Екатерина Лесина - Адаптация
- Шнурки, - сказала Айне. - И ботинки. Идентичность формы. Это стало определяющим фактором агрессии?
Непроизвольное сжатие кулаков подтвердило верность догадки.
- Дай руку. Покажи, - Айне попыталась разжать пальцы Тода. Он поддался. Перевернув его ладонь, Айне провела по тыльной стороне, отмечая, что гладкость эпителия нарушена мелкими царапинами.
Повреждения несущественны. Но Айне неприятно.
- А теперь скажи, зачем ты это сделал? - спросила она, заглянув в глаза Тода.
- Он сволочь.
- Данный аргумент не является убедительным.
- Для тебя - возможно.
- Ты хотел его убить? Как тот манекен. Приставить дуло к голове и нажать на спусковой крючок. И чтобы пуля была не честной. Так?
Тод кивнул и ответил, изменив тембр голоса до неузнаваемости:
- Штаб "Черной сотни": - Скажите, как вступить в вашу организацию? - Это просто. Нужно ликвидировать шесть дроидов и одного кота. - А кота за что? - Поздравляю, вы приняты!
- Эта история не имеет смысла, поскольку... поскольку смысла не имеет. В этом суть? Нарочитая парадоксальность должна вызвать смех? Почему не вызывает?
- Потому, что не смешно. И да, я его вспомнил. "Черная сотня", которая быстро перестала быть сотней. Их лозунг: "Мир - людям". А он - один из ублюдков, которые этот мир зачищали. Извини. И жаль, что убивать нельзя. Я бы его и вправду. Как ты сказала: дуло к виску и бывайте, сэр. Ты умная маленькая девочка, но ты ничего не знаешь о мире, в котором живешь. И я думал, что тоже не знаю. И да, в ботинках дело. Высокие ботинки с белыми шнурками. Черные джинсы. Черные майки. Черные куртки. Обязательная эмблема.
Нити ДНК как две змеи, ласкающие друг друга. И поперечные перетяжки причудливым образом усиливают сходство. Ветер толкает полотнище стяга, заставляя змей плясать.
Человек на трибуне надрывается. Микрофоны впитывают его голос и выбрасывают воплем из черных коробов колонок. Но даже усиленный аудиосистемой, этот голос не в состоянии унять рева толпы. И человек поднимает руки над головой. Кулаки смыкаются, а толпа, повторяя жест, скандирует:
- Мы вместе!
- Мы - люди! - рокочущий бас режет уши.
- Мы - люди!
- Мы имеем право жить в нашем мире!
Камера останавливается на лице человека, любовно фиксируя белесые брови и широкую переносицу, разрезанный шрамом-молнией лоб и тяжелый подбородок.
- Мир для людей. Для тебя! Для меня! Для ее!
Указующий перст останавливается на девчонке, и покорная толпа прибоем выносит ее на помост, поднимает, передает в заботливые руки соратников.
Девчонке лет пятнадцать. Черные джинсы ее пузырятся на коленях, а черная куртка слишком велика. И только алая косынка на волосах делает ее яркой, ярче всей толпы.
- Как тебя зовут?
Ее макушка находится на уровне его плеча. Ее глаза лучатся любовью, и свет ее, искаженный фильтрами камеры, раскрашенный пиксельными карандашами, льется с мониторов.
Толпа любит ее, безымянную - имя утонуло в приветственном рокоте. Толпе плевать на имена.
- Зачем ты пришла сюда? - требует признания дрессировщик, и девушка, приникая губами к черному шару микрофона, шепчет:
- Я хочу быть с вами.
- Она хочет быть с нами! - визжит он, и уже не бас - фальцет вскрывает череп консервным ножом. Тод отступает, проталкивается сквозь толпу и вязнет.
- И ты! Ты тоже хочешь быть с нами?
На сей раз по ступенькам взбирается парень, ему подают руку, втягивают, толкают к краю сцены. Зенки камер берут его на прицел.
Камерам он нравится. Они вылизывают эти розовые щенячьи щеки, прорисовывают трогательный пушок над верхней губой, и темную родинку на крыле носа. И редкие темные брови. И старый шрам на лбу... и чертову кучу деталей мелких, неважных, но именно за них толпа и любит парня.
- Как тебя зовут?
- Глеб! - он говорит достаточно громко, чтобы быть услышанным.
- Зачем ты пришел сюда, Глеб?
- Потому что... потому что я хочу правды! Они убили мою сестру! Долбанные дроиды убили мою сестру!
Крупный план. Тишина, опасная вспышкой безумия. А паренек лезет в карман, вытаскивает мятую бумажку и тычет в камеру.
- Вот ее фотография!
Просто кусок бумаги с трещинами на сгибах. Просто картинка. Просто женщина. В мире гибнет великое множество женщин. И это нормально.
Никто не берется ненавидеть самолеты после авиакатастрофы. Никто не становится идейным врагом автомобилей. Никто не объявляет вне закона само человечество только из-за убийств, совершенных отдельными людьми.
Только говорить бесполезно. Хорошо, если получится выбраться из этой заварушки живым. И Тод вместе с пятью тысячами человеков разглядывает лицо незнакомой женщины на экране.
И разрывая затянувшуюся паузу, человек на помосте обнимает девушку и Глеба.
- Ты потерял. И ты обрел. Теперь она - твоя сестра. И моя тоже. А ты мой брат... Нас немного. Было еще меньше! Но черная сотня стала черной тысячей! А скоро тысяча превратиться в миллион. Так пусть знают! Пусть слышат наши голоса! Меня упрекают: борьба и снова борьба! Но в ней я вижу судьбу всего сущего. Уклониться от борьбы, если только он не хочет быть побежденным, не может никто.
Теперь его слушали. И тысячи диктофонов писали речь, чтобы распространить по сети вирус слов, казалось бы давно забытых.
- Сегодня мы бьемся не за нефтяные промыслы, каучук или полезные ископаемые. Сегодня мы бьемся за само существование нашего вида! За жизненное пространство, которое сжимается день ото дня. И отказ от применения с этой целью насилия означает величайшую трусость, расплатой за которую станет деградация вида.
Ему поднесли воду, но человек не вылил - выплеснул ее на руки, а мокрыми ладонями вытер мокрое же лицо. Теперь он говорил суше, четче, разрывая гусеницы предложений на отдельные слова.
- И пока я жив, я буду думать о судьбе нашего вида. Я не остановлюсь ни перед чем. Я уничтожу каждого, кто против меня! Кто против вас! Я знаю, вы за мной. И знаю, что если мы победоносно выстоим в борьбе, наше время войдет в историю человечества. Для меня выбор прост. Умереть или уничтожить!
Толпа молчала. Но в молчании ее не было отрицания. Они мысленно умирали и уничтожали. Чаще второе. Тод заставил себя разжать пальцы и смотреть на сцену.
- Вспомните, что мы все есть братья! Мы все - сестры. Мы - люди! Мы скованы одной цепью! - он поворачивается спиной к толпе и, став на колени, воздевает руки к знамени. - Цепью общей эволюции! Мы связаны одной целью! Сделать мир таким, каков он был! Почему?
- Мы - люди!
- Да! Мы люди. Мы право имеем!
Грохочет Вагнер. Валькирии, оседлавши звук, несутся над стадионом. Хохочут.
Позже, в номере гостиницы, та же девчонка, но уже лишившаяся черноты одежд, дарит любовь своим братьям. Их у нее много, и девчонка устает. Ее глаза гаснут, а может просто качество сигнала со скрытых камер отвратительное. Тод смотрит. Пьет теплую минералку. Составляет отчет.
Правит, убивая лишние эмоции, которых оказывается вдруг как-то слишком много. И снова правит. На последнем проходе девчонка отключилась. Ее прикрыли знаменем, и змеи ДНК легли поверх спины. Красная косынка по-прежнему болталась на шее.
Красная косынка лежала на мониторе. Ботинки - на системном блоке. Куртка валялась на полу. Тод поставил на нее ноги и пальцами гладил мягкую кожу.
Стрелки на часах подползали к утру. И сменщик должен был вот-вот явиться. Его уже ждала упаковка пива, которую по-хорошему надо было бы сунуть в холодильник, но вставать было лень.
И Тод говорил себе про усталость, которой на самом деле не было, и про отчет, и про то, что сменщику пора бы перестать пить, но если сказать об этом, он обидится.
Он человек. И те, за которыми Тод наблюдает, тоже люди, хотя сменщик и называет их "недолюдками". Сменщик - не ксенофоб и не ксенофил. Ему просто насрать. Вот пиво он любит искренне.
Отправить отчет Тод не успел: на точке объявился полковник.
Тод слышал, как поднимается лифт, как раздвигаются, дребезжа, старые дверцы. Как ключ царапает замок, пытаясь втиснуться в узкое отверстие, и как поворачивается.
- Свои, - говорит полковник еще из-за двери, хотя его уже выдал запах: полковник любит сигары сорта "Капитан Блэк" и одеколон "Шипр". Правда, и то, и другое производят по индивидуальному заказу, но тем характернее след.
Тод ждет в комнате. И полковник, войдя, благосклонно кивает. Полковнику Говорленко нравится, когда подчиненные ведут себя правильно. Упаковку с пивом он демонстративно не замечает. Поворачивается спиной, тычет пальцем в монитор и спрашивает:
