Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин

Когда я открыл, на пороге стоял Тимоха, денщик Дорохова. Он взволнованно доложил:

— Ваше высокоблагородие, на дороге замечены французские фуражиры!

Поднявшись на башню следом за Тимохой, я застал там поручика, разглядывающего в подзорную трубу длинную вереницу французских всадников и телег, которая неспешно, но неумолимо приближалась к Гельфу. Я забрал трубу у Федора и тоже взглянул через оптику. Военные снабженцы ехали беззаботно. Во всяком случае, никто из них не держал оружие в руках. Их, похоже, совсем не насторожило даже то обстоятельство, что фельдъегерь не прискакал обратно в Ольмюнц до их выезда оттуда.

Впрочем, сам этот фельдъегерь Габриэль Кретиньян дал показания, что с курьерами, вроде него, довольно часто случаются всякие недоразумения. То лошадь на всем скаку ногой влетит в дорожную рытвину и перевернется вместе со всадником, то просто ногу подвернет и захромает, то седок, желая сократить путь и разогнавшись, о какую-нибудь ветку ударится и пролежит без сознания какое-то время, если совсем не убьется, то, бывает, пригласят курьера в пункте назначения к обеду какие-нибудь начальники, которым не откажешь, то у любимой женщины фельдъегерь задержится да еще и заночует… Короче говоря, с дисциплиной неважно у тыловых французских курьеров. И фуражиры, разумеется, об этом знают. Потому и не заподозрили неладное, тронувшись в путь вовремя, чтобы успеть в Гельф к закату, как и предупреждали в том самом курьерском послании.

Я смотрел на движение лошадиной колонны, думая о том, что армия этого времени, начала XIX века, не способна вести боевые действия без большого количества лошадей. Причем, наличие выносливых лошадей важно не только в кавалерии, для разведки и курьерской службы, но и для снабжения. Лошади тут пока единственный сухопутный транспорт. На лошадях здесь везут для армии буквально все: оружие, боеприпасы, амуницию, продовольствие. И, если с лошадьми по каким-то причинам начинаются проблемы, например, происходит падеж из-за какого-нибудь конского заболевания, и их не хватает, то и армия становится неэффективной, лишаясь не только ударной силы кавалерии, но и подвоза всего необходимого.

Воспоминания князя Андрея вместе с моими собственными подсказывали мне, что после революции во Франции королевская интендантская система была сломана. И в новой революционной армии каждая рота выдвигала свою фуражную команду из десяти бойцов, которыми командовал унтер-офицер. Эти солдаты имели задачу объезжать окрестности ротного военного лагеря, производя разведку припасов у местного населения. После чего революционные фуражиры должны были не отбирать продовольствие, а покупать его по честной цене, расплачиваясь деньгами из ротной кассы. А если денег не имелось, то унтер давал расписку. Народу последнее не нравилось, поскольку государство потом оплачивало такой армейский вексель далеко не всегда. Чиновники частенько придирались к ошибкам в подобных документах, а крестьяне были людьми неграмотными, не имеющими возможности тщательно проверить на месте текст бумажки.

Но, такие правила действовали только в самой Франции. За ее пределами французские фуражиры припасы у местного населения просто нагло конфисковывали без всякой компенсации. Конечно, Наполеон, придя к власти после всех революционных событий, старался преобразовать армейские тылы, приказав создавать оперативные склады, а фуражиров выделять из состава войск не в отдельные временные команды, а в самостоятельную тыловую обозную службу. Правда, Бонапарт приказал направлять в фуражиры самых неважных бойцов: выздоравливающих раненых, нарушителей дисциплины, попавшихся на мелких преступлениях, паталогических трусов и прочих мало пригодных к бою солдат. Конями обоз комплектовался тоже отнюдь не боевыми, а крестьянскими, непригодными для лихой кавалерийской скачки.

Прошлая система войскового снабжения армии королевской Франции строилась на принципе «пяти переходов». Королевские интенданты, создавшие ее, считали, что нельзя войскам удаляться от ближайших складов более, чем на пять дневных переходов без риска остаться без припасов к решающему моменту сражения с неприятелем. Подобную систему внедряли у себя и другие монархии Европы, но Наполеон отверг доминирование прежнего порядка, поскольку во время быстрых наступлений французских войск на значительные расстояния требовалось создание передовых баз армейского снабжения в короткие сроки. И фуражиры должны были оперативно решать эту задачу.

Глава 24

В фуражной колонне неприятеля в подзорную трубу я сразу насчитал десять фургонов, крытых тканью, похожей на парусину и оснащенных большими деревянными колесами, которые тащили четверки крупных лошадей. Подобный гужевой транспорт здесь использовали в качестве фур, на которых можно было перевозить до полтонны груза. Солдаты-обозники не только ехали верхом, но и вели за собой запасных лошадок. И на каждой лошади я заметил большие кожаные сумки для поклажи, перекинутые через спину животного на каждый его бок. Пока они висели пустыми. Но, поклажи в них, разумеется, можно впихнуть немало, нагрузив любую из лошадей до сотни килограммов. Фургоны и вьючные лошади этого отряда могли за один раз увезти многие тонны провизии. И, судя по всему, намерения у французских тыловиков обобрать всю округу, используя Гельф, как свою базу, имелись самые серьезные.

Солнце клонилось к закату, когда обозники достигли замка. Ничего необычного снаружи они не заметили, спокойно двинувшись по деревянному предвратному мосту к приветливо распахнутым воротам, по двум сторонам которых замерли караульные, переодетые в форму противника. Эти наши солдаты, ряженые в форму неприятеля, знали французский. Чтобы акцент не выдал их, им надлежало отвечать на любой вопрос фуражиров, если таковые последуют, односложно: «Нам приказано не разговаривать на посту». Так мы с Дороховым их проинструктировали. А на самой надвратной башне по-прежнему развевалось французское знамя, которое по моему приказу и не снимали ради маскировки.

В это же время наши стрелки, зарядив ружья, затаились на стенах, целясь во двор. А сам Дорохов, снова переодевшись в форму французского сержанта, как и при встрече курьера до этого, храбро вышел навстречу неприятельскому каравану. Встав посередине первого замкового двора, куда въезжали на своих неторопливых лошадках фуражиры, он приветствовал их по-французски. И его французский был безупречен, словно поручик родился и вырос в Париже.

Бледный худой интендант чахоточного вида в очках и со знаками различия пехотного капитана, гарцующий на тощем гнедом жеребце впереди всей процессии, внимательно посмотрел на него, остановив коня и задержав взор на окровавленной повязке, закрывающей рану на лбу Федора, и торчавшей из-под высокого черного кивера. Потом командир фуражиров, кашлянув, обвел взглядом своих карих глаз двор, внимательно рассматривая свежие выбоины, оставленные пулями во время штурма на кирпичах хозяйственных построек, и неожиданно спросил, оказавшись все-таки достаточно наблюдательным:

— Сержант, у вас на повязке проступает кровь. Я вижу на стенах свежие следы от пуль. А двор кое-где присыпан чистым песком. Здесь что, недавно произошла какая-то стычка с неприятелем?

— Да, небольшая стычка была накануне. Местные моравские разбойники попытались в темноте проникнуть в замок сквозь пролом в стене, но мы разгромили их. Многих пленили, — нашелся Дорохов.

— А где комендант этой крепости полковник Ришар? — задал следующий вопрос командир сводной роты фуражиров.

— К сожалению, произошло несчастье. Полковника тяжело ранило моравской пулей, он лежит без памяти, — соврал Дорохов.

— А где капитан Годэн? — поинтересовался интендант.

— Он у себя и пьян в стельку. Сильно перебрал, когда хозяйка замка открыла нам винный погреб по случаю избавления от разбойников, а с утра еще добавил, — продолжил Дорохов свою линию дезинформации противника.

— Ничего, сержант, пошлите за ним, — велел командир фуражиров. Он закашлялся, но тут же добавил: