Застава, к бою! (СИ) - Март Артём
Меньше десятка духов уходили вдоль забора к берегу Пянджа. Они приближались к системе, чьи нити обрезали или оборвали во время наступления.
Тогда я закричал:
— Внимание! Отделение, за мной!
Несколько бойцов, кто услышал мой приказ, без страха выскочили следом.
— В атаку! — Я указал на отходящих, — уничтожить врага!
Стрелковой цепью мы направились вперед и открыли огонь. Потом залегли.
Я быстро раскусил замысел противника. Духи пытались уйти. Их небольшая группа последовала вдоль забора, потом ее часть связала нас ближним боем, чтобы другие смогли отойти к берегу. Слишком решительный прорыв в таких условиях. Это неспроста.
Вопрос оставался лишь в том, зачем духи так рисковали? Чего такого важного они пытались уберечь? Или кого?
Душманы у системы даже не сразу поняли, откуда их убивают. Не поняли, откуда началась стрельба, и просто дрогнули, запаниковали. Стали разбегаться врассыпную. Пограничники выцеливали и уничтожали их.
Видя, что духи уже не способны к сопротивлению, я приказал:
— В атаку! Захватить врага!
Пограничники, все как один, поднялись. Мы пошли вперед, отстреливая каждого, кто подавал хоть какой-то намек на то, чтобы начать защищаться.
Когда приблизились к ним, двое оставшихся бросили оружие. Кинулись на колени и задрали руки. Один из них, высокий, но худощавый что-то забормотал на пушту. Говорил он торопливо и испуганно.
Я не стал его слушать. Просто врезал прикладом по лицу, а когда он упал, принялся вязать ему руки его же арафаткой.
Духи не взяли укреп. Не прошло и пяти минут после того, как мы втянули двоих пленных на территорию заставы, как они не выдержали натиска и стали отступать.
Некоторое время мы провожали отходящих душманов автоматным огнем.
Темнота больше не была их союзником. Все потому, что она мало помалу рассеивалась. Окружающий мир из непроглядно-черного, превратился в темно-серый.
Проступили очертания потрепанных боем строений заставы и самого ее здания. Стали видны холмы и неровности долины Дастиджумсокго ущелья, близь берега Пянджа. А вместе с ними и многочисленные тела душманов, оставшиеся лежать на поле боя.
— Этих двоих охранять! — Приказал я, указывая на ставших на колени, под стеной, духов.
Один из них был явно совершенно простым солдатом. Это был худощавый и очень смуглый юноша. Его борода едва-едва начинала расти и топорщилась на подбородке нелепыми, очень редкими, но длинными волосками.
А вот другой оказался непрост. Если остальные были наряжены кто как. То этот носил военную форму. Должно быть, импортную. На груди его красовался разгрузочный жилет, по всей видимости, китайского производства.
Плененный дух был высоким, но тонкокостным. У него была длинноватая шея, которую он обмотал арафаткой, вытянутое скуластое лицо и очень черные брови. Кроме всего прочего, он носил плащ-палатку советского производства, капюшон которой болтался у него за плечами. Куртку защитного цвета он подпоясал советским солдатским ремнем.
Шум боя стих, и я хотел направиться к Тарану, чтобы доложить о задержанных врагах. Не успел я отойти, как услышал Малюгу.
— М-м-м-м… М-м-м-м… — Стонал он от боли.
— Да не шевелись ты! Дай гляну! Дай гляну, говорю! — успокаивал его, сидящего под стеной, рядовой Матузный, — не дергайся!
Малюга держался за лицо, что-то мычал и отмахивался от товарища.
Я приблизился к ним.
— В чем дело, бойцы?
Матузный глянул на меня дурными после рукопашной глазами. На скуле его кровоточило серьезное рассечение, но, казалось, пограничник этого даже не замечал. Просто не чувствовал того, как кровь из ранения мажет ему почти всю щеку.
— Саша, Генке челюсть сломали. Я прошу посмотреть, а он не дает!
— Гена, — опустился я. — Покажи-ка.
Малюга снова что-то промычал и отмахнулся, пряча от меня нижнюю часть лица.
— Покажи-покажи. Не бойся.
Гена зыркнул на меня волчьим взглядом. На миг мы с ним застыли, сверля друг друга глазами. Отрывистое дыхание перепуганного человека, выдавало в его взгляде скорее страх, чем какую-то злость.
— Да дай ты посмотреть, что прячешься? — Спросил я беззлобно.
Малюга зыркнул уже на Матузного, потом снова на меня, и опустил предплечье, которым прикрывался.
— М-д-а-а… Дела… — Сказал я, всматриваясь ему в лицо.
Половина нижней части его лица страшно опухла. На щеке открылись многочисленные ссадины от удара прикладом. Но это были семечки. Челюсть солдата выскочила из суставов и неестественно сдвинулась влево так, что он не мог ни открыть ее, ни закрыть.
— Дай посмотреть, открой рот, как сможешь, — сказал я.
Малюга приоткрыл рот, скривили от боли. Я заметил там только несколько выбитых зубов, но перелома самой челюсти, по всей видимости, не было. По крайней мере, по внешним признакам.
— Вставай, — бросил я, — давай.
Малюга тут же замычал, замахал руками.
— Вставай, говорю. Нормально все будет.
Он недоуменно и даже с каким-то удивлением посмотрел на меня. Под заинтересованными взглядами еще нескольких бойцов поднялся.
— Стой ровно.
Малюга выпрямился. Не успел он моргнуть, как я просто дал ему с левой прямо в челюсть. Отчетливо щелкнуло. Малюга замычал, согнулся. Мы с Матузным поспешили поддержать его, что б тот не упал.
— Тихо… Тихо-тихо… — Успокаивал его я.
— М-м-м-м… Сука! — Заорал Малюга и резко выпрямился, вырвал у нас с Матузным руки.
А потом разразился чудовищным матом, схватился за лицо от боли. Когда закончил и успокоился, стал на меня кричать:
— Ты че творишь⁈ Добить меня решил! Мне душман и так чуть челюсть не свернул, а ты решил все! Прикончить меня, что б не мучился⁈
— Че, встала на место? — Пропустив его претензии мимо ушей, ухмыльнулся я и сложил руки на груди.
Злое лицо Гены медленно изменило выражение на изумленное. Малюга просто застыл в каком-то шоке. Физиономия его удивленно вытянулась, а глаза расширились. Он пооткрывал рот, подвигал челюстью. Покривился от боли. Потом, уставившись на меня, сказал:
— Кажись, встала.
— Ну и хорошо, — я хлопнул его по плечу, — воевать сподручней, когда все кости на месте, да?
— С-спасибо, — изумленно проговорил Гена заикнувшись.
— Ану, клацни зубами, — пристал к нему удивленный Матузный.
— Чего⁈
— Зубами, говорю, клацни! По-моему, все равно она у тебя чуть кривая.
— Да иди ты в баню! — Разозлился на него Малюга, — уже не кривая! Я ж чувствую! Все на месте!
— А мне кажется, косит чутка.
— Да иди ты!
— Косит-косит! Генка всех девок распугает, как домой приедет! — Рассмеялся кто-то из погранцов.
Малюга обернулся и послал шутника матом. Бойцы, что находились рядом, дружно рассмеялись.
— Не косит. Все у тебя там нормально. — Сказал я.
У забора, с левой стороны бреши вдруг пограничники вдруг забеспокоились.
— Это что на нем⁈ — Крикнул вдруг Миша Солодов, схватив пленного душмана за капюшон плащ-палатки.
Дух в ответ странно, даже с какой-то надменностью покосился на пограничника.
— С кого эта падла ее сняла⁈
— И ремень, — мрачно сказал Сагдиев, кивнув стволом висевшего на ремне автомата на душмана, — ремень с советской бляхой.
Сагдиев, Солодов и еще двое погранцов окружили обоих духов, стоявших на коленях со связанными за спиной руками.
Остальные, кто был свободен от наблюдения, смотрели на товарищей с недоумением.
— Снял с кого-то, сучий сын, — повторил Солодов, сквозь зубы, — снял с кого-то из наших. С погибшего!
Он подошел к худощавому, схватила его за ворот рубахи.
— Признавайся, скотина, с наших погибших снял, а?
Душман, не понимавший русской речи, волком уставился на Солодова.
— Чего вылупился⁈
— Что вы тут галдеж разводите? — подошел к ним я.
— Душманье нарядилось в вещи советских солдат, — угрюмо сказал Сагдиев, снова указывая на ремень худощавого.
Один из пограничников обошел молодого духа. Увидев что-то, он опустился к душману за спиной. Поковырялся немного, а потом поднялся, держа в руках наручные часы на ремешке.