Учитель. Назад в СССР 4 (СИ) - Буров Дмитрий
— А ты зачем туфли-то нацепила? — удивился я, хорошо помня, что Лизавета влезала в мои калоши, которые я ей предложил на выходе. — Ты когда переобуться-то успела? И зачем?
— Они большие! Мне неудобно! Я в них упаду! — капризно заявила Баринова, гордо вскинув голову. Но тут же вспоминала, какая она милая и беззащитная, сморщила хорошенький носик и просящим голоском промурлыкала:
— Егор, помоги мне, пожалуйста, дай руку. У тебя ступеньки крутые, я же упаду, тут все такое… ненадежное…. — девушка сделала неопределенный жест ладошкой, видимо, в последний момент передумала и заменила более нелицеприятный эпитет на нейтральное слово.
— Ну, как знаешь, — хмыкнул я, подал Бариновой руку и помог спуститься по ступенькам на дорожку.
Тропинку к туалету я давно подшаманил, но все равно, до полного удобства так и не довел, оставил задачу на позднюю весну. Решил поднакопить денег, за зиму хорошенько подумать, что и как менять во дворе, нарисовать чертежи прикунуть, как будет лучше, и уже по весне, ближе к лету, начать работы по облагораживанию двора. В том числе собирался и санузел пристроить к самому дому, как только придумаю, из чего сделать нормальный септик, чтобы, значит, без запаха жилось. Дорожки по двору и саду планировал соорудить из самодельных тротуарных плиток. Собственно, ничего сложно в этом не видел, всего-то и надо форму сварить да цемент раздобыть. На крайний случай, опалубку можно из обычных досок сколотить, причем сделать сразу несколько штук, самых обычных, квадратных.
— Егор, — требовательно произнесла Лиза, глядя на меня.
— Идем уже, — я демонстративно тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, где у меня сидят эти беспомощные девочки-припевочки из столицы, но руку, тем не менее, предложил. Еще и вправду, чертанется на тропинке, вывихнет ногу, а то и сломает, возись потом с ней. А потом додумается и телеграмму потребует отстучать в Москву. Не дай бог, если Лизины или Егоровы родители захотят примчаться спасать бедняжку доченьку и потенциальную невестку.
Баринова крепко ухватила меня под локоть и не выпускала до самого конца, периодически негромко охая и ахая, но я молчал и никак не комментировал происходящее.
— Это… это что? — сдавленным голосом пропищала Лиза, глядя на домик неизвестного архитектора, выкрашенный в темно-зеленый цвет лично мной.
Я щелкнул выключателем, который сам лично смастерил, подведя к туалету свет, и с гордостью произнёс, распахивая двери:
— Туалет под буквами мо и жо, так сказать, совместный санузел для мальчиков и девочек. По простому — сортир, — грубовато закончил объяснять, для каких целей предназначено крепкое обновлённое мной сооружение.
Туалет я утеплил, улучшил и облагородил. Теперь в домике не задувало из щелей, сверху не капало из дыр в крыше, сама конструкция не шаталась, норовя рухнуть при первом же сильном порыве ветра.
— А… другого нет? — повернув ко мне растерянное лицо, прошептала Елизавета.
— Нету, — не скрывая удовольствия в голосе, ответил я. — Не пойму, ты чего хотела? Городской санузел, что ли? Так откуда ему в деревне-то взяться? — удивился совершенно искренне. — Ты ж вроде комсомолка, студентка и просто… — хотел добавить «красавица», но в последний момент передумал: кто его знает, как Баринова воспримет это слово. Я-то просто цитирую, а что у бывшей Егоровской невесты в голове сработает, непонятно. Еще решит, что заигрываю с ней и не прочь помириться. — Позабыла что ли, деревенские сортиры? Вроде ездили всем курсом на картошку, — закончил я кривовато.
— Я… мы с девочками в кустики бегали, — скривилась Лиза. — Я туда даже зайти не могла, страшно! — пожаловалась Баринова. — И потом… мне хватило одного раза, чтобы больше не ездить на колхозные работы, — фыркнула Баринова, быстро беря себя в руки. — Если бы ты не был таким упрямым, не старался быть как все, — девушка смягчила свой презрительный оскал, в смысле улыбку. — Мог бы тоже прекрасно заниматься дома, а не мерзнуть в грязи вместе со всеми.
— Не мог, Лиза, — улыбнулся я. — Помогать колхозу — это можно сказать, комсомольский долг, честь и слава. Как тебя из комсомола-то не выгнали за такое поведение? — изумился я, впрочем, догадываясь, по какой причине девица не только осталась в комсомоле, но ее даже на собрании не пропесочили.
Баринова окатила меня таким красноречивым взглядом, что я сразу понял: без папеньки или маменьки тут не обошлось. И Егор так смог бы, да только не хотел. Во взгляде Лизаветы явственно читалось, как девушку утомили мои, с смысле, Егоровские идеалы и прочие мнения, которые не совпадали с планами Елизаветы на совместную жизнь и построение карьеры. Плевать.
— Так что, ты идешь? Или мне посторожить за дверью? — ухмыльнулся я.- А то вдруг домовой за… хм… ляжку потрогает, от испуга в яму рухнешь, — грубо пошутил я. — Хотя нет, в яму точно не упадешь, — задумчиво оглядев Лизавету с ног до головы, задержал взгляд на пятой точке. Вполне себе аппетитной.
Баринова вспыхнула, и то, насколько покраснели девичьи щеки, не скрыли даже сумерки.
— Какой ты… стал! Егор! — процедила сквозь зубы Лиза.
— Какой? — осклабился я.
— Не очень вежливый, — прощебетала Лиза, найдя в себе силы не нахамить мне в ответ.
Эх, какой хороший план сорвался. Я-то думал, потретирую девицу, похамлю, пару шуточек похабных отпущу, палку пережму, и ненаглядная невеста сбежит от меня, из села Жеребцово, роняя тапки и позабыв чемодан. Ан нет, видимо, припекло сильно, раз Баринова готова терпеть такое мое нагловатое поведение.
— Ну, что поделать, — философски заметил я. — Какие гости, такое и отношение. Ты идешь?
— Иду, — сдержанно кивнула Лиза, проигнорировав мой последний выпад. — Ты… отойди подальше и подожди меня… — велела королева и тут же добавила с милой убыкой. — Пожалуйста.
— Сама, что ли, до дома не дойдёшь? Тут заблудиться сложно, — удивился я деланно.
— А вдруг меня этот твой… домовой напугает? — состроив глазки, прощебетала девушка и скрылась за дверью туалета.
«Надо же, непробиваемая какая, — изумился я — Что ж тебе от меня надо-то, красавица? Точнее, от Егора. Впрочем, нынче мы уже давным-давно одно целое. Хорошо хоть память Зверевская по большей части сохранилась, а то совсем плохо получилось бы. Похоже, надо продолжить писать дневники, записать все, что помню как Егор, просто на всякий случай. Рано или поздно, желательно как можно позже, придется и с родителями пересечься, и с кем еще встретиться из тех, кто хорошо знал Егора. Многое можно списать на забывчивость, но мелочи из детства, привычки или еще что-то обязательно вспомнятся. Несоответствие покажется странным, подозрительным», — размышлял я, отойдя к сарая.
— Егор! Это что? — вопль, полный ужаса, раздался от туалета.
— Да что там еще, паук что ли? — буркнул я, разворачиваясь к архитектурному сооружению. — Ну, паука что ли увидела? — поинтересовался у девушки, не торопясь подходить.
— Вот! — дверь распахнулась и Баринова потрясала стопочкой аккуратно нарезанных газетных листков, которые я, как когда-то в детстве, использовал по прямому назначению.
Так сказать, вторичное производство после прочтения — это газетная туалетная бумага. Нарезать, перед использованием хорошенько помять в руках. Ну а что, первая советская туалетная бумага еще не появилась. Это в Москве, благодаря тому, что у родителей Егора и Елизаветы имеются нужные связи, друзья, выезжающие за границу, и прочие правильные знакомства, в семьях водилась такая редкость, которую обязательно доставали по праздникам, когда в доме собирались гости. Ну, а как же, надобно всеми доступными средствами демонстрировать достаток, высокое положение и связи. В остальное время точно также резали бумагу. Уж не знаю, чего Лизавета так всполошилась? Можно подумать, я ей лопухи предложил вместо газетки.
— То самое, — ухмыльнулся я.
— Но…
— Лиза, ты не в столице. Заканчивай цирк, пошли в дом, — грубо отрезал я и отвернулся.
За моей спиной снова хлопнула туалетная дверь, бряцнул крючок, выражая всю силу возмущения столичной жительницы. Как там мои девчонки восьмиклассницы говорили в таких случаях в далеком будущем: «Ох, ты, божечки-кошечки, она обиделася!» На последнее, честно говоря, мне было глубоко наплевать. Я мечтал поужинать, ополоснуться и завалиться спать. И спать завтра, в свой законный выходной, до самого обеда. Ну или пока не разбудят. Почему-то в последнем я не сомневался.
