Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

— Курчок-али! Как я рад тебя видеть! — я сунул револьверы за пояс и распахнул объятья княжичу, как старому другу.

По-моему, судьба мне улыбнулась. После недельных мытарств на море мы прибыли туда, куда я стремился: во владения Хоттабыча!

[1] Очень странный момент содержится в дневниках Дж. Белла. Он сообщает, что отплытие в Черкесию задержалось до утра пятницы 14 апреля 1837 г. из-за наступления священного дня для мусульман. Но правоверные обязаны посетить мечеть в час дня. Лишь потом можно заняться другими делами. Мы решили отступить от исторического источника, руководствуясь логикой.

[2] Белл ошибся. Судя по всему, его кочерму преследовал люггер «Геленджик». Остается лишь догадываться, как опытный шиппер мог спутать люггер с куттером, легким посыльным двухмачтовым судном.

Глава 12

Накануне штурма мыса Адлер

В кунацкой Гассан-бея было традиционно людно. Помимо пассажиров «Ени» были еще гости, заглянувшие послушать новости из Турции. И ожидался всплеск числа визитеров, которые слетятся посмотреть на Белла, послушать его речи и определить, с кем ему встречаться и вести дальнейшие переговоры. Ибо планы шотландца, как оказалось, были грандиозными. Он с порога заявил Хоттабычу, что прислан английской короной, дабы помочь разобщенным горцам сплотиться и создать общее правительство.

— В единстве — ваша сила и спасение! Общими усилиями снесете русских в море. Блокада исчезнет сама собой. И вернутся спокойные годы. Как те, когда черкесы были вассалами султана.

Белл чесал как по писаному. За его спиной прятался Лука, «красуясь» свежим шрамом. Он поглядывал на меня с нескрываемым страхом. И это несколько смазывало впечатление от уверенной речи шотландца.

— Как же исчезнет блокада? — ехидно спрашивал Гассан-бей, плотоядно поглядывая на гору подарков, которые притащил с собой Белл. — Может, тебе ликеру принести или вина?

Наш хозяин зашел в кунацкую, когда все поели, узнать, нет ли еще в чем-то нужды у гостей. На самом деле, старый разводила рассчитывал на обмен подарками, но Белл не купился. Продолжил свои политические речи:

— Блокада исчезнет потому, что без крепостей русские не смогут постоянно гонять туда-сюда свои крейсера. Где они укроются во время бури? Пополнят запасы воды? Переночуют в безопасности?

Хоттабыч, по его словам, любил английского короля и не любил — о чем умалчивал — наплыва гостей. Прожорливые как саранча, они могли серьезно подточить его запасы. А еще подарки! Как он ненавидел подарки! По правилам, принятым у горцев, если гость нахваливает какую-т вещь, ее нужно было предложить в дар. Более чем эффективный, наряду с поединком с более сильным противником, механизм поддерживать социальное равенство. Выпрашивая подарки, можно было разорить. Поединками — лишить головы того, кто начинал представлять угрозу для окружающих. Но ведь никто не запрещает умному человеку обернуть к своей пользе любые устои общества⁈

— Выходит, сменять ликер на ткань не хочешь? — Белл отрицательно качнул головой. — Ружья у тебя хорошие! Охотничьи!

— Я с удовольствием подарю вам одно, уважаемый Гассан-бей!

Хоттабыч удовлетворённо крякнул. Вроде, этот англичанин небезнадежен. Горец перевел свой взгляд на меня. Смотрел без злобы. Скорее с любопытством.

— Вернулся, значит, — констатировал он.

Я был в легком замешательстве. С одной стороны, мне не помешала бы помощь правой руки князя Берзега. А с другой — оставался незакрытым гештальт с Софыджем. Роль Гассан-бея в предательстве проводника еще предстояло выяснить. Хватало и других вопросов и предупреждений, которые не стоило прилюдно озвучивать.

— Мы не могли бы поговорить наедине? — спросил я.

— Можно и поговорить, — кивнул своим мыслям Хоттабыч. — Пойдем к туркам, подберем тебе мерина.

Мы вышли из кунацкой и двинулись к калитке в палисаде, ведущей к майдану с торговыми рядами. В спину нам воскликнул Белл, недовольный, что я утащил от него важного собеседника:

— Надеюсь, вы ненадолго лишили нас своего общества, уважаемый Гассан-бей?

— Неприятный человек, — шепнул мне Хоттабыч.

— Неприятный — это слабое определение. Настоящая заноза в заднице!

Старый убых рассмеялся. Но глаза оставались все такими же бесстрастными.

— Я передумал. Пойдем в главный дом. Чувствую, разговор нам предстоит долгий.

Мы поднялись по узкой винтовой лестнице в зал, где Спенсер полгода назад осматривал колено старухи. Здесь мало что изменилось. В отличие от меня.

Я не стал тянуть кота за Фаберже и выложил историю с переходом в Сванетию во всех подробностях. Гассан-бей не на шутку возбудился. Он ругался сквозь зубы на Софыджа. Крикнул во двор через узкое окно-бойницу, чтобы позвали Курчок-Али.

— Клянусь, я не такого хотел, когда отправлял с вами эту отрыжку шакала! Просто он надоел нам здесь своей постоянно кислой рожей и скрытой наглостью. Но чтобы такое! Нарушить обещание! И заявиться ко мне с уверениями, что дело выполнено! Вернется — потащу его на суд! Потребую отступного в сотню баранов! — Гассан-бей сейчас напоминал русского мафиози из 90-х, который планировать поставить на счетчик проворовавшегося барыгу.

— Это не все ваши проблемы, уважаемый! Еще одну дурную весть вам принес.

— Что еще? — сердито буркнул Хоттабыч.

— Русские планируют атаковать мыс Адлер!

— Что⁈

Хоттабыч в один момент превратился из гротескного восточного персонажа — из этакого торгаша, уставшего от жизни — в воина-ветерана, не забывшего с какого конца браться за шомпол пистолета. Он вскочил с накрытого ковром диванчика и заходил по комнате.

— Точно знаешь, что нападут?

— Слышал разговоры морских офицеров в Севастополе. Не знали они, что русский понимаю, — напустил я тень на плетень. Про нашу эпопею с «Виксеном» Белл подробно рассказал в кунацкой.

— Последние годы столько попреков услышал! Мол, с русскими дело имеешь. Вот вам и ответ! — зло бросил старик неизвестным оппонентам.

— Думаю, придут большими силами на кораблях Абхазского отряда. Сметут все пушечным огнем, — подсказал я в надежде спасти жизни мирных.

— До нас им далеко будет с моря дострелить, — стал рассуждать вслух Гассан-бей. — Но аул за рощей…

— Если русские оседлают возвышенность справа от мыса за рекой Мдзимтой и втащат туда пушки, худо будет.

Гассан-бей кивнул, но не ответил. Весь ушел в свои мысли.

— Нападут или в ближайшую неделю, или в середине лета.

— Почему так решили, уважаемый?

— Снега начали таять в горах. Реки ближайший месяц станут непроходимы. Даже в устьях протоки новые появятся.

— Так они же с моря зайдут? — удивился я.

— Никогда не забывай про возможность отступления! А ну как мы какой отряд отрежем от моря? Куда побегут? В Гагры! Как ты с англичанином, — старик засмеялся хриплым лающим смехом, припомнив обстоятельства нашего знакомства.

Застонали ступеньки уличной лестницы под быстрыми шагами. В зал влетел запыхавшийся Курчок-Али.

Гассан-бей быстро ввел его в курс дела и стал отдавать указания:

— Шли гонцов к соседям. К князю Облагу, братьям Аредба и к медовеевским Маршаниям. Женщин и детей в горы надобно поднять. У завала на мысе караулы усилить. Сам распорядись! Мне еще с гостем нужно договорить.

Я понимал, что совершаю сейчас предательство русских. Их встретят не цветами, а свинцом. И готовые к бою команды горцев нанесут куда больший урон чем тот, который вышел бы, заставь их русские врасплох. То есть я уже виноват в будущих потерях у десанта. Но я не мог поступить иначе. Война — дело мужчин, а не женщин и детей. Смерть любого из них легла бы на мою совесть тяжким грузом.

Курчок-али убежал исполнять приказания. Хоттабыч устало присел обратно на свою оттоманку. Посидел молча пару минут, прикрыв глаза и прикидывая, не упустил ли какую мелочь.

— Что от меня хотел? — внезапно очнулся от своих дум старик.

— Вопросов много, — тут же откликнулся я.