Воин-Врач IV (СИ) - Дмитриев Олег
— Ты прав, мой друг, ты совершенно прав. И дел у нас впереди достаточно. И для того, чтобы сделать жизнь ещё дольше, и чтобы лучше узнать, насколько именно огромен мир. Шепнула мне на ухо одна птичка, что за ледяными островами Зелёной земли лежит нетронутый богатый и щедрый край, куда под силу добраться лишь лучшим мореходам на лучших кораблях. Уверен, что на ваших землях, северные соседи, найдётся и то, и другое.
Интерес проявился даже в прозрачных глазах Свена. Хаген и Олав же, в силу молодости, пусть и относительной, только что стойку не сделали, как легавая на утиной охоте.
— Но об этом будет разговор позже, отдельный, обстоятельный, — закруглил разговор Чародей, убедившись, что все трое викингов совершенно точно «клюнули». И перевёл взгляд, кивнув опустившемуся на кресло датчанину, дальше.
— Рад видеть тебя в добром здравии, родич! Очень приятно, что дела и заботы не помешали тебе выбраться. Пусть ты и проделал меньший путь по сравнению с другими, но это не умаляет важности нашей нынешней первой, но, я надеюсь, не последней встречи. Добро пожаловать на русскую землю, мой добрый сосед Болеслав!
В поднявшемся правителе ляхов сейчас никто не узнал бы того, кто неделю кряду пугал дворню и советников, заливая волнения сперва дорогими южными винами, а после них и местными простонародными напитками. Великий князь польский выглядел идеально, даже чересчур. На фоне выступавших перед ним северян он смотрелся, как дорогой спортивный кабриолет рядом с тяжёлой военной техникой. Пусть он не сильно уступал им физическими кондициями, и золота на каждом было примерно одинаковое количество, но ощущение было именно таким. «Чего только не придумают» — удивился Всеслав, глянув на промелькнувшие в моей памяти образы сверкающих машин без крыши и колонн Т-62 и БТР-70 «Сороковой» армии, пыливших по жёлто-серой афганской земле.
Болеслав склонил голову в изящном венце и поправил жестом, выдавшим некоторую напряжённость, могучую орденскую цепь, возлежавшую на облаке белоснежных кружев.
— Благодарю тебя за эту встречу и добрые слова. Здесь уже было сказано о мудрости и терпении, кои есть высочайшие добродетели правителя. Уверен, многие из тех, кто знает тебя или хотя бы слышал о тебе, подтвердят, что великий князь русов славен и тем, и другим. И я не устаю восхвалять Господа и пани Богородицу за то, что они вразумили меня, не позволили повторять ошибок моего бывшего воеводы, изменника и предателя Сецеха, что осмелился против моей воли ступить на твои земли.
Дипломатически фраза была очень хороша. Но, судя по скучному лицу Рыси, он был совершенно иного мнения о том, кто именно вразумил ляхов. Но упомянутая компания ему явно льстила.
— К чему ворошить былое, друг мой? — легко прервал Болеслава Чародей. — Жизнь не стоит на месте, бежит вперёд. Не след и нам копаться в прошлом. Ведь живём мы настоящим и во имя будущего, не так ли?
Поляк кивнул согласно. Кажется, чуть поспешнее, чем планировал.
— То, что осталось позади, будет служить напоминанием, уроком для тех, кому жадность и злоба начнут застить глаза. Думаю, таких нет за этим столом. Поэтому смотреть будем вперёд, не отвлекаясь на мелкие неприятности в прошлом, — ровно проговорил Всеслав, твёрдо глядя в глаза ляху. Отметив, как качнулись кружева на его груди. Ну да, не всякий сможет отнести потерю двух тысяч воинов к разряду мелких неприятностей.
— У нас впереди долгий день, полный разговоров, и, пожалуй, не один. А следом — непочатый край работы. И, если не будет возражений с вашей стороны, начать я хотел бы с подарков. Маленьких памятных сувениров, как говорят в землях франков, — пояснил Всеслав непривычное слово. И щелкнул пальцами.
Заметить, как из потайных стенных ниш показались нетопыри, смогли, пожалуй, лишь он сам с Рысью да патриарх с великим волхвом. И ещё Хаген сделал вид, что ничуть не удивился появлению из воздуха восьмерых вооружённых воинов. Пусть мечи их и оставались в ножнах за спинами. Рыжебородый видел своими глазами, что для того, чтобы превратиться из неподвижной статуи с каменным лицом в смертельную мельницу, вокруг которой свистят и гудят неразличимые глазом полосы бритвенно-острого железа, любому из этих демонов требовалось меньше мгновения.
В руках у них были светлые короба-шкатулки, плетёные из бересты. На богатые дары не похожие вовсе, и от тех, в каких беднота хранила крупу да сушёные грибы, отличавшиеся только знаком великого князя, выжженным на центральном верхнем квадрате.
Поставив беззвучно свою ношу перед гостями, воины по кивку Гната вышли за дверь. Которая не издала ни звука, как и половицы под их ногами.
— Мои сыновья, Роман и Глеб, с детства любили играть в ратников. Мастерили их сами из глины или палочек, — начал Всеслав, собирая удивлённые взгляды. — Теперь у старшего под началом несколько тысяч настоящих, живых, и наших, и степняков. А младший удумал вот таких. Откройте.
С шорохом и берестяным скрипом поднялись и легли в сторону крышки. А гости вынимали из коробок фигурки деревянных ратников.
Три северянина с круглыми щитами, кто с мечом, кто с копьём, кто с секирой. Лях-копейщик. Моравский лучник. Мадьяр с тесаком. Болгарин с саблей. Хорват с дубиной и серб с топором на длинном древке. По одежде и броне, по щитам, форме усов и бород было понятно, к каким племенам принадлежали воины. Викинги покрутили детские игрушки в широких ладонях и поставили перед собой без интереса. Балканцы восхищённо цокали языками. Чех и лях разглядывали фигурки в руках друг у друга, привычно, наверное, стремясь найти в своих изъян и обидеться: конечно, этому-то хорошее подарили, не то, что мне, как в старом анекдоте про лошадку для двух братьев, оптимиста и пессимиста. С той лишь разницей, что эти обидчивыми пессимистами были оба. И лишь юный венгр смотрел на ратников с улыбкой, а на Всеслава с ожиданием очередного чуда. Как и его мать.
— Глядите: можно выбрать единоплеменника, любимого воина. Одного. И играть только им, — чуть тише и медленнее заговорил Чародей, возвращая внимание аудитории. И приковывая его к себе каждым следующим словом.
— Можно взять весь отряд. Восемь бойцов, каждый в чём-то хорош. Кто-то на копьях ловок, кто-то стреляет без промаха.
Хаген набрал воздуха и открыл было рот, видимо, чтобы сообщить, что шведские молодцы побьют любого на море и на суше хоть с мечами, хоть без них. Но Свен, не то услышав, не то почуяв, не глядя на него поднял ладонь и чуть качнул ею. Рыжебородый выдохнул и рот закрыл. А Всеслав, мимолётно благодарно кивнув королю данов, продолжал:
— А можно взять все восемь отрядов. И получить силу, равных которой в мире нет и близко. Которая будет принадлежать каждому, но обходиться в восемь раз дешевле. И с которой нам будет сам чёрт не брат. И с которой мы сможем установить и поддерживать на наших землях мир и порядок.
На деревянных солдатиков смотрели так, будто увидали их впервые, а не крутили в руках всё это время. И на соседских глядели уже по-другому, и не только лях с чехом.
— Но подарок не в этом, — вдруг сказал Чародей. И улыбнулся, когда все до одного вскинули на него глаза, кто со скрытой тревогой, кто с недоверием. И лишь Шоломон и Анастасия смотрели с прежним ожиданием чуда.
— Там на дне в коробочках расчёты Глеба, который эти игрушки придумал. Но не просто поиграл да и кинул, как в детстве случалось. Вырос сынок. Там написано, как сделать так, чтобы эта деревянное малое войско смогло нанять и прокормить настоящее, живое. Я, други, сам не верил сперва. Но убедился, пересчитал сам, и теперь вам говорю, как у нас, русских, принято, прямо и честно: расчёты верные.
Зашуршали снова коробки, потянулись знакомые нашим берестяные блокноты на кольцах, и тоже именные. Правители раскрывали их и всматривались в столбики чисел и строчки пояснений. Кто с бо́льшим интересом, кто с ме́ньшим. Но до нижней строчки добрались все. И снова подняли глаза. На этот раз с одинаковым изумлением.
— Вот так, друзья. Делают их две дюжины мальчишек-пострелят, учеников одного-единственного хорошего плотника. Не так давно в подмогу к ним взяли десяток ратников увечных да полдесятка стариков убогих, что зиму чудом перезимовали, при церквах да монастырях Христа ради побираясь. Старики и дети. Те, кто в тяжкую зиму погиб бы без помощи, кого по сию пору считали обузой и дармоедами. Там указано, сколько они заработали. За месяц, други. В одном только городе. И это уже за вычетом еды, дров, одежды и прочей мелочи, что Глеб на них потратил.
