Воин-Врач IV (СИ) - Дмитриев Олег
По залу прокатился волной изумленный вздох. Из неприметной дверки вышел патриарх Всея Руси, облачённый в торжественные, белые с золотом, одежды, и протянул Всеславу красную бархатную подушечку. На которой стояла корона.
— Волею Богов и предков, с дозволения первопатриарха великой русской православной церкви, за мудрость, честь и правду, за стойкость и мужество, нарекаю тебя, брат мой Вратислав, сын Бржетислава из рода Пржемысловичей и Йитки Бабенбергской из рода Луитпольдова, королём Чехии и Моравии! Прими свой венец, король, и будь достоин его!
Тишина продолжала давить на уши. Поражённый чешский князь не сводил глаз с короны, не решаясь ни шагнуть ближе, ни коснуться её. Он поднял неверящий взор на Всеслава. Великий князь, ночной кошмар Святого Престола, улыбнулся тепло, совсем по-человечески, и чуть заметно качнул головой, мол, не стой, подходи, вещица не сильно тяжёлая, но вес имеет, не до утра ж мне её держать.
Эти два шага на негнущихся ногах навсегда запомнил и сам Вратислав, и каждый из присутствовавших в зале. Возвышение престола позволило не ставить короля на колени перед князем, пусть и великим. Чародей возложил на голову чеха корону, на которой помимо драгоценных камней были символы власти обеих земель, родовые знаки и строка молитвы на русском и латыни. И почувствовал, как дрогнул всем телом названный братом.
— Приветствуем короля Вратислава! — грянул отец Иван специальным голосом, который во время проповедей был слышен не только в любой точке Софии Киевской, но и на площади.
Гости повскакивали с мест и завопили. Это тоже было сродни чуду. Никто до сей поры не наделял кого-нибудь королевской властью на глазах соседей, будто бы и вправду в кругу семьи и друзей. Генрих, как и его отец, дед и прадед, наделяли титулами неохотно, после множества подношений, клятв и заверений, не отказывая себе в удовольствии унизить будущего, а то и уже коронованного монарха, постоянно подчёркивая, что по сравнению с императором князья, герцоги и короли находятся если и выше золотарей и пастухов, то не намного. О том, какие были основания и полномочия для провозглашения одним князем другого королём, вопросов не возникло ни у кого. Вид, тон, манера держаться Всеслава Русского твёрдо давали понять: этот точно знает, что делает. Ему дозволено свыше. И те невероятные истории, что ходили об оборотне в народе каждой из стран, кажется, были не такими уж и выдумками. И при всём этом он был живым, настоящим, а не золотым или мраморным, с оттопыренной губой в лицом, полным презрения к слугам, как часто выглядели императоры, стараясь с детства походить на своих и чужих венценосных родичей. Этот же обнял, склонившись, короля, и что-то весело сказал ему. И вопрос Чародея, и ответ чеха утонули в восторженных криках и овациях.
— Дышать не забывай. Обидно будет помереть, не побыв королём и дня.
— А? А. Да. Спасибо. Храни тебя Бог, Всеслав!
— И тебя, брат! А чтоб Богу проще было, ты не будешь против, если к тебе придут пару сотен моих воинов, помочь по первому времени порядок навести?
Судя по полыхавшим триумфальным счастьем глазам, Вратислав был «за». В принципе «за», по всем пунктам и вопросам всех на свете повесток.
Глава 15
Миропорядок
— Друзья, соседи, чуть потише! — неожиданно обратился к продолжавшему бушевать залу Всеслав. И шум стих.
— Чтобы сразу, не сходя с места, ответить на часть вопросов, посмотрите на ту стену, — и он указал ладонью на противоположную сторону.
Там по центру стояли двое Ждановых богатырей, держа вертикально что-то похожее на привычные всем древки копий, только будто бы обёрнутые тканью. По кивку князя оба начали разворачивать каждый свой рулон. И на стене появилась огромная карта Руси и Европы. Над странами тех, кто присутствовал в зале, виднелись родовые гербы и знаки.
Рисовала Леся, поэтому за достоверность можно было не переживать, ляхов верхом на деревянных козах и собаках по этой картине не скакало. А географические подробности прорабатывали с отцом Иваном и Ставром, которые только диву давались, когда князь уверенно чертил береговые линии тех мест, где совершенно точно и близко никогда не бывал. А я не уставал благодарить про себя Ларису Михайловну, учительницу географии, над контурными картами которой едва ли не плакал вечерами при свете керосинки.
— Натяжечку, натяжечку дай! Не видишь что ли — империя морщи́т! — окликнул князь того, кто держал левое древко-флагшток. — И у латинян, вон, «сапог» волной пошёл!
Этого в сценарии не было, но получилось удачно. В зале послышались нерешительные смешки европейцев и дружный гогот северян.
К древкам наверху и внизу были приделаны медные петли-«ушки», начищенные до блеска. Ждановы, переглянувшись, одновременно вытянули из-за поясов по паре длинных гвоздей и синхронно вколотили их в стену. Потратив по пять одновременных ударов на каждый. Голыми ладонями. Смех скандинавов оборвался, сменившись недоверчивыми возгласами. Копейщики выполнили не прозвучавшую вслух команду «нале-во!» и вышли из зала, как неизвестные здесь пока кремлёвские курсанты, чеканя шаг и оттягивая носок.
О том, что у рукавах у них — железные пруты с ремнями, крепившими их на предплечьях, и прямоугольной накладкой как раз в ладонях, знали в зале только четверо. Как и то, что каждый из Ждановых и без этих «тузов в рукавах» валил быка-трёхлетку с одного удара. Остальные провожали чудо-богатырей задумчивыми или изумлёнными взглядами. Вбить здоровенный трёхгранный кованый гвоздь в бревно голой рукой — это впечатляло. И все видели, сколько таких громил приехало с великим князем.
— Перед нами — карта мира. Можно увидеть, будто с неба, свои зе́мли и соседние края, моря, реки, озёра и леса, — объяснял Всеслав. — Поэтому то, как мы с вами сидим за столом, просто отражает наши страны, как оно есть на самом деле: я на востоке, рядом северные друзья, дальше сверху вниз Польша, Чехия, Венгрия и Болгария, народы хорватов и сербов. Нет сейчас с нами рядом моего друга и брата с южных земель, Шарукана, под рукой которого бесчисленные воинства и бескрайние степи от Русского моря до Хвалынского и дальше, аж до края земли.
Князя слушали, крутя головами от него к карте и обратно. А Всеслав тем временем протянул руку свежеиспечённому королю, опёрся на его крепкую ладонь и спустился с престола, провожаемый удивлёнными взглядами Олега и Феофании. А из той же неприметной дверки вышли Буривой с Рысью.
— Половецкие воины сейчас помогают нам привести в разум папу Александра, который надумал ставить себя выше Господа и самому решать, кому жить, а кому умирать. Им в свою очередь, как многие из вас, наверное, слышали, помогают в этом богоугодном деле легионы Генриха на севере и войска франков на западе.
От карты рывком повернулся каждый. Про то, что император двинул воинов к Альпам, знали все. Про франков — почти все. О том, что делалось это всё по воле русского колдуна, для помощи его дикому кочевому союзнику, никто и представить себе не мог. Судя по растерянным лицам — даже и сейчас не пробовал. И лишь у одной красивой и величественной взрослой сероглазой женщины промелькнула тень понимающей улыбки. И вовсе уж еле уловимая радость при взгляде на сидевшего рядом с ней сына. Всеслав же продолжал говорить чистую правду, пусть иногда чисто техническую и не всегда всю:
— Мы обсудим торговые и военные вопросы, спорные земли и вековечные тяжбы. И, я убеждён, решим всё мирно, по-дружески, как добрые соседи, что подчас бывают ближе иной родни. Я знаю, о чём говорю, — чуть нахмурился и подпустил в голос строгой скорби Чародей.
Гости молчали. Они тоже знали, о чём он говорил.
