго Московскаго университета въ маѣ и іюнѣ 1884 года.

По предъявленію письменной работы, признанной весьма отличной и показалъ на устномъ испытаніи слѣдующіе успѣхи: по Богословію, Русской исторіи, Всеобщей исторіи, Исторіи Римскаго права, Гражданскому праву и Гражданскому судопроизводству, Исторіи важнѣйшихъ иностранныхъ законодательствъ Древнихъ и Новыхъ, Уголовному праву и Уголовному судопроизводству, Исторіи Русскаго права, Государственному праву, Международному праву, Полицейскому праву, Политической экономикѣ и статистикѣ, Финансовому праву, Энциклопедіи права и Исторіи философіи права, Судебной медицинѣ — весьма отличные.

Чернавскій Иванъ Александровичъ признанъ достойнымъ степени Кандидата права и, на основаніи 4 пункта 12 параграфа устава Россійскихъ Университетовъ отъ 1863 года утвержденъ въ этой степени Комиссіей Императорскаго Московскаго университета. Посему предоставляемъ Чернавскому права и преимущества Законами россійской имперіи со степенью Кандидата соединенными.

Въ засвидѣтельствованіи сего дипломъ сей отъ Совѣта Императорскаго Московскаго университета съ приложеніемъ печати.

15 іюня 1884 года

Ректоръ Императорскаго Московскаго университета докторъ права Н. П. Боголеповъ

Деканъ юридическаго факультета докторъ медицины В. А. Легонинъ

Университетская печать, разумеется, тоже наличествовала.

— Все правильно, — кивнул я, сворачивая диплом обратно в рулончик. — Но непонятно — почему июнь?

— Помилуйте, Иван Александрович — за двенадцать дней сдать экстерном двадцать один экзамен? Кто в это поверит? За два месяца — вполне нормальною. Если у вас нет вопросов — то до свидания, мне пора.

— Нет, все равно я ничего не понимаю, — признался я. — Как же так быстро? И вопросов почти не было. Римское право, латынь, все прочее.

— Как это не было? — возмутился Легонин. — Ульпиана упомянули — стало быть, не только историю римского право знаете, но и историю прочих законодательств. Гражданское право — тоже. Латинист наш каверзный вопрос задал про асфикцию — вы ответили. Латынь, стало быть, знаете. По истории да истории законодательства вы упомянул Русскую правду, Судебники — а что еще надо? Заметно, что историю государства Российского вы знаете прекрасно. Если бы что-то пошло не так, то господин Ключевский задал вам наводящие вопросы. Тем более, что вы упомянули Петра Великого, а Василий Осипович это любит. Батюшка доволен остался, что вы за церковный брак ратуете.

Выпроваживая меня из кабинета, господин Легонин напомнил:

— И про службу новую не забудьте. Сегодня вечером отдохните, а завтра-послезавтра курьера из Окружного суда ждите. Окружной прокурор — мой друг, он вас очень ждет.

Да, а о всесословной повинности и грамотности народа — это из какого предмета?

Спустился вниз, едва не забыл забрать из шинельной свою шинель и фуражку. Спасибо, дядька напомнил. Да, здесь так и именуют — шинельная, а не гардероб. И дядька — не гардеробщик, а смотритель.

В самых расстроенных чувствах сунул дядьке вместо гривенника аж целую полтину. Тот крякнул, но отказываться не стал.

— Господин титулярный советник, — обратился ко мне смотритель шинельной. — Я вас раньше не видел, стало быть — вы приезжий и сегодня испытания держали. Правильно?

— Ну да, — кивнул я.

— Я чего о том говорю-то, — заторопился служитель. — Ежели у вас, ваше благородие, за ненадобностью какие-нибудь старые учебники остались, конспекты — так приносите мне.

— А зачем? — не понял я.

— Как это зачем? — удивился смотритель. — Вам-то учебники да конспекты уже не нужны, а другим студентам сгодятся. И вам хорошо — пусть и малую, но денежку возвернете, и им подешевле. Учиться-то все равно — по старым, али по новым, но старые в два раза дешевле. У нас все выпускники так делают. Куда им учебники? Зато первокурсник рубля два, а то и три сэкономит. Вы, вижу, уже заслуженный чиновник, значит, шинели с мундиром у вас нет.

— А что, шинели с мундирами тоже продают?

— Конечно, — хмыкнул смотритель. — Много у нас таких — казеннокоштных, им и жить-то не на что, а учебники да мундиры покупать нужно. Вот и покупают с чужого плеча. Вон, давно ли Антоша Чехов, когда первокурсником был, у меня ношеный мундир за три рубля брал, а сегодня Антон Павлович свой оставил — почти новый, но уже за пять.

Я слегка повеселел. Ишь ты, Чехов оставил свой студенческий мундир на реализацию. Купить, что ли, для будущего музея великого писателя? Но пока сестрица Маша, на которую Антон Павлович мне жаловался, начнет создавать музей имени своего брата, пройдет уйма времени. А мундир пускай кто-то из первокурсников купит.

Выйдя за университетскую ограду, уселся на лавочку.

Еще разок посмотрел на свой диплом. М-да… Я, как последний дурак, готовился почти год, изводился сам, изводил других. А тут — все так просто. Бац — и мне выдали диплом, да еще не простого студента, а кандидата права.

— Ваня, а что это у тебя? — услышал я голос матушки.

Ох ты, и маменька явилась, а с ней и Нюшка. Впрочем, появление Аньки я ждал, но, чтобы маменька?

Маменька села с одной стороны, Анька с другой. Я передал матушке свиток, она развернула и принялась читать.

— Диплом! Да еще и кандидат права! Поздравляю! — удивленно воскликнула матушка. — А отчего так быстро?

— Сам удивлен, — вздохнул я. — Сижу вот, и думаю — а на кой он мне? Учился, готовился…

— Аня, сними с Ивана фуражку, — попросила матушка.

Анька не стала спрашивать — зачем, фуражку с меня сняла. А маменька, безо всяких слов и предупреждений… дала мне затрещину. Не слишком болезненную, скорее — символическую. Потом поцеловала меня в ушибленное место и опять приказала воспитаннице:

— Надень обратно.

Нюшка, водрузив фуражку на мой затылок, ехидно спросила:

— Иван Александрович, а вы поняли — за что?

Я только пожал плечами.

— А что бы вы, Иван Александрович, себя дурацкими вопросами не томили — почему дали, да за что. И дескать — заслужил ли я этот диплом? Верно, Ольга Николаевна?

Маменька только покачала головой да похмыкала. Похоже, ей уже тоже стало страшновато иметь дело с такой умной барышней.

— Так что — обратно вернемся, в Петербург? Если ты диплом получил, так вроде уже и делать нам нечего, — вздохнула маменька и посетовала. — А я ведь еще к двум сестрам не заехала.

— С возвращением малость повременим, — сообщил я. — Диплом юриста я получил, все честно, а вот кандидата прав мне еще отработать придется.

— Как это? — удивилась маменька.

— Пообещал, что две недели отработаю в Московском суде. Причем, без жалованья.

— Как это — без жалованья? — возмутилась Нюшка. Сникнув, девчонка сказала: — Если Иван Александрович кому-то что-то пообещал, так он все сделает. Но все равно — неправильно без жалованья служить.

Глава пятнадцатая

Письма из Череповца

Пока сидели с маменькой на скамеечке договорились, что хвастать перед родственниками дипломом не станем. Павел Андреевич может и не понять, отчего двоюродный племянник, вместо того, чтобы выхаживать на экзамены, вдруг резко стал кандидатом права. А объяснять ему — себе дороже.

И, вообще, надо завтра-послезавтра перебираться к другим родственникам. Хотя мы с отставным полковником и выпили мировую, попросили прощения друг у друга, но лучше бы от него сваливать. Не уверен, что мы с ним опять не поскандалим. Дядюшку-то я не виню, сам хорош, позабыл, что бредовые версии будущего здесь пока лучше не повторять, не оценят. Лучше не рисковать. Я что-нибудь брякну или Павла Андреевича какая-нибудь муха укусит. Разумеется, честь ему и хвала за предложение удочерить Нюшку, но для официального признания незаконных детей имеется «Канцелярия прошений на Высочайшее имя приносимых при Императорской Главной квартире». А если попробовать ее обойти? Дворянскую опеку нужно подключать, заручиться согласием на удочерение Предводителя дворянства — девчонке грамоту нужно выдавать на ее новую сословную принадлежность, вписывать в состав дворянства. Нет, слишком много препятствий. Самое простое — состряпать Аньке фальшивку, но на такое я не пойду. Как показывает опыт истории — все тайное становится явным.