Барин-Шабарин 4 (СИ) - Старый Денис

Глава 15

В прошлой жизни я не был снайпером. Однако, пользоваться винтовкой приходилось и не раз. Между тем, в Конторе хватало специалистов, которые возвели снайперскую работу в ранг искусства. Но то, что я смог вынести из базовой снайперской подготовки — выстрел это далеко не самое сложное, с чем может столкнуться стрелок. Намного сложнее часами проводить в засаде, долгое время не шевелиться, выбрать правильную позицию, предусмотреть пути отхода… и много ещё чего другого, из чего и состоит работа снайпера.

И так в этом времени не работает абсолютно никто. Выходит, можно с уверенностью об этом говорить, но своими действиями мы открываем целую эпоху в военном деле, где немалую роль будут играть опытные снайперы. К слову, далеко не факт, что они будут именно таким образом называться. Весьма вероятно, если Россия станет законодателем моды в военном деле, то достаточно снайперов называть «стрелками». Ведь в России нет такой забавы — стрелять с маленьких птичек снайпов.

Уже шел пятый час, когда мы, выбрав удобные позиции в лесополосе, караулили достойную для себя дичь. В предрассветное время отряд вышел на заранее выбранные позиции, а к полудни я планировал внести свою лепту в Венгерский поход русской армии.

— Командир, из города начинают выходить польские уланы, — сообщил Тарас, занимающий в моём отряде должность заместителя по разведке.

— Ждём крупную дичь, — сказал я, а по цепочке стали передавать приказ сидеть смирно и ждать.

Мы располагались у западного выхода из города Прешов. В этом словацком городе, который был захвачен венгерскими повстанцами, сейчас находились даже не венгры, а поляки. Польский легион, быстро собранный из наиболее протестных поляков, принимал самое деятельное участие в событиях в Венгрии. Вероятно, что польские земли не бурлят революционным гневом потому, как пшеки решили сперва помочь венграм, рассчитывая, что те позже могут способствовать обретению Польшей независимости.

Польский генерал Генрих Дембинский собирался выводить свой «легион» из Прешова. Именно он и был нашей целью.

Дело в том, что русское командование просто не давало никакой возможности работать моему отряду. Светлейший князь Иван Федорович Паскевич-Эриванский скинул мой отряд на генерал-лейтенанта, командующего 4-м Пехотным корпусом, Михаила Ивановича Чеодаева, а тот в свою очередь максимально играл в благородство. Подлые, мол, я предлагал действия против врага.

— Сами знаете, что Дембинский поклялся выйти из города последним. Так что, придётся подождать, — говорил я, когда к моей лежанке подползли пятеро командиров отряда. — Задача малая — убить Дембинского; задача средняя — нанести потери всему командованию польского легиона; ну и лучшим итогом будет разгром нами отряда сопровождения генерала Дембинского.

На всякий случай, кто именно станет нашей главной целью, я не раскрывал. Но после начала выхода польских войск из словацкого города, нужно было уже давать четкие приказы. Возможно, как говорится, «я дышу на воду», но лучше всегда перестраховаться. Как это ни странно, но даже в русской армии было немало тех, кто сочувствовал венграм, а действия русской армии считал противоречащим законом чести.

Хорошо, что при всём этом, офицеры исправно выполняли приказы. Так что недовольство некоторых, условно сказать «либералов-декабристов», выглядело бурчанием стариков. Но работа делалась исправно. Можно быть несогласным с тем, что делает государство, но никогда нельзя действовать против своей державы. Не хочешь, уйди в сторону, без тебя Россия станет великой!

— Первый выстрел за мной, после чего первый, второй, третий, четвертый десяток также стреляет в генерала Дембовского. Остальные распределяют цели из его приближённых, — уточнял я задачи для каждого из десятков. — Конная полусотня ждёт мою отмашку после которой атакует, проходит поляков, обходит город, заходит в лес на ту тропу, которую мы исследовали. Но это, если не получится разбить гвардейский отряд генерала.

Нам удалось узнать и о способах передвижения Дембинского. Он в переходах держался чуть поособку, словно всегда готовился бежать. С ним находились две сотни уланов, по сути, личная гвардия. Наверняка подобной предосторожности польского генерала «научил» Иван Федорович Паскевич еще во время последнего польского восстания.

— Встречаемся вот здесь! — я указал пальцем на карту.

Никакой разведки, кроме как посылать по-старинке казачьи разъезды, русские войска не производили, карт не было. Союзнички-австрияки принципиально не давали подробных карт Венгрии, возможно, опасаясь, что русские после своего нынешнего похода, вознамерятся в будущем повоевать за венгерскую землю, но уже в собственных интересах. Так что приходилось самостоятельно и производить разведку, и лазить по лесам и холмам, чтобы чётко знать, где можно укрыться, а где проще всего отходить. Так что мой палец был на карте, которую я же и чертил, исходя из всех данных, которые мне приносили разведчики. Жаль, что это только окрестности города Першова.

Мы уже больше двух недель находились расположение русских войск. И нынешняя засада — первое наше дело. Возможно, и вовсе не получилось бы официально устроить охоту за венгерским командованием и их союзниками, если бы не один факт. Дело в том, что Генрих Дембинский на особом счету у российских военных.

Ещё при подавлении польского Восстания 1830–1831 годов польский генерал рьяно сопротивлялся русским войскам, и успел кровушки попить у армии фельдмаршала Паскевича. Шустрый был и не получилось называющего себя генералом пленить. И вот здесь он, во главе более чем двадцати тысяч польских сабель вновь противостоит русским. Так что поляка разрешили всё-таки ликвидировать, даже и подлым способом. Командующий четвёртым пехотным корпусом генерал Чеодаев в какой-то момент, после моих уговоров, махнул рукой, явно не доверяя тому, что мы сможем выполнить поставленную задачу.

Вообще, наш отряд, пусть и был приписан к Четвёртому пехотному корпусу, как отряд вольноопределяющихся, но мы оставались своего рода башибузуками, или партизанами. Все командиры в отряде оставались без присвоения званий, кроме меня, так как по своему гражданскому чину я соответствовал поручику.

Нам, скорее всего, не разрешили бы участвовать в военных действиях, если бы не очень существенный подарок или взятка. Сто семьдесят три больших, специально для этого дела сколоченных телег получал тот, кто был готов взять мой отряд на своё попечение. И даже не это сыграло определяющую роль в том, что мы всё-таки воюем. С нашим отрядом отправился и Святополк Аполленариевич Мирский. Да, он только лишь подвёл меня к адъютанту фельдмаршала Паскевича, предоставил письмо от князя Воронцова, пожелал удачи, и уехал обратно в Екатеринослав.

Было понятно, что князь Воронцов убедительно попросил своего давнего товарища, бывшего подчиненного, а ныне светлейшего князя Варшавского Ивана Фёдоровича Паскевича-Эриванского. И главнокомандующий русскими войсками в Венгрии в такой мелочи не отказал.

Да, Иван Фёдорович Паскевич, как правило, вне политики. После подавления восстания в Польше, он надолго поселился в Гомеле, где создавал прямо-таки образцовый порядок, а также бурно развивал регион экономически. И вот вновь родина его призвала. Ну и кому не нравится то, что вновь быть в центре внимание и восхваляемым, сравниваемым с Суворовым? Ну и Воронцов, опять же, не тот человек, которому стоит отказывать в мелочах.

А по мне, так Его Величество совершил ошибку. Нельзя полностью доверяться и опираться на старые военные элиты. Паскевич, Дибич — они, безусловно, молодцы, но в Крымскую войну показали себя из рук вон плохо. Более того, бежали из армии под предлогами. Если наполеоновские войны выявили огромное количество талантливейших полководцев и исполнительных генералов, то в Крымскую войну, кроме как нескольких человек, и то частью флотских, выделить особо и некого.

— Вышло порядка восемнадцати тысяч солдат и офицеров, — доложили мне.