Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич
Я еще раз прокрутил в памяти все, что записал в переданной немцу папку — вроде бы нигде не ошибся, а значит, маховик согласования уже должен набирать обороты. А мне — надо готовиться к запуску еще одного направления. Не менее важного! Хорошо, что гости опаздывают и у меня есть время взять себя в руки. Выпить воды, задержать дыхание, вроде бы получилось. Ик… Да твою мать!
— Вячеслав Григорьевич, все собрались, — из приемного зала старых мастерских Инкоу выглянул Огинский.
Именно он организовал эту встречу. Мне нужно было найти людей, которые смогут огранить кварц для наших передатчиков и приемников, и Алексей Алексеевич пригласил сюда лучших ювелиров, до которых мы смогли добраться. Каждый заранее получил задание, что именно нужно сделать, и вот пришло время проверять работы. Ик… Я даже ругаться перестал: ну, икаю я, и что теперь, с людьми не встречаться?
— Добрый день, спасибо всем, что смогли приехать к Инкоу, — я вышел в приемный зал вслед за Огинским и обвел взглядом собравшихся.
Почти двадцать человек. Трое русских: два ювелира из Харбина и один аж из Владивостока. Почти все остальные китайцы: кто-то из Маньчжурии, кто-то из большого Китая. И чуть в стороне от основной массы сидела парочка скромных старых евреев. Неожиданно.
— Вы все получили задание огранить особым образом переданные вам кристаллы кварца, — продолжил я и неожиданно понял, что стоило перейти к делу, и икота сама прошла. Вот так просто, хороший знак. — У вас были размеры, у вас были наши требования, давайте проверим, что у вас получилось.
Словно начало шоу объявил… Но какой в нашей ситуации был выбор? Учитывая, что нужных людей у нас под рукой не имелось, то сохранить поиски в тайне становилось заранее невозможно. Начни мы что-то скрывать, и это только привлекло бы внимание. А так — много блеска, широких жестов и мишуры, которые, хотелось верить, помешают случайным людям понять, а что именно мы на самом деле задумали.
По моему знаку адъютант вышел в центр зала и сдернул покрывало со стоящего там весьма простого прибора. Мы нашли его во время зачистки Квантуна, не знаю, кто из японцев и зачем его использовал, но конструкцию сразу узнал. Гладкий, идеально ровный лист стекла и лампа белого, идеально ровного света.
— Что это? — раздался голос владивостокского ювелира.
— Это прибор для создания давно известного эффекта под названием кольца Ньютона, — ответил Огинский, подхватывая у меня техническую часть мероприятия. — Очень интересный эффект, который можно увидеть, если расположить рядом две прозрачные поверхности и подсветить их. Свет отражается от одной к другой тысячи и тысячи раз. Так как между пластинами считанные микроны, эти волны накладываются друг на друга. И дальше даже из-за крохотной разницы в толщине воздушного зазора возможны варианты: либо фазы совпадут, и свет усилится, создавая светлое кольцо, либо станут мешать друг другу, и тогда кольцо будет темным.
— И что мы должны будем увидеть? — еще один голос из зала.
— Если огранка созданной вами пластины кварца будет правильная и ровная, то и круги мы увидим ровные и симметричные. Если же нет, то проявятся только смазанные линии, которые могут даже обрываться…
На этом Огинский закончил объяснения и перешел к регламенту проверки. Ювелиры подходят, кладут созданный образец под свет и дальше, в зависимости от результата, их либо приглашают для обсуждения контракта, либо просто компенсируют затраты на дорогу и отправляют домой. Кажется, мы перемудрили с интригой, и волнение в воздухе можно было резать ножом.
Первым вперед вышел тот самый крикливый ювелир из Владивостока. Привезенная им пластина кварца очень красиво сверкала, отражая солнечные лучи и играя гранями. Казалось бы, можно даже дальше не смотреть и сразу определять победителя, но… Он положил свой кварц на стол, Огинский включил лампу, и вокруг кристалла появились те самые круги. Центр смазан, кольца кривые, словно не геометрические фигуры, а рябь на воде.
— Следующий, — беспристрастно объявил Алексей Алексеевич, и еще недавно очень гордый собой мужчина нервно подхватил свой кристалл и отошел в сторону.
Впрочем, следующие претенденты оказались ненамного лучше. Искажения, скачки колец, провалы — похожая ситуация была у каждого. И это непрозрачно намекало, что проблема системная, и что-то я не учел, когда ставил задачу найти ювелиров и огранить так нужные для стабильной частоты радиопередатчиков пластины.
Разве что у одного старого китайца с красивыми свисающими усами получилось что-то более-менее ровное, но… Я прекрасно представлял, какая точность потребуется для формирования волны, и «более-менее» тут было точно недостаточно. Оставалась небольшая надежда на евреев, уж больно хитро они переглядывались, но вот вперед вышел первый, положил свою пластину кварца — и то же самое. Последнего я ждал, уже прокручивая в уме ту самую фразу, написанную рукой Данте на воротах ада — если коротко, без всякой надежды.
— Это просто невозможно, — ювелир из Владивостока после неудач других своих коллег снова обрел уверенность в себе и теперь ждал провала от последнего конкурента.
Однако… Пластина легла под белый свет, и вокруг нее появились идеальное ровные круги. И центр — четкий! В толпе ювелиров раздались перешептывания.
— Кто это?
— А я про него среди наших никогда не слышал.
На лице первого еврея-неудачника появилась торжествующая улыбка. Запах тайны стал еще более явным. Я кивнул Огинскому на обоих евреев, чтобы тот пригласил их на отдельную беседу. И, оставив в приемном всех остальных участников, мы перебрались в тот самый кабинет, в котором я еще недавно ждал этой встречи. Вот теперь можно было поговорить и прямо.
— Вы же не ювелир? — я посмотрел на второго еврея, принесшего с собой идеально ровный кварц.
— Часовщик, — ответил тот, и мне захотелось выругаться.
Ну, конечно же! Ювелирам ведь что важно при обработке камня? Красота, гладкие грани, и все в принципе. А вот для кого на первом месте стоит точность, так это часовщики!
— Алексей Алексеевич, — я повернулся к Огинскому, — кажется, приглашение всех этих людей было именно нашей ошибкой. Они в свою очередь просто делали то, что и обычно, поэтому прикажите выплатить им не только за проезд, но и компенсацию за потраченное время.
— Сколько?
— Они работали на наши заказы неделю, с учтем дороги — половина месяца. Вот по половине жалования подпоручика за месяц им и выплатим. А теперь можно и познакомиться, — я посмотрел на евреев и представился. — Броневой генерал Российской императорской армии Вячеслав Григорьевич Макаров.
— Берл Гольдшмидт, — поклонился первый. — Я ювелир, и, как вы правильно поняли, поэтому мне было сложно выполнить задание, которое озвучили ваши люди. Но я сразу подумал, что с этим сможет справиться мой зять…
— Лейб Штейн, — зять выглядел чуть ли не старше своего тестя, но по легкому смущению и короткому ответу сразу стало понятно, что Берл в этой парочке действительно считается старшим.
— Лейб — это по-вашему Лев, — тут же подтвердил мои мысли первый еврей, снова зачастив. — И мой зять всегда как лев бросается на любые новые задачи. А штейн, кстати, означает камень — еще один символ того, что он был рожден не столько для часов, сколько для того, чтобы помочь вам.
Кажется, кое-кто прямо сейчас начал набивать себе цену.
— Спасибо, что проявили смекалку, это будет вознаграждено по полной, как и было обещано, — я кивнул как раз вернувшему Огинскому, и тот аккуратно подхватил Гольдшмидта под локоть и повел к выходу из комнаты.
Было заметно, как старому еврею очень хочется напоследок надавать советов своему родственнику, но в итоге он так и не решился уж слишком наглеть.
— Расскажите, как у вас получились такие ровные грани? — спросил я у Лейба, когда мы остались одни.
— Я тоже использовал кольца Ньютона, как у вас, для проверки граней, — немного неуверенно начал тот. — На самом деле у нас, часовщиков, это почти обязательный инструмент, так что тут не было ничего сложного. Вот где пришлось подумать, так это когда я искал, как бы лучше сделать линию среза… Кварц — это же кристалл, у него, если приглядеться, можно увидеть ось симметрии и, соответственно, поставить резец как точно по ней, так и под углом.
