Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

И тут карандаш, которым я делал схему, вырвался и полетел на пол. Прокатившись по половицам, укатился под шкаф.

Я мысленно выругался, опустился на корточки и попытался вытащить свое «орудие труда». Тщетно.

— Далеко укатился, — заметил городовой. — Сейчас, ваше благородие, вытащим.

Звездин, извлек из ножен палаш, опустился на колени и принялся шуровать клинком под шкафом.

— Вот, нащупал, — с удовлетворением сообщил унтер, выталкивая из-под шкафа «потеряшку».

Но вместо карандаша выкатилось нечто-то другое…

[1] Леонид Кулагин — исполнитель главной роли в сериале «Кулагины» когда-то играл роли помещиков и генералов. Например, в фильме «Дворянское гнездо» он играл Лаврецкого.

[2] ГГ по молодости лет простительно не знать замечательного артиста Леонида Маркова. А его фильмография включает разные роли, в том числе и пирата Билли Бонса.

Глава пятнадцатая

Буренка — подсказчица

Мной, судебным следователем по особо важным делам Санкт-Петербургской судебной палаты Череповецкого окружного суда, коллежским асессором Чернавским И. А. составлен настоящий

Акт

в том, что 6 августа 1884 года, в городе Кириллове Новгородской губернии, в частном доме г-на Никитского Николая Александровича по ул. Ивановская, в присутствии городового Кирилловской полицейской управы унтер-офицера Звездина и хозяина дома, отставного майора и дворянина Никитского Н. А.

мною был изъят:

предмет, внешне напоминающий шило, представляющий собой округлую деревянную рукоять длиной в половину вершка, шириной четверть вершка, в которую вставлен заостренный железный прут длиной в два с половиной вершка и диаметром около ½ дюйма.

На данный металлический прут насажена полая медная трубка, имеющая упоры, в виде плоских усиков, у основания.

Деревянная рукоять, а также прут и трубка покрыты пятнами бурого цвета.

Примечание. Данный предмет, похожий на шило, находился под шкафом в комнате по вышеуказанному адресу, место находки отмечено в плане.

Составил: Следователь Чернавский

Изъятие удостоверяют:

Городовой, унтер-офицер Звездин

Хозяин дома, майор в отставке Никитский

Никаких умозаключений, типа — пятна, напоминающие кровь, в акте быть не должно. У нас уже умеют определять — кровь или нет, по возвращению отдам тому же Федышинскому — проверит. Но это уже будет либо отдельный документ, либо свидетельские показания на суде.

Жаль, пока не сумеем выявить ни группу крови, ни то, кому эта кровь принадлежит. Но господам присяжным вполне достаточно глянуть на само орудие убийства, чтобы поверить в то, что кровь принадлежит убитым.

Закончив составлять акт, я завернул находку в кусок газеты, что любезно предоставил мне хозяин дома. Первая серьезная улика в деле. Орудие убийства имеем — очень хорошо.

Эх, где же эксперты-криминалисты, которые бы сняли «следы пальцев рук» с рукоятки? Вон — они невооруженным глазом видны. Но проку-то от этого?

— И что это может быть? — поинтересовался я, обращаясь к присутствующим.

— Может, шило какое? — предположил городовой, но сам же и ответил: — Ежели, шило, то зачем трубку на железку надевать? И шило здоровое — что таким делать?

Никитский, пусть и «специалист» по валенкам, тоже не знал — что за дырки таким толстым шилом протыкают? Кожу? Так проще прожечь, а не колоть.

Вспомнив, как Суслов делился со мной новейшими достижениями хирургии, сказал:

— Мне доктор здешний поведал, что в Англии похожую штуку придумали — троакар называется. Жидкость откачивают из человека. Вставляют, а потом само шило вытаскивают, а трубка остается, а из нее ненужная жидкость вытекает.

Городовой и отставной майор только пожали плечами, а я подумал, что не похожа эта штука на медицинский инструмент. Во-первых — слишком грубая работа. Кажется, сделали этот «троакар» в сельской кузнице, да и кузнец-то не слишком умелый попался. Хороший мастер и стержень откует поровнее, да и трубка сделана не очень качественно — похоже, ее просто согнули из полоски меди, потом обстучали. Мастер вроде меня. А уж я-то какой мастер, что лучше не говорить! Доску начну пилить — обязательно криво. Начну что-то собирать — непременно лишние детали останутся.

Во-вторых, для медицинского инструмента у этой штуки был слишком велик диаметр. Стержень, толщиной с сантиметр? Да таким… дыроколом сразу убьешь, если засунешь в живого-то человека. Какие проколы? По моему разумению, медицинский инструмент должен выглядеть аккуратнее и быть тоньше.

Значит, зацепка пока одна — предмет, напоминавший шило, с медной трубкой, сработанный в кузнице. Сколько кузниц в Кириллове? А в уезде?

У-у! Но это теперь забота господина исправника — озадачить городовых и конную стражу с урядниками. Пусть проверяют своих кузнецов, возможно, кто-то делал странный заказ. Авось, что-то и нарисуется. А то, что «шило» могли выковать в другом уезде, пока в расчет не берем. Это мы позже, в запросе в губернию изложим. Вот, пусть теперешний вице-губернатор озадачит всех полицейских.

Решив, что обязательно покажу какому-нибудь эскулапу эту штуку — может, что-то надумает, спросил у Никитского:

— Николай Александрович, вы проверяли — все ли на месте? Или, что-то пропало? Деньги, ценности?

— Так я тут и не был с тех пор, как тела обнаружились, — сказал помещик. — Двери только запер на замки, да прислугу рассчитал.

— А тело Олимпиады, перед похоронами разве не здесь лежало? — удивился я.

— Оно в доме Петра — то есть, Петра Васильевича Сулимова, нашего исправника было. Петр — он моей покойной супруге единоутробным братом доводится. Мы решили, что негоже ей там оставаться, где убили. И обмывали Липу в его доме, и прощание там же было.

А, тогда да, вполне возможно. Надо еще узнать — а где обмывали Андерсона, которого почти признали убийцей и самоубийцей? Надо и у него дома побывать, и обыск провести, и родственников допросить. А, он же приезжий, родственников нет. Тогда друзей и соседей.

И прислугу Никитских нужно на допрос вытащить.

Но сразу за все не ухватишься. Сначала здесь разберемся, потом за другое примусь.

— Николай Александрович, так может, сразу и посмотрите? — не унимался я.

Никитский только развел руками.

— Вот здесь у нас гостевая комната — все на месте.

Вижу, что все на месте — и кресло, и кровать. Мебель не вынесли. Кровать разобрана — одеяло и подушки комом, а покрывало, наброшенное на кресло, с двумя запекшимися бурыми пятнами. Но я это уже все себе записал в акте осмотра — даже то, что на столе стоит пустая бутылка из-под вина, два фужера, две грязных тарелки. Хотя, зачем мне это?

— А что в шкафу?

— В шкафу ничего нет, он пустой, для гостей предназначен. Нужно наверх идти — там наша спальня, гостиная, мой кабинет.

Никитский все-таки открыл шкаф и со стоном его закрыл. Я успел увидеть, что там лежит что-то скомканное, из ткани в цветочек. Не иначе, платье самой хозяйки, которое она сняла и кинула в шкаф. Но я все равно возьму это платье, потрогаю. А вдруг Олимпиада именно в нем и была?

Нет, платье целое, следов крови нет. Ну и ладно, изымать не стану.

— А где одежда землемера? — поинтересовался я.

— Так его в ней потом похоронили, — сообщил полицейский. — Квартирная хозяйка отказалась хоронить, пришлось за счет казны погребать. Не голым же закапывать было? Мы-то думали, что он убийца. Но убийца, он все равно ж, человек.

Так, родственников землемера следует отыскать. Нездешние они, но все равно.

— Понятно, — сказал я и кивнул хозяину — мол, пойдемте.

Поднимаясь по лестнице, подумал (пусть, это и нехорошо в такой момент) о том, что отставная супруга отставного майора Никитского принимала у себя любовника не в супружеской спальне, а в гостевой комнате.