Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»
– Черкес его от Каменного ручья притащил, от рва пристенного, – сообщил один из добровольных санитаров.
– Божьей помощью язычник тот прислан, – просипел раненый. – Думалось, помру уж в грязи той от хлада, берега-то склизки да крутёхоньки.
– Как же так вышло, дядька, кто на тебя напал? – я надеялся услышать имена бандитов.
– От двора Митьки-серебренника заваруха пошла, – цедя слова, начал рассказ Тучков. – Яз знал, что есть у него монета княжью пеню отдать. Он всё на бедность жалился, не платил, вот его ярыжки на правёж и поволокли к дьяческой избе. Ремесленный тот в крик, бабы его в плач, тут соседи Митьки тово понабежали, стали грязью в служивых кидать. Те такого непотребства терпеть не стали да плёткамикамчами чёрный люд отделали. Задире одному так око и выбили, а у того три брата, да все лесовики, зверя в дебрях промышляют, тем все кормятся. Пока к торгу через посадских пробивались, конями особо топтать не хотели, брательники окривевшего на нас с ослопами да рогатинами насели. Сабля ж токо у меня имелась. Яз к мосту через ручей прорвался, там меня кистенём какой-то вор сшиб с седла, прям кубарем в ров скатился. Пока силы водились, к Волге по бережку скрёбся, а уж тама выполз где положе, да уж помирать собрался, ан Господь уберёг.
– Что ж ты сам за должником поехал, – слегка пожурил я Ждана – Пусть бы служки губные разбирались.
– Плата больно уж велика, – вздохнул воспитатель. – Посулил бы Митька караульщикам по паре алтын на брата, те б за него и отговаривались, мол, болен, на правеже помрёт, аль ещё чего удумали. Мне ж ведомо, что уже подворье тот серебренник продавать собрался, да вскоре прочь с посада сбечь.
– Какая ж на мастеровом том недоимка? – недоумение мной овладело вполне искреннее, вроде непосильными налогами никого не обкладывали.
– Рупь, ровно как ты велел, княже, за нерадивость пеня на него возложена, – также слегка удивился удельный казначей. – Почитай все справные дворы нам одолжали, никто добром твоё веленье не справлял. Яз всех лентяев посадских, которые яму не копали, этой платой неурочной обложил.
– Как-то круто мы с горожанами, – промямлил княжич, совершенно не помнивший о своём повелении драть с не особо богатых людей довольно немалые суммы. – Много уже у кого эти деньги собрали?
– Токмо четверо отдали с плачем великим, – признал Тучков. – Двоё уж сбегло, а шестеро за монастыри заложились, нет над ними теперь суда нашего. Да и с остальных опосля городского разора, мню, не собрать деньжат никак.
– Его бы в тепло отлёживаться, пока костоправа аль лекарку не найдём, – прервал наш разговор о причинах бунта Бакшеев. – Он в могиле одной ногой, а всё о прибылях да убытках печётся. Да и ты, княжич, в ту же степь.
Действительно, болтать с израненным человеком, лишая его возможности поскорее получить хоть какую медицинскую помощь, казалось явно лишним.
Ждана унесли в отдельную комнату дворца на попечение жены и сына. Вертевшемуся рядом с отцом Баженке я велел обязательно позвать меня, когда будут чистить и зашивать раны. Притащившего казначея черкеса нигде не видели. Сторожа сказали, будто он ушёл обратно через ту же калитку, что вела к Волге. Афанасий расставлял посты и разделял между служивыми очередь несения караула, за недостатком людей привлекая к этому всех кого можно, в том числе и последнего пленного татарчонка, который ещё не получил полной свободы. Я мало что понимал в деле разведения часовых, но мотался вслед за осадным воеводой, не желая отдаляться от него в эту тревожную ночь.
С крепостной башни раздались взволнованные голоса стражи. Вскарабкавшись вслед за Бакшеевым к заборолу стены, привстал на цыпочки, чтобы взглянуть в бойницу. Над юго-западной частью города, за торговыми рядами разгоралось свечение.
– Запалили посад, пёсьи дети, – ругнулся рязанец.
Подтверждая его слова, заголосил набат Алексеевского монастыря с Огнеевой горы, позже к нему стали присоединяться голоса колоколов остальных храмов.
Всмотревшись в темноту, воевода добавил:
– Опомнились воры, все, кто тверёз, тушить побежали. Княжич, пора оседлать коней да в спину им ударить! Тута мятежу конец настанет!
– Не стоит попусту лить кровь христианскую, – не согласился я на предложение старого воина. – Всё ж соплеменники, а не иноземцы какие.
– Мои сродственники в иных местах живут, да с карамольниками не водятся, – обиделся на мой отказ начать активные действия Афанасий. – Измену надо огнём выжигать да мечом вырубать, пока, как плесень, всюду не расползлась.
Пятидесятилетний дворянин был явно старой закалки, любая попытка примириться с мятежниками ему казалась потаканием бунтовщикам и проявлением слабоволия. Ночь оказалась, к счастью, практически безветренная, поэтому пожар охватил лишь несколько дворов и к утру утих.
Проснулся я довольно поздно по местным меркам, около восьми утра по временному счёту прошлой жизни, в этом мире отсчёт времени вели от восхода солнца в день равноденствия. Совершать гигиенические процедуры и одеваться мне в последнее время нравилось самостоятельно, что приводило сенных служек в некоторое смущение. В трапезной уже собралось изрядное количество дворян, с ними как ни в чём не бывало восседал Гушчепсе.
После того как присутствовавшие поприветствовали меня коротким поклоном, я, не чинясь, сел на общую лавку и приготовился слушать новости.
– Дети боярские к граду сбираются. Как поболее воев прибудет, по сигналу единовременно с нами в посад выступить смогут, – начал излагать выработанный план Бакшеев. – Надо знак вестовой выбрать, а черкешонок его прибывшей подмоге обскажет.
– Сперва выборных от посада бы выслушать. Головные люди чёрных сотен уже с час у ворот трутся, – вступил в беседу дьяк Алябьев. – Может, они вину сами на себя признают? Тогда бы заводчиков до Москвы отослать, остальным кнута, да и делу конец.
– Как же, жди, повинятся изменники эти, – возразил Афанасий. – Скорее уж величаться учнут да требовать несусветного.
– Надо узнать, чего хотят представители горожан, – этим заявлением старик, выглядевший отроком, прекратил спор.
Выбранные бунтовщиками переговорщики желали многого и сразу. Они выговаривали для посада уменьшение налогового оклада, сокращения времени обязательных городовых работ, прекращения ненужных, на их взгляд, санитарно-гигиенических работ, а также просили наказать тех, кто всё это выдумал. Виновными в небывалых притеснениях выборные от посада считали Ждана Тучкова, дьяка Алябьева да молодого подьячего Битяговского. Именно эти злые людишки, по их мнению, обманывали доброго малолетнего княжича, и сейчас они старательно открывали мне глаза на их злодеяния.
Тут-то я и вспомнил про израненного отца Баженки и, подозвав к себе ближайшего сторожа, отправил узнать о здоровье казначея.
– За убойство людей господарских строго спросится, – прервать лившийся на меня поток жалоб удалось практически сразу.
– Братья звероловы, что ярыжек побили, сбегли неведомо куда, – начал объясняться один из представителей городского общества.
– А кабацкого целовальника да писчика дьяческого кто прибил? – влез в разговор Бакшеев. – Пытать их надобно накрепко, все они одна ватажка с прочими крамольниками.
– То пришлые люди, с купеческой коломенки, – начали хором оправдываться переговорщики. – Пропились они начисто, вот обиды свои и выместили. А куда они теперича делись – так ищи ветра в поле, нам те воры не сказывались.
– Значится, пойдём с повальным обыском, а у кого чужое с убиенных аль пограбленных сыщется, тех на дыбу. На виске укажут воры на кого, и тогда ими облихованных [91] к пытке возьмём, – обрисовал перспективы следствия над жителями посада губной староста Муранов.
Его должность совмещала в себе функции старшего следователя, главного прокурора и судебного пристава, а также судьи первой инстанции в одном лице, однако справлялся он вполне успешно. Меня вообще удивляло, как примерно пятнадцать человек губных, ездовых да недельщиков [92] могут обеспечивать правопорядок и ведение судебных дел в уезде с примерно сорока тысячами населения.
– Погубить невинных дело не хитрое, – посланцы от мятежников крепко загрустили. – Великому князю и царю Фёдору Ивановичу челом станем бить, может, у него утешения обид сыщемся.
– Прямая правда будет, ежели с Москвы сюда рать придёт, покарать вас, изменников, как двадцать лет тому назад Бежицкий Городецк наказали, – Афанасий изрядно гневался, если б ему дать волю, то парламентёрам от восставших целыми уйти бы не удалось.
– Милостив к чёрному люду нынешний государь всея Руси, слыхивали мы, по челобитью посадскому уставные грамоты на грады даёт, даст Бог, умилосердится, – в голосе говорившего особой надежды на царёво благоволение, однако, не слышалось.
