Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке
— Давай! — гаркнул Валера и дернул нож вверх.
Юра тут же зажал рану тряпками. Прошло несколько секунд, Толя лежал спокойно, но вдруг выгнулся дугой, захрипел, из рта пошла кровавая пена, схватил руками землю, потом несколько раз судорожно вдохнул, в ране забулькало…
И не выдохнул.
— Все… — горько сказал Валера.
А потом тихо встал, отхлебнул из фляжки и, пнув ближайший пень, ушел. А по щеке Юры проползла слеза. Сухая слеза. Мужская.
На могильном холмике поставили крест. И вырезали «Бессонов Анатолий. Русский солдат».
Юра посидел около могилы, дождавшись, когда отряд скроется в кустах, а потом выцарапал, чуть ниже, странные цифры:
«1972–1942»…
…Кирьян Васильевич, заметил, что Валера шагает сам не свой. И так ходок плохой, он еще старался идти чуть позади всех. Поставив впередиидущими Юру и политрука, унтер-офицер, под предлогом портянку перемотать, задержался.
— Говори, Владимирович, чего нос повесил?
— А ты, Кирьян Василич, будто не понимаешь?
— Я-то понимаю, да мне не свое понимание надо, а твое.
— А чего тут понимать? Убил я его…
— По моему приказу, сынок, не по своему желанию. Ну, куда бы мы его потащили, а? А на хвосте вот-вот немцы появились бы.
— Да все я понимаю… А тоскливо. Врач, же я. Спасать должен, не убивать. Надо было мне с ним рядом остаться.
— Чтобы мы без доктора остались, что ли? Скоро на прорыв пойдем. Незаметно, вряд ли удастся. Эвон, орава какая. Боевой подразделение уже, не чих собачий. Ты — ой как! — потребуешься. Так что собирайся с силами. Еще спасать тебе и спасать.
Разговор их перебил подбежавший Еж:
— Дед, там это… Десантник Паша разбушевался. Вперед без твоего приказа не пускает.
— Ну? Чего случилось?
— Дорога там. Говорит, ты должен посмотреть, вначале.
— Ну и правильно делает. Привал! Всем тут оставаться. Не курить и это… Еж! Не разговаривай много.
— Очень надо, — обиделся опять Еж.
А впереди тихо ругались Колупаев и политрук:
— Нету же никого, дорога пустынная, махнули бы уже давно!
— А я говорю, командира жди!
Юра в спор не вмешивался, отдыхая на мху.
— Чего случилось? — вмешался дед.
— Эээ… Товарищ командир, дорога! — ответил ему младший политрук Долгих.
— Ну и дорога, ну и чего?
— А того — вон провод идет по жердям. Значит связь кого-то с кем-то. А это в свою очередь значит, что патрули могут шататься!
— С чего взял?
— Мы когда зимой мотались — немцы аккуратно начали дороги контролировать. Раз в пятнадцать минут — патруль идет. Бронник, как правило. Это зимой. А сейчас и подавно. Куда спешить-то? До темноты можно подождать…
— Ждать-то как раз нам не с руки, боец… Немцы уже наверняк подняли беготню. Но и ломиться вперед, как лоси в гон, тоже не стоит. Лежите, да оглядывайтесь…
— Тихо! Слышите?
С северной стороны дороги, из-за поворота, послышался гул мотора.
Павел молча показал политруку указательный палец.
Партизаны улеглись за деревьями.
Через несколько минут появился…
— П-пепелац! — выдохнул Юра в изумлении. — Сукой буду, п-пепелац!
— Чего? — переспросил так же шепотом десантник.
— Вон чего! Ты гляди!
По дороге тряс железными листами странный грузовик.
Радиатор, мотор и кабина были закрыты листами кровельного железа. Крыши над кузовом не было, зато сверху, из амбразуры в передней стенке, торчал ствол пулемета. Причем сам кузов был деревянным. На борты — сверху — немцы приделали металлические листы.
— Такой же хочу… В музей! — заворожено шептал Юрка.
В бронегрузопепелаце тряслись пятеро немцев. Один из них грозно водил стволом пулемета по проплывающему мимо лесу.
Однако Юра все-таки выдержку проявил. И даже злой, как собака, десантник Паша Колупаев. Когда же вундер-машина скрылась, он сказал:
— Эх, как руки-то чесались снять заразу с пулемета…
— Раз чесались, наломай-ка лапника с елки. Заодно и почешешь. И нос не показывайте, — скомандовал дед.
— Лапник-то зачем? — удивился политрук.
— Д-дорога песчаная тут. Следы з-замести.
— Соображаешь! — одновременно сказали Колупаев и дед.
— Не пальцем д-деланный! — отбрил Семененко.
— Не пальцем все деланы, а соображалка не у всех работает. Некоторые просто газеты туда складывают.
Политрук решил, что это в его сторону намек, открыл рот, но сказать ничего не успел, Юра опередил его:
— Еще и еду.
— Тихо вы! — перебил их Паша. — Опять немцы!
На этот раз немцев было двое и пеших. Шли со стороны, куда уехал броник. Один тащил катушку на горбу, второй чего-то жевал и разглядывал провод.
— Связисты… — шепнул политрук и тут же получил чувствительный тычок в бок от Паши и кулак под нос от деда.
Связистов проводили взглядом, пока и эти не скрылись.
— Ну и д-движение! — шепнул Юра. — Как в час пик…
— Надо было снять их! — загорячился политрук. — Эти же не в танке! Можно было ухлопать!
— Угу. А через час тут будут все кому не лень, — сказал десантник. — Без шума надо уходить!
— Врага надо убивать везде, где бы ты его не встретил!
— Слышь ты… Ты меня еще в лагере своими лозунгами достал. Может заткнешься, а? Чего в плену-то не убивал? Храбрый, блин, стал…
— Цыц, бойцы! — рявкнул дед. Захотел добавить что-то еще, но тут из-за поворота, где скрылись связисты, раздались выстрелы.
— Что за хрень еще? — воскликнул командир. — Долгих, бегом за отрядом. Остальные, за мной!
Вдоль обочины они, изо всех сил стараясь не шуметь, добежали к месту перестрелки.
Связисты лежали в обочине с их стороны дороги. Один стрелял из карабина, второй, скрючившись на дне канавы, неловко бинтовал окровавленное правое плечо и ругался сквозь зубы:
— Himmeldonnerwetter! Verfluchte Schwein!
Его «мучения» были прекращены быстро и безболезненно. Три выстрела почти в упор и два трупа.
— Эй! На той стороне! — крикнул дед. — Кончай палить! Выходи, поговорим!
А в это время Паша-десантник и Юра ужами поползли к канаве.
— А ты кто такой? — раздалось с другой стороны.
— Лесник! — вспомнил Кирьян Васильевич недавно рассказанный Ежом анекдот про партизан и фашистов. — Выходи, давай. Только оружие свое на земельку положи. Ладушки? И не шали. Нас тут много.
Паша быстро прошарил по карманам и ранцам связистов, а Юра высунул ствол винтовки из канавы.
На той стороне помолчали. Потом кусты зашевелились и с поднятыми руками — в одной винтовка — вышел крепко сбитый, невысокий мужик в кожанке.
— Ну, вот и Леонидыч! — хмыкнул Семененко и встал. — Леонидыч! Здорово!
Леонидыч, только собравшийся положить винтовку на землю, разогнулся и, как будто не удивившись совсем, сказал:
— Тимофеич, помоги! Там Маринка ногу подвернула, я уж замаялся второ день на себе ее тащить.
— Сидите там, сейчас п-придем. — ответил ему Юра.
В этот момент за спиной деда затрещали кусты.
Партизаны, запыхавшись, выскочили на обочину.
— Слоны индийские, — буркнул дед. — Вперед!
Отряд рывком перескочил дорогу и скрылся на другой стороне.
Ежа, впрочем, дед удержал за шкирку:
— Погодь, трупы оттащим.
Ухватив немцев под руки, отволокли их в сторону.
— Тяжелые же гады… — ругнулся Еж.
— Жрут много, — ответил Кирьян Василич, когда трупы забросали лапником.
И вовремя. Потому как опять зафыркал мотор. Чудо-хрень возвращалась обратно.
А вот следы на дороге убрать не успели. Водитель через амбразуры, делавшие грузовик похожим на сумасшедшего японца, не успел их разглядеть, но пулеметчик загрохотал кулаком по кабине. Машина загромыхала кровельным железом и остановилась.
— Интересно, п-почему это немцы идиоты такие? Что б-бронелистов не могли снять с разбитых танков? Или хотя б-бы котельного железа найти не могли? — Юра так и не смог перестать удивляться сумрачности гения тевтонов.
— Чего было то и наклепали. Тебе какая разница, железячник чертов? — зло зашипел Паша. — Смотри в оба!
На другой стороне дороги тихо матерился дед. Бронегрузовик умудрился появиться именно в тот момент, когда командир оказался с одной стороны дороги, вместе с Ежом — а отряд с другой.
Из кабины, открыв дверь, высунулся фриц, толстый как Геринг с карикатуры Кукрыниксов. Подозрительно оглядев обочину, спрыгнул на дорогу и что-то рявкнул на своем гортанном. Пулеметчик вытащил ствол из амбразуры и нацелился в сторону, где лежал в кустах весь отряд. Остальные немцы, попрятавшись за полубронированными бортами, выставили стволы карабинов в боковые амбразуры.
Кильян Васильевич не успел ничего сказать, как Еж, размахнувшись от плеча, метнул одну за другой две гранаты в «пепелац»:
— Мать вашу так, забодали, козлы вонючие, домой я хочу!
С обоих сторон дороги раздалась беспорядочная стрельба. Толстый ганс сначала упал сам на землю, потом пополз под машину, но тут же успокоился, получив пулю под каску. Сначала под каску, а потом с другой стороны туловища.
