Алексей Кулаков - Наследник (СИ)
— Молодец!
Канышев, наставляющий в воинских искусствах не только первенца великого государя, но и второго из царевичей, Иоанна Иоанновича, мог себе позволить похвалить его во всеуслышание — что частенько и делал. Да и просто так подбадривал и привечал, помогая выжить в жестоком мире Московского кремля. Самостоятельно сняв с себя стеганный доспех и шелом (дворня его своим вниманием особо не баловала), он отнес его к остальным, и уже привычно пристроился в самый хвост куцей очереди молочного «водопоя».
— На, испей.
С неподдельным удивлением поглядев на Мстиславского, долговязый подросток помедлил, а потом осторожно принял глиняный кубок с молоком. Проследил глазами направление, куда незаметно (ну, как получалось) косился обычно равнодушный к нему Федор, наткнулся на внимательный взгляд государя–наследника, дополненный едва заметным кивком, и отпил, не чувствуя вкуса. Это что же получается, Димитрий Иоаннович желает, чтобы он и княжич подружились?..
* * *
Погруженный в ежедневную рутину, товарищ головы Печатного двора Петр как раз думал, не пойти ли ему пополдничать, когда услышал позади конский всхрап и злое ржание. Быстро развернувшись и на всякий случай отступив, он окинул всадника оценивающим взглядом. Не боярин ли какой, или приказной дьяк, не надо ли перед ним шапку ломать?
— Кто таков будешь?
Оставив шапку в покое, книгопечатник коротко ответил:
— Петр сын Тимофеев, прозван Мстиславцем.
— А где сам голова?
— До Бронного приказу отошел, я за него буду.
Задать следующий вопрос служивый не успел: в один момент двор наполнился десятком дворцовой стражи, сопровождающим… Глядя, как приметный игреневый жеребец плавно улегся на землю, позволяя юному всаднику покинуть богато изукрашенное серебром седло, Мстиславец ОЧЕНЬ удивился.
— Рот закрой, да шапку прочь.
Выполнив все рекомендации постельничего сторожа, весьма многозначительно пощелкивающего нагайкой по голенищу сапога, заместитель начальника царской типографии поспешил к драгоценному гостю.
— Здравствуй и ты…
Выслушав шепоток подскочившего сверстника, одетого хоть и богато, но все же заметно попроще, царевич закончил:
— Петр Тимофеевич.
Книгопечатника от таких слов прямо как обухом по затылку саданули. Потому что когда великий государь к кому–то из холопов своих обращался на «вич» — тот или уже был князем али боярином, или вскорости им становился!.. Мысли же о том, что наследник сказал это по недомыслию или там малым годам, едва появившись, тут же пропали — не бывает детей с такими спокойными, умными и одновременно властными глазами!
— Покажи мне свое хозяйство.
Осмотрев все семь печатных станков и верстаки переплетчиков, царевич перешел в мастерскую резчиков, где несколько раз приложил смазанную киноварью липовую доску с затейливым рисунком к взятому тут же куску пергамента. Судя по легкой улыбке, получившийся оттиск–рисунок ему явно понравился. Напоследок будущий государь посетил небольшую плавильню, в которой трогал рукой, затянутой в тонкую перчатку, увесистые слиточки олова и свинца, и переворошил небольшие кучки уже отлитых литер с аккуратными буквицами на торцах. Петр, внимательно отслеживающий даже тень эмоций на лице царевича Димитрия (надо сказать, делом это оказалось на удивление сложным), и готовый ответить на все, о чем бы его только не вопросили, сильно растерялся, услышав первый за весь осмотр вопрос:
— Сильно писцы монастырские досаждают? Нет ли препон, не утесняет ли кто и дело печатное?
Отвечать под удивительно острым взглядом было откровенно трудновато — однако ж, справился. Писцы, что зарабатывали на хлеб насущный копированием разных рукописей, конкурентами были недовольны, но пока молчали: сам владычный митрополит Макарий благословил бывшего тогда диаконом Ивана сына Федорова на стезю книгопечатания, да и великий государь сему начинанию изрядно благоволил. А раз так, то кто на Москве посмеет чинить препоны?
— И много уже напечатали?
— Много, Димитрий Иоаннович. По полтысячи Триодионов постных и цветных, по две тысячи Евангелий и Псалтыри, полтораста Часовниц, немало и иных божественных книжиц…
— Вот как? Не знал. Что ж, так даже лучше.
Резко потеряв интерес к Печатному двору, мальчик вернулся к своему игреневому кабардинцу. Сев в седло все тем же удивительным способом, и подобрав поводья, он словно бы в задумчивости обронил:
— Стараниям твоим будет должная награда. А коли начнутся угрозы какие или трудности, немедля известить меня. Все ли правильно ты понял, Петр сын Тимофеев?..
Неправильно понять было весьма и весьма затруднительно — десятилетний наследник престола Московского и всея Руси едва ли не открытым текстом заявил, что берет его под свое покровительство. Склонившись в низком поклоне (и не только он, но и остальные сорок семь мастеровых Печатного двора), Петр, внутренне перекрестившись, совсем было решился спросить про своего друга и начальника. Но вот досада, не успел: жеребец царевича без всяких понуканий и шлепка нагайки развернулся и сорвался в легкий галоп. За спиной тут же оживленно загомонили мастеровые, вроде бы окликнули и его, но он отметил это как–то мимоходом. Да-а, говорили ему, что царевич Димитрий не по годам умен да властен. Но чтобы настолько!.. Помучившись в сомнениях некоторое время, книгопечатник не выдержал и отправился домой к другу — одна голова хорошо, а две, думающие одинаково, еще лучше. Вот только еще на подходе, увидев, что небольшое подворье целиком занято подозрительно знакомыми конями, он понял что опоздал. Пройдя мимо ощупывающих его колючими взглядами дворцовых стражей, Петр по прозвищу Мстиславец прошел в сени, тут же наткнувшись на еще одного постельничего сторожа. Впрочем, препятствием это не стало — исчезнув за дверью, служивый почти сразу вернулся, красноречиво освободив проход.
— Славная бумага, государь–наследник!
Внутри горницы, вокруг большого стола, бывшего по случаю то обеденнным, то рабочим, а иногда и временным верстачком, расположился как сам хозяин, увлеченно перебирающий небольшую стопку удивительно белых и ровных бумажных листов, так и гость, держащий в руке небольшой точеный стаканчик с горячим сбитнем. Хозяйка же старалась прикинуться незаметной тенью в небольшом закутке, одновременно блестя любопытными глазами.
— И насчет сплава нового тоже благодарствую — обязательно спытаю, какие литеры из него получатся.
Московский первопечатник, не вставая из–за стола, коротко поклонился, а его юный собеседник в ответ лукаво улыбнулся:
— Для хорошего человека ничего не жалко. Однако, еще один гость у тебя, Иван Федорович.
— А?..
Увидев друга и несколько рассеянно пригласив его за стол, глава Печатного двора продолжил наглаживать бумажные листы.
— Надо же, не думал, что наши бумазейщики гишпанских превзойдут!.. Гм, так когда, государь–наследник, нам ее дадут?
— То не мне, то батюшке ведомо. Но думаю, к лету ее будет в достатке.
Звучно щелкнув пальцами, наследник принял от подскочившего подручника большой кожаный тул. Сдернув с него крышку, он с некоторой натугой вытащил наружу толстенную кипу листов, густо исписаных полууставом с обеих сторон и положил перед собой.
— У моей сестры Евдокии в феврале именины. Хочу ей подарить книгу с сказками, вот этими. Возьмешься ли напечатать?
Вопрос был чисто риторический, и все это прекрасно понимали — но вежество обязывало наследника поинтересоваться. А подданых его отца, ответить непременным согласием (причем последнее — без вариантов).
— А сколь книжиц надобно?
— Полсотни.
Выдержав паузу, царевич непринужденно пояснил:
— Одну сестре, по одной братьям, несколько придержу на подарки. А остальное бояре расхватают, едва узнают о такой диковинке.
Хозяин дома растерянно кашлянул, пытаясь совместить то, что он услышал, и десятилетний возраст заказчика, а Петр Мстиславец лишь задумчиво почесал висок — даже к необычному потихонечку привыкаешь.
— Так ведь?..
— Отец сие дозволил.
— Ага.
Про митрополита Макария книгопечатник интересоваться не стал — раз уж великий государь сказал свое слово, то владыко и подавно разрешит.
— Теперь скажи мне, Иван Федорович, есть ли у тебя знакомые среди гостей торговых?
— Как не быть, имеется.
— Прошу, поговори с ними. Не согласятся ли они рассказать о странах заморских, чужедальних? О нравах и обычаях тамошних, о властителях, ином прочем — и чтобы подробно и правдиво, без всяких там прикрас. Еще подьячих и писцов с Посольского приказа можно пораспрашивать, есть среди них бывалые путешественники. А из услышанного да записанного ты мне, пожалуй, не одну книгу напечатаешь.
Правильно истолковав переглядывания взрослых мужчин, в число которых попали и два собственных охранника, юный наследник развеял появившиеся было сомнения:
