Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Арест и тюрьма — не препятствие для заключения брака, — сообщил я, но все-таки, решил слегка успокоить вдовца. — Впрочем, искренне верю, что до этого дело не дойдет. Скажите лучше — о чем вы договорились с Олимпиадой Аркадьевной?

— В каком смысле — договорился? — не понял помещик.

— Николай Александрович, мне нужно знать все финансовые тонкости, нюансы вашего расставания. Без обид, пожалуйста. Вопросы задаю неприятные, но мне нужно знать. Как я понимаю — расставшись с супругой, вы обязаны вернуть ей приданое? Наверное назначить какую-то компенсацию?

— Приданое? Ах, приданое… Так приданое — вот этот дом в Кириллове, да и все. Но я решил, что будет справедливо, если выделю Липе единовременное пособие — пятнадцать тысяч рублей, а потом стану выплачивать на ее содержание по три тысячи рублей в год. По крайней мере — до тех пор, пока она не выйдет замуж.

Однако! Надеюсь, господин Никитский из статуса подозреваемого не перейдет в категорию обвиняемого, а иначе эти суммы, что он обещал выплачивать бывшей жене, станут одним из доказательств. Вернее — мотивом для убийства, который присяжные заседатели учтут при вынесении приговора. И домик в Кириллове, оставшийся от супруги, тоже денег стоит. Сколько недвижимость в Кириллове? Вряд ли больше, нежели у нас, значит, рублей пятьсот.

— А вы человек небедный, — заметил я. — А по нашим меркам — даже богатый.

— Я бы так не сказал, но грех жаловаться. Правда, доход с имения составляет десять, иной раз и двадцать тысяч в год — от года зависит, от урожая, от цен, да еще котовальня — с нее тысячи три, иной раз четыре.

— Катавальня? — переспросил я. — Это мастерская, где валенки валяют?

— У нас валенки котами именуют, поэтому — котовальня. Осенью и зимой до двадцати мужиков трудится, летом поменьше — человек десять.

Ишь, котовальня, словно котов катают, а не валенки. Валенки — вещь полезная в хозяйстве, но не всякому крестьянину по карману. Видел — стоят по три, а то и по пять рублей пара. У меня самого где-то валенки лежат — подарок родителей. Один раз только и понадобились, но ведь понадобились!

А двадцать мужиков — это прилично. У нас на заводе Милютина трудится человек семьдесят, а это крупнейшее предприятие не только в уезде, но и по всей Шексне, а то и по Волге. (С Волгой, конечно, погорячился, есть города покрупнее.)

— Вы сами овец разводите? — поинтересовался я.

Здешние мужики не шибко любят разводить овец. Понимаю — невыгодно такую скотину держать. Молока от нее нет, навоза мало, а сена нужно, почти как на корову. Это вам не Англия, где стадо можно почти круглый год на пастбищах пасти. У нас овец держат по две или по три, много — по пять овечек, на шерсть да на шкуры. Осенью стригут, шкуру снимают, а мясо везут в город, на продажу.

— Какое там развожу! Есть стадо в сто голов, но это так, чтобы котовалы без работы не сидели. И то — приходится стадо на два делить, а иначе и пасти негде. Обычно мой управляющий шерсть по деревням скупает, но, в основном, народ со своей шерстью едет, так им дешевле. За работу мы рубль берем.

Я несколько по иному посмотрел на Никитского. Ишь, а он молодец. Кроме сдачи земли в аренду, продажи зерна и сена, еще и катавальню учредил.

— Вам было известно, что у Олимпиады Аркадьевны появился любовник?

Не сомневаюсь, что Никитскому неприятно отвечать на такой вопрос, но он взял себя в руки и все-таки ответил:

— Я подозревал, что недавно у Липы появился мужчина, но старался об этом не думать. Она — молодая женщина, живой человек. Не скрою — у меня еще остались некоторые чувства к бывшей жене, но это, скорее, чувства собственника. И я старался гнать эти чувства, и не думать, что моя супруга, сейчас может быть с кем-то…

— Стало быть — с землемером Андерсоном вы незнакомы?

— Ну, почему незнаком? Я с ним хорошо знаком. Молодой человек, в Кириллове служит четвертый год. Мне иной раз приходится иметь дело с землемерами, если бывают жалобы по межевании. Но я с ним не знаком, как с любовником своей жены. Бывшей…

— Так, пара минут… — попросил я, принявшись записывать.

Перенеся из черновичка в протокол допроса самое главное и основное, что требуется для дела, попросил:

— А теперь расскажите мне, как вы нашли тело своей супруги?

— Я был в своей усадьбе, но 24 июля у нас было назначено заседание в Учреждении. Нужно вам объяснять — что за вопрос?

— Нет, это неважно, — отмахнулся я. — Тема, повестка дня к происшествию отношения не имеет. Итак, по сути?

— А по сути я решил приехать в Кириллов заранее, 23 июля, переночевать в нашем доме. Я же не думал, что у Липы в тот вечер будет любовник? А если даже и думал… Ушел бы в гостиницу, вот и все. Не скандал же закатывать? В общем, я хотел отдать ей оставшуюся часть денег.

— Денег? — переспросил я. — Из той суммы, что вы назначили?

— Можно даже сказать — из отступных. Я в начале июля отдал Липочке десять тысяч, осталось отдать еще пять. Вот и решил, что чем раньше передам ей эти деньги, тем лучше. А остальное собирался выплачивать ей через почту. Мне не слишком-то хотелось снова видеть свою бывшую жену. Все-таки, осталось какое-то чувство вины.

— То есть, у вашей супруги должна быть крупная сумма денег? — уточнил я.

— Наверное. Но деньги я ей передал, она их хозяйка. Остались ли деньги, положены ли в банк, потрачены — это уже не мое дело.

— Расписку, разумеется, с Олимпиады Аркадьевны вы не взяли?

— Какая расписка⁈

Ясно-понятно, никаких расписок, все на честном слове. Похвально.

— И вот, вы пришли ближе к вечеру?

— Уже не ближе, а почти ночью. Я пришел, удивился, что дверь открыта… прошел внутрь, а там…

Я записал все то, что знал и раньше со слов городового. Закончив, подал протокол допроса для подписи, а мой подследственный расписался не читая. Видимо, доверял.

Закончив, подождал, пока чернила высохнут, убрал бумагу в папочку и спросил:

— Николай Александрович, мне нужно допросить вашу гражданскую жену. Чем быстрее вы ее сможете ко мне привезти — тем лучше.

— А зачем вам Любаша? — вскинулся помещик. — Она здесь совершенно не при чем.

— Разумеется не при чем, — кивнул я. — Вот поэтому-то мне и нужно ее допросить. Николай Александрович, я верю, что вы убийства не совершали. Но одного моего доверия мало. Необходимо, чтобы это было подкреплено документально. Показания вашей нынешней жены — ваше алиби. В идеале еще должны быть показания прочих чад и домочадцев. Но с этим справится либо городовой, либо урядник. А еще нам нужно сходить в ваш дом.

— В дом? А зачем?

— Мне нужно осмотреть место преступления, составить его описание, — пояснил я. Не станешь же объяснять, что раз мои коллеги этим не озаботились, придется делать самому?

— Если вы располагаете временем — так хоть сейчас, — хмыкнул Никитский, поднимаясь с места.

Мы спустились вниз, в дежурке я увидел городового Звездина. Очень кстати. Мне как раз нужен представитель местной власти. И, тем более кстати, что он тоже был в момент обнаружении тел.

Дом Никитского — ладно, приданое его покойной супруги, располагался чуть в стороне. Вокруг деревья, кусты. Можно даже назвать небольшой усадьбой. Есть подход с самой улицы Ивановской, но можно пройти и задами, незаметно.

Мы вошли внутрь дома. Я, для начала, сделал примерный набросок первого этажа, комнаты, где обнаружили тела. До идеального чертежа, что делал Абрютин, мне далеко, но как уж сумел. Прихожая, слева кухня, там, как я знал, имеется черный ход. Там есть комната для прислуги, которой мало кто пользуется — прислуга приходящая. Справа — гостиная, гостевая комната, а прямо — лестница на второй этаж, в апартаменты хозяев.

А городовой, вместе с вдовцом, уточняли детали расположения тел. Уже вырисовывалась картина. Сначала убили самого землемера, потом ударили в спину пытавшуюся убежать женщину. И складывалось впечатление, что убийца кто-то знакомый. Почему? Да потому, что незнакомец принялся бы убивать прямо в передней.