Воин-Врач III (СИ) - Дмитриев Олег

Всеслав согласился с тем, что новые знания, опережавшие это время почти на тысячу лет, несли множество преимуществ. Но и ответственность за их использование была огромной. Тот же порох, та же гремучая ртуть и громовик-динамит, попади они не в те руки, наверняка были способны поменять не только политические, но и физические карты мира. А о том, сколько понадобится времени, чтобы восстановить численность населения, которого в эту пору было гораздо меньше, чем в мою, и думать не хотелось. Поэтому покидал Чародей град Чернобыль в глубокой задумчивости, зная об одном из возможных будущих вариантов развития истории этой земли. И искренне радуясь тому, что в ядерной физике я не смыслил ровным счётом ничего.

Во встречном поезде было четверо саней и два десятка конных. В троице тех, кто рысил первыми, мы с удивлением узнали самого́ Ставра в специальном седле со спинкой и ремнями. По бокам его скакали на мощных жеребцах два дремучих великана-древлянина, Гарасим и Данька-Медведь. Эти двое крепко сдружились по совершенно обычному в мужской среде сценарию: сперва обстоятельно набили друг другу морды под визг дворовых девок и окрики Ждановых богатырей, не спешивших, впрочем, разнимать драку. Потом признали ничью и закрепили полное взаимное уважение в корчме. Они даже внешне похожи чем-то оказались, только Ставров «шагоход» был нелюдим и молчалив всегда, а бывший разбойник, а ныне дружинный великого князя Киевского Даниил — только с похмелья.

— Чего сам-то снялся по морозу? — спросил Всеслав безногого ветерана, когда прошла традиционная процедура встречи с величаниями и поклонами. Они отъехали в сторону, под высокий левый берег, чтоб поговорить с глазу на глаз. Гнат и Гарасим стояли в паре десятков шагов, неслышно о чём-то переговариваясь. Спокойствия в них чуть прибавилось, когда десяток нетопырей взлетел со льда наверх, выстроившись там цепью, оглядывая ближайшие перелески.

— Пришла молва, что Болеславу нездоровится, — неожиданно светским, хоть и привычно хриплым тоном отозвался Ставр.

— Ну так не удивительно, — хмыкнул Чародей. — Мы старались.

— Говорят, бражничать начал не в пример сильнее. Заперся в замке, жену поколотил. Может, Святославу передать весточку о том? — старый диверсант явно думал о том, как извлечь из новости максимум выгоды. Этика его явно беспокоила в последнюю очередь, если беспокоила вообще. Надо для дела сплетню о том, что зять дочку лупит, до тестя донести — донёс бы без сомнений.

— Не надо. Сидит себе в Чернигове — вот пусть и сидит. Не нужно сейчас в разные стороны разбегаться. И даже в одну разбегаться нельзя. Если всё правильно мы рассчитали — новости сами нас найдут. Не передавай вестей дальше, Ставр, — на всякий случай отдельно, чётко и внятно велел Всеслав. И чуть гипноза добавил, кажется.

— Добро, княже. Я-то думал, пока он там хворает — ещё городок-другой откусить успеем, — повинился неожиданно инвалид.

— Как говорил один скоморох, ширше надо мыслить, глубокове́й, — улыбнулся князь. — Думай, Ставр, о том, как нам западные границы Польши крепить, от чехов на юге до датчан на севере.

— Сколь не говорю с тобой, всё никак не привыкну к тому, что любая околесица, любая блажь в словах твоих правдой оборачивается, — помолчав, ответил безногий. — И Дед Речной полки́ вражьи под воду утягивает, и даже люди птицами по́ небу летать берутся. Как вышло-то, кстати?

— Как по-писанному. В тот раз и мечей, кроме меня, никто не вынимал, так город взяли. А Лешко и вовсе отличился. Даже птичку нашу мягко посадил, так что ещё полетает она.

— Всё равно не верится. Ляхи сами город сдали! — с затаённым восхищением покачал головой старик.

— А мы просили уж больно вежливо, — кивнул князь, пряча улыбку в бороде.

— Про Туров-то скажи побольше. Весть пришла — мы разом и выехали. Буривой с Антонием поговорил, тот Леонтия отрядил в помощь. А от нас Ганна едет, она как раз тогда в Лавре этому училась, как его… По бабьим делам которое, — нахмурился он, вспоминая сложное слово.

— Родовспоможению. Хорошо, лишним не будет. Не поцапаются они? — уточнил Всеслав.

— Куда там! Он её как бабку родную, какой сроду не видывал, почитает! Она тётка мудрая, и не с такими разговоры разговаривала. Пару раз пирогами накормила — и он уж в рот ей глядит, не поминая того, каким Богам кто кланяется, — уверенно ответил Ставр.

— Это дело хорошее. Чем больше такого на земле русской будет, тем лучше. Дело делать надо, а не мериться тем, у кого Бог сильнее. Они ж не меряются? Вот и нам не след, — задумчиво согласился князь. И продолжил:

— Раз уж сам едешь — разузнай мне всё про Мирославу. Чьих кровей, какого роду-племени, когда в Турове появилась и откуда.

— Никак плохое что проведал про ведунью? — напрягся ветеран.

— Наоборот. Хорошего, да уж больно много. То и тревожит. Знающая бабка была, добрая ей память. Из того, что за внучкой её с нами едет, можно много пользы получить. Поэтому про то, чтоб поминали её добрым словом, особо повторю. Важно это, Ставр. Если ещё такие люди по землям русским есть, да сидят по углам, по норам, от Изяслава да предков его схоронившись — пусть знают, что прошла пора прятаться. Теперь тех, кто разумен да готов пользу приносить Руси, никто жечь да сечь не станет. И бояться того, что они умнее князей окажутся, тоже.

— Сделаю. Не будет обиды памяти её, коли кроме требища там и часовенку срубят? — уточнил неожиданно дед.

— Только польза. Добро, — согласовал Всеслав. — Гляди ещё, на днях следом за нами Гнатовы ребятки поскачут вдогон, дело у них важное было. Всегда пусть голуби под рукой будут, мне их весть сразу передать, как получат.

— Будут, княже, горлинки. У нас с собой ещё четыре пары, Алесь твой разжился да передал. Что за дело у Рысьиных ухорезов, коли не тайное?

— Куда как тайное, Ставр. У них других не бывает. Они и до ветру не ходят, а только по секретной надобности, — усмехнулся Чародей. — Передал я с ними ляхам послание одно, убедительное. Если не ошибся, то должно помочь оно Болеславу выздороветь. Ну, или добить, коли слаб душой окажется.

Седой диверсант и великий князь ещё некоторое время обсуждали что-то, и при разговоре старик то и дело разевал рот, будто собираясь что-то сказать или ахнуть, но сам себя обрывал, продолжая дослушивать молча, а затем согласно кивая. К саням подъехали рядом, обнялись, не слезая с коней, и поезда разъехались в противоположные стороны. Только одна большая фигура из их группы то и дело оборачивалась вслед нашему, уходя в сторону Чернобыля.

Встречали с размахом. Народ, вы́сыпавший на берег, удивил и напугал Лесю, что таких толп не видела отродясь. Как и высоких стен, широких улиц и высоченных белых церквей, таких, как София Киевская. Поэтому жалась на своём Чубчике поближе к Бурану и отчаянно смущалась, когда на неё тыкали пальцами и спрашивали друг у друга, громко, без стеснения, звонкие и языкастые здешние бабы. А когда на ступенях собора увидела пылавшие огнём очи великой княгини — вообще чуть было назад не рванула, хорошо Гнат успел под уздцы чубарого подхватить.

Мы же с князем с удивлением обнаружили напротив паперти белёную ровную стену, на которой была кривовато и очень схематично нарисована карта русских земель. Что-то подобное на самом первом совещании Ставки рисовали на шкуре: границы, основные реки и города. Эта была уже актуальной: «нашими» были обозначены северные земли от Немана до Нарева, а на левом краю в красном ободке сияло новое недавнее приобретение: Люблин. И народ, толпясь на площади многоголовым и многоголосым морем, на все лады поздравлял с этим друг друга, а великого князя — со счастливым возвращением.

Поднявшись по ступеням, Всеслав сперва склонил голову перед патриархом, подойдя под благословение.

— Твоя задумка? — вполголоса спросил Чародей отца Ивана, качнув плечом на великанскую стенгазету-боевой листок за спиной.