Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Прости, Виктор Алексеевич, что так нагло вру. Для пользы дела. Кажется, сработало. Доктор посмотрел на меня, как на собрата по несчастью. Вытащил из кармана папиросы, ухватил одну, стараясь не зацепить грязными руками мундштук, сунул в рот и прикурил. Затянувшись пару раз, соизволил сказать:
— Я бы сказал, что смерть наступила неделю или полторы назад…
— То есть, числа двадцатого — двадцать первого июля? — прикинул я.
— Н-ну, где-то так… Я же календарь не смотрю. Но не исключено, что и двадцать второго. Сами понимаете — если вы судебную медицину изучали, то жара, да и все прочее — ткани разлагаются быстрее. А вот червячки немного подсказали…
Значит, разброс составляет целых три дня… Многовато. Впрочем, с останками Борноволкова еще хуже было — там счет шел на неделю или две.
Но все равно, очень плохо. Придется вычеркивать из списков главного подозреваемого — господина Никитского. А так бы этого не хотелось. Идеальный же вариант. Муж избавляется от жены, заодно от любовника. Впрочем, пока не стану полностью выбрасывать майора из черного списка. Нужно его допросить, алиби проверить, если оно у него имеется. Он же мог вначале убить, подождать денька-два, а потом явиться к городовому и разыграть трагедию.
Да, а с помощью чего он избавляется от постылой жены? Отставной майор было бы логично взять револьвер. А тут, черт-те что.
— И что это за орудие убийства? — вздохнул я, с надеждой поглядывая на доктора. Может, все-таки подскажет идею? — Острога какая-нибудь, с которой на рыбу ходят? Или штык?
— Не штык, не острога, — покачал головой Суслов. — В этом случае края раны были бы рваными, а здесь ровные. Есть, разумеется, у меня мысль…
— М-м… — уставился я во все глаза на лекаря. — Доктор, любая версия — даже самая фантастическая. Орудие убийства — ключ к успеху.
— Видел я как-то в английском хирургическом журнале такую штуку, как троакар, — сообщил Суслов, слегка высокомерно поглядывая на меня. — Известно, что это такое?
— Доктор, откуда? Если бы это было нужно по судебной медицине, так я бы знал. А тут, чисто ваша епархия.
— Троакар — это стилет, который вставляют в полую трубку.
— И зачем он нужен?
— А нужен он, чтобы откачивать лишнюю жидкость из организма.
— А в организме бывает лишняя жидкость? — удивился я. Покопавшись в памяти, кроме водянки ничего вспомнить не смог. Но если врач говорит про лишнее, значит так оно и есть. Привык верить специалистам.
— Н-ну, например, при болезни почек, когда человек не может помочиться, то явно в организме образовалась лишняя жидкость,
— А, вы про уремию? — догадался я.
— Совершенно верно. Знаете, что Петр Великий всегда с собой серебряный катетер носил? Знаете, что такое катетер?
— Бр-р…
— Значит, знаете. Так вот, дорогой господин следователь, чтобы помочиться, нашему императору приходилось постоянно пользоваться катетером. Представляете?
— Бр-рр…
Что такое катетер я знал. Но вот про серебряный катетер Петра никогда не слышал. Сомнения у меня имеются, что в петровскую эпоху можно было создать такую тонкую вещь, да еще из серебра.
— Вот вам и бр-рр, — заулыбался доктор, довольный произведенным эффектом. — А умер наш государь, потому что уже и катетер не помогал, моча не выделялась, оставалась внутри и принялась отравлять весь организм.
— Все бы вам какие-то ужасы рассказывать, — хмыкнул я, припоминая — сколько версий смерти Петра мне известно? Имеется традиционная — смерть от пневмонии, наступившей после того, как Петр полез спасать утопающих солдат. Но про почечнокаменную болезнь тоже читал. В принципе, пневмония могла с ней соседствовать.
Имеется версия, что нашего императора отравили. Кто именно — непонятно. Возможно, Алексашка Меншиков, которого за казнокрадство император собирался-таки отправить на плаху, кто-то из старых родов, желающих убить государя, а еще — враги отечества — англичане или французы. А вот академик Михаил Покровский был уверен, что Петр скончался от сифилиса, который подхватил в Голландии.
Нет, я все-таки придерживаюсь традиционной версии, что смерть государя случилась из-за простуды. Тем более, что имеются свидетельства подвига (а как это иначе назвать?) императора. Свое мнение оставлю при себе, а доктора послушаю.
— А здесь не ужасы, а самая обыкновенная и, очень досадная жизненная ситуация, которая привела государя к смерти, — сказал господин Суслов. — Катетер уже не помогал, но будь рядом с Петром толковый медик, умеющий пользоваться троакаром, то сделал бы прокол в области мочевого пузыря и удалил бы лишнюю жидкость.
— А сколько человек в Кириллове умеют пользоваться троакаром? — невинно осведомился я.
— Боюсь, что на сегодняшний день ни одного, — усмехнулся доктор. — И не ловите меня на слове. Троакар — совсем недавнее изобретение, наверняка его в России вообще ни у кого нет. Я же сказал — видел его в английском журнале, а английский язык у нас мало кому известен.
Ишь ты, намекает на свою образованность? Вот я, допустим, тоже английский знаю, но не хвастаюсь? Ладно, пусть хвастается, не жалко.
— Помилуйте, и вовсе не ловлю вас на слове, — сделал я вид, что обиделся. — Вы так уверенно повествуете мне вещи, которые еще не стали общеизвестными, что я решил, что эта штука — троекар? нет, троакар — в саквояже у каждого доктора Кирилловского уезда.
Я принялся вспоминать, что могло быть в докторском саквояже этого времени? Отчего-то вспомнился молоточек — им по коленкам стукают, ножницы, какие-то бритвы. Да, еще ложечка, которую суют в рот, чтобы посмотреть горло — выглядит, как пластмассовая, а наверняка из слоновой кости. Скальпель…
А где я все это видел? Неужто, у господина Федышенского? Нет, в другом месте. У нашего «полуштатного» эскулапа можно, разве что, ножи для разделки трупов увидеть.
Ах ты, так это я вспоминаю медицинские инструменты доктора Чехова, что видел в витрине музея, в Ялте. Скользнул по ним взглядом, а тут, вишь, отчего-то вспомнились. Никаких стилетов, всунутых в трубочку, точно не было. Но мой случайный знакомый — студент-выпускник медицинского факультета, талантливый русский писатель, станет врачом общего профиля. И помогать ему в этом деле станет младшая сестренка Мария. Врачи общей практики кое-какие хирургические операции делают — нарывы вскрывают, занозы выковыривают, но проколы в области мочевого пузыря — это уже навряд ли.,
Но Чехов — это Чехов. Бог с ней, с хирургией. Столько, сколько Антон Павлович совершил за свою короткую жизнь, мало кому под силу, а меня волнуют более низменные заботы.
— Значит, троакар, а также версия, что убийца доктор — отпадает, — заметил я.
— Думаю, эту версию вам придется откинуть, — согласился врач. — Когда-то троакар еще войдет в обиход, к тому же, не забывайте, что требуются определенные навыки, чтобы сделать прокол в нужном месте. Я бы попробовал рискнуть — все-таки имеется кое-какой опыт, а вот неопытному врачу не посоветовал бы. Так что, придется вам иное орудие убийства искать.
Тоже верно. Где вот, только, его искать? Пойди, найди тот ножичек.
Глава четырнадцатая
Главный подозреваемый
Мой главный подозреваемый — отставной майор и непременный член Уездного по крестьянским делам присутствия Николай Александрович Никитский напоминал классического русского барина — крупный, бородатый, с интеллигентными манерами. Но сам я пока с такими «классическими» барами не встречался, поэтому подбирал для сравнения что-то киношное. Вот, исполнитель главной роли в сериале «Кулагины» (посмотрел как-то пару серий, на большее здоровья не хватило) вполне подошел бы[1]. Или тот актер, что в фильме «Гараж» играл профессора, увлеченного молодой аспиранткой. Фамилию не помню, но запомнились его барственные манеры, а еще голос — мягкий, бархатистый, слегка ироничный. Наверное, этому артисту доводилось играть и роли помещиков[2]. Не знаю, насколько он был хорош, потому что, на мой взгляд, под маской иронии скрывалась какая-то беспомощность и ранимость. Вот и Никитский, похоже, такой же. Впрочем, пока подожду с выводами, потому что первое впечатление может быть ошибочным.