Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko"

— Но? Я чувствую, что есть «но», — Спенсер замер, не сводя с меня глаз.

— Я не пойду с тобой до конца. Не буду сдаваться. Попытаюсь пробраться в Турцию по суше. Через Грузию. Урум я или не урум⁈

— Безумный план! — выдохнул Эдмонд.

— Какой есть… — я успокоился.

— Тебе отрежут голову!

— Почему? Кто сказал, что я не черкес?

— Это самая веселая шутка! Можно сказать, шутка года!

— Отчего же шутка? В горах живут греки. Их никто не преследует. Их считают своими. Я даже готов пойти в ближайший аул и попытаться договориться о проводнике.

— Нет! Только не это! Если ты исчезнешь, я пропал! — я еле удержал Эдмонда от попытки вскочить.

— Хорошо! Пойдем вместе в Гагры. Видишь дорогу вдоль моря? — Эдмонд кивнул. — Пойдем по ней. Придется снова вымокнуть!

Я усмехнулся, но он не поддержал моей шутки. Смотрел на меня во все глаза, будто хотел увидеть нечто тайное. Что-то в моих речах — или абсолютно все — не укладывалось в его картину мира. Потом стал перебирать свои бумаги. Часть готовых писем откладывал в сторону. Наверное, те, где он хаял Россию. Спрячет их в приметном месте в надежде когда-нибудь забрать.

… Наш поход к русской крепости мог сорваться, едва начавшись. С гряды мы видели новую реку, которую нам предстояло пересечь. Ее устье у самого выхода в море имело длинную косу дугой, и расчет строился на том, чтобы в том месте перебраться на другой берег. Но шторм усилился, коса скрылась под волнами. А сама река вздулась от дождя.

Я допустил, что разъезжающие вдоль берега отряды черкесов должны где-то переправляться. Поднялись повыше. И, действительно, наличествовал подвесной мост. Он никем не охранялся. Здесь, в двадцати километрах от крепости, местным некого было опасаться. Гарнизон делал лишь короткие вылазки.

Переправа прошла без приключений. Перебежали мост, искусно устроенный из досок, деревянных стоек, веревок и виноградной лозы, достаточно широкий, чтобы прошла лошадь. Спрятались перевести дух в кустах рододендрона у обочины. Вовремя! Большой отряд конных горцев возник ниоткуда. Звякала сбруя, черкесы весело переговаривались, что-то бурно обсуждая. Они столпились перед мостом. По одиночке перебирались на другую сторону. Первый, пересекший мост, внимательно осматривался, опасаясь засады.

— Абазинцы или абхазы! — пояснил Эдмонд. — Отличаются от адыгов, это видно по их одежде и оружию. Считается, что они коренные жители этих мест, а родина черкесов — Большая и Малая Кабарда.

— Как нам могут помочь эти сведения?

— Никак, — пожал плечами Эдмонд. — К абазинцам выходить я бы поостерегся. Еще Страбон описывал их как пиратов и грабителей.

Очень хотелось ответить «Тогда заткнись!», но я сдержался. Сделав англичанину знак рукой следовать за мной, стал пробираться в сторону моря.

Наше положение продолжало ухудшаться. Поднялся сильный холодный ветер. Вода залила часть береговой дороги. Но пройти было можно, в очередной раз замочив ноговицы. Мои чувяки держались на честном слове, готовые расползтись в любую секунду. Бегать босым по острым прибрежным скалам и каменным осыпям — то еще удовольствие.

Мы смогли продвинуться до скал, выходящих в море. Здесь пройти берегом оказалось невозможно. Прибой с силой ударял в подножие гор. Пришлось искать обход. Наверх вела узкая петляющая крутая тропа, по которой на лошади подняться не было никакой возможности. Нам это было на руку. Меньше шансов столкнуться с бродящими по округе разбойничьими шайками, участвующими в осаде крепости.

Наверху мы уперлись в густой лес. Двигаться дальше было бы безумием. Быстро темнело. Мы устали и ничего не ели вторые сутки. Требовалось переждать до рассвета, причем без костра. О том, что не одни, ясно свидетельствовал стук топора неподалеку. Кто-то готовился, как и мы, к ночевке. Повезло хотя бы в том, что Спенсер нашел несколько диких фруктовых деревьев. Их плодами мы подкрепились, наплевав на риск заработать диарею.

Залезли в какие-то кусты. Решили спать по очереди. Я выдержал первую смену. Растолкал Эдмонда и мгновенно заснул.

Разбудили меня первые лучи солнца. Левая рука безбожно затекла. На нее навалился англичанин, громко храпевший. Я с удовольствием поднял его, пнув ногой. Этот мараз чуть нас не погубил!

Снова спустились к морю и двинулись вдоль скал. В одном месте пришлось обходить узкую полоску галечного пляжа, поскольку ее то и дело окатывала сильная волна, способная сбить с ног и утащить в море. Пришлось пробираться по почти отвесной скале, цепляясь руками за выступы.

Снова оказались на пляже — одинокие путники на ветру. Прошли с километр. Миновали ущелье с пологим подъемом и наезженной широкой тропой. Было видно, что ей пользовались всадники. И точно: сверху раздалось ржание лошадей и стук копыт по камням. Мы припустили что есть мочи.

Через несколько минут, когда мы успели отбежать от ущелья, на пляж выехала группа черкесов. Они сразу нас заметили и стали что-то кричать. Даже пойми я их язык, за завываниями сильного ветра разобраться было невозможно. Мы продолжили бег в сторону крепости, пока не уперлись в скалу, преграждавшую нам путь.

Наверх вела головокружительная тропинка, непроходимая для конного. Мы карабкались по ней, наплевав на то, что на светлом камне превратились в отличную мишень для черкесов. Они подъехали к месту, дальше которого лошади продвинуться не могли, и стали наблюдать за нашими потугами скрыться от них на голой скале. Морская волна с силой ударялась в ее подошву, и брызги долетали до нас, поднявшихся уже метров на восемь.

Один пожилой черкес в белом тюрбане закричал нам изо всех сил, указывая рукой в сторону. Я посмотрел в том направлении. Крепость Гагры была уже недалеко. Я смог разглядеть приметное фиговое дерево на крыше порохового склада и башню дозорных.

Они нас тоже заметили. Над бастионом взметнулся дымок. Неужели артиллерийская команда изготовилась к выстрелу из пушки? Над скалами и морем громко разнесся звук выстрела из орудия. Ядро ударило в скалы, не долетев до нас метров двадцать. Брызнули осколки.

— К черту, Коста! Я спускаюсь! Не хочу превратиться в кровавую кляксу на скале! — закричал мне Эдмонд.

Он сделал несколько шагов вниз. Я продолжал смотреть на такую близкую, но недоступную крепость. Нормально мы попали! Впереди пушки, позади черкесы! Ребята, может вы между собой начнете разбираться, а мы пойдем себе дальше?

Додумать я не успел. Ядро ударило гораздо ближе, и на меня обрушился камнепад из мелких осколков.

[1] Та самая кривая турецкая сабля, которую путают с ятаганом.

Глава 14

В гостях у Хоттабыча

Дом Гассан-бея выделялся среди прочих. Не только в ауле — возможно, во всей Западной Черкесии. Сложенный из крепких сосновых бревен и опиравшийся на каменные столбы, он имел два этажа и крытую галерею. На нее вела узкая винтовая лестница, которую легко было оборонять. На втором этаже была женская половина, куда чужим хода не было. В усадьбе за крепким палисадом с бойницами царили иные порядки, серьезно отличавшиеся от виденных нами у темиргоевцев, шапсугов и натухайцев. Давали о себе знать более тесные связи с Турцией.

Нашего хозяина звали Абдурахман. У меня так и чесался язык назвать его Абдурахман ибн Гассан[1], настолько он был похож на Хоттабыча из сказки Лагина не только именем, но и своим видом. Высокий, худой, крепкий неулыбчивый старик с жидкой бородкой.

Он был правоверным мусульманином. Исправно совершал намаз, имел гарем, носил тюрбан и зеленую черкеску и не уставал ругать адыгов, творивших, по его словам, непотребство.

— Намотает белую ткань на свой колпак очередной умник с севера и ходит — важничает. Мол, смотрите на меня: я в хадж ходил. А сам дальше Главного Кавказского Хребта носа не казал, а случись что, бежит в священную рощу заступничества у языческих богов просить. Тьфу!

Наряду с темой религиозного вероотступничества, Гассан-бея занимал вопрос сложных отношений с русскими. Он склонял их на все лады, хотя притворялся «мирным» черкесом.