Аргентинец поневоле 2 (СИ) - Дорнбург Александр
Краснокожие воюют с помощью индивидуальной ловкости, находчивости и удали. Для них самая опасная разведка — веселая прогулка, а рукопашная схватка — забава, спорт. А учитывая то, что все патагонцы настоящие великаны, даже один постовой может поставить наш побег на грань краха.
Помолился я про себя своему ангелу хранителю и пополз. Один раз умирать-то чего трусить? Тем более мне…
Убит — так убит. Судьба…
Подполз я к часовому шага на два, гляжу, а он спит, сердешный. Умаялся, стало быть, со своих буйных плясок. Сидит, храпит, качается и копье едва-едва в руках держит. Тут я перекрестился, собрался с духом, да как вскочу! Хвать копье у индейца из рук да острием его в грудь, так насквозь и просадил. Спросонья тот даже не вскрикнул. Путь свободен…
Мы давай делать ноги. Отродясь так не бегал.
Мрак был беспросветным. Неожиданно хлынул сильный ливень. Все живое ушло, спряталось, приникло, туземцы в своих жалких жилищах, тесно прижавшись друг к другу и закутавшись в одеяло с головой, спали как звери в норах.
Воспользовавшись темнотой и проливным дождем, мы, как черные приведения, за три часа, кружась во мраке ночи, достигли берега Лимея, расположенного на расстоянии жалких тысячи пятисот метров по прямой от стойбища. Все это время нас гнал вперед адреналин загнанного в угол зверя.
За следующие три часа мы построили маленький плот из топляка, камыша и хвороста и спустили его на воду. Плыли мы, большей частью в воде, держась руками за плот в качестве опоры. Дождь шел не часами, а целыми сутками подряд. С убийственным однообразием, неотвратимым как сама судьба.
Наше путешествие длилось две ночи и семь дней, среди почти затопленных островов, до момента, когда не стало больше сил, и, совершенно изможденные, мы покинули плот.
Мы сильно страдали от переохлаждения, все это время пили только сырую воду, тела наши ныли от нечеловеческой усталости, головы кружились от голода. Дыхание наше стало тяжелым и хриплым. Грудь билась как в лихорадке. Тоска охватывала душу и доводила до исступления. В такие монотонные дождливые дни даже пампасские волки забивались в норы и сидели там, не высовывая носа…
И все же, мы прошли еще около сорока километров напрямик по суше без обуви, босяком по камням, кактусам и кустарникам. Изредка останавливаясь, чтобы перевести дух, а затем снова брели вперед, едва-едва ступая наболевшими, покрытыми ранами и ссадинами ногами, как беременные черепахи.
При любом шухере стараясь спрятаться и найти укрытие, чтобы снова не попасть в руки кровожадных дикарей. К счастью, следы цивилизации здесь встречались редко, а кое-где вообще не ступала нога человека с давних пор. К тому же, постоянная опасность развила в нас чуткость и осторожность диких зверей.
Наконец, уже потерявши всякую надежду на спасение, мы достигли Кармен-де-Патагонес, где были хорошо приняты передовым постом аргентинских солдат, которые нас уже разыскивали.
В ноябре месяце я сумел вернутся в знакомый до мелочей Буэнос-Айрес, из своей бесплодной поездки, где нашел себе на задницу массу приключений.
Глава 11
Моя несчастливая поездка затянулась намного сильнее, чем я предполагал. Так что я сильно вышел из графика. Пришлось признать, что я, как и все люди, совершаю ошибки. С другой стороны, нельзя сказать, что съездил в пампу совсем совсем уж безрезультатно. Мой слуга, Хулио, после перенесенных испытаний закалился душей и телом, заматерел и теперь выглядел не таким пентюхом, каким он был еще в прошлогоднем декабре. Теперь на него можно было положиться. Кроме того, за время плена мы сблизились с ним и теперь я был уверен в Хулио, как в самом себе.
Кроме этого, перед отъездом я серьезно поговорил с сержантом Панчо из Кармен-де-Патагонес. Тому уже до смерти надоело торчать там без всякой надежды на изменение к лучшему. Все десять лет борьбы за независимость, а потом и десять лет независимости, дела в тех краях с каждым годом становились только хуже и хуже. После ухода испанцев порядка так и не навели.
Так что он непрочь был поработать со мной. Я договорился что сержант подберет себе еще пару товарищей и они будут работать на меня. За хорошие деньги по «щекотливым» темам. Я же, в свою очередь, должен был договорится с генералом Карваланом, что их либо демобилизуют, либо передадут мне для охраны. Кроме того, надо было направить в Кармен-де-Патагонес им смену.
Кроме этого, я дал задание подобрать мне парочку осужденных. Среди работников. С небольшими сроками. Иностранцев. Тех, кого в Аргентину так активно заманивал президент Бернардино Ривадавиа, молившийся на массовую европейскую миграцию. Желательно не из числа граждан враждебных стран.
Хотя могут быть варианты. К примеру, французский лотарингец, то есть немец. Или итальянец из Швейцарии. Или испанский баск. Едва ли они окажутся жгучими патриотами своих стран. Такие люди, как правило, себе на уме. И главное — мне необходимы люди, прошедшие военную службу. Преимущественно бывшие солдаты. Глядишь, так себе команду и подберу. А то время поджимает.
За пару недель я прочел депеши и раскидал все накопившиеся дела в столице. Пробежав по своим предприятиям и надавав советов компаньонам.
Работу в городе сильно затрудняло урегулирование бесконечных неприятностей, возникающих из-за вмешательства политических или чекистских высших начальников.
Точнее из-за слишком большого количества высших начальников в столице, каждый из которых хотел если не взять под контроль какое-либо из наших предприятий, то хотя бы урвать себе что-нибудь детишкам на молочишко. Проявляя невероятную ревность, так как каждый босс пытался создать видимость интенсивной деятельности, дабы оправдать свое существование.
В результате возник небывало сложный комплекс интриг между отдельными фигурами или политическими деятелями, причем арена политических событий часто перемещалась от предместья Бараков в Палермо или же в асиенду Рохаса «Лос-Серрильос». Приходилось, в свою очередь, грозить «шишкам на ровном месте», набитым совершенно безответственным вздором, что я действию по прямому приказу генерала Рохаса и непременно пожалуюсь ему. Или в Масорку.
Тогда меня сразу оставляли в покое.
Уезжая, я еще раз напомнил американскому послу Слейду, что ему отвожу месяц сроку. На выполнение наших договоренностей. Иначе пусть пеняет на себя.
На самом деле я решил завалить этого американского алкаша. И просто давал ему шанс выжить.
Сам же я встретился с капитаном небольшого американского китобойного судна, мистером Джоном Гариссоном. Из Нанкета. Это был настоящий янки, родом из северных штатов, богобоязненный пуританин 27 лет. Карьера ему не грозила, так как капитанство китобойки был его потолок, потому как больших собственных средств он не имел. А работая на других, заработать большие деньги, или сделать карьеру без протекции, было затруднительно. К тому же, море всегда берет свою тяжелую дань с моряков. Утонуть можно работая на любом судне, но плавая на маленьких китобойках — шансы резко увеличивались.
Так что я рискнул связаться с ним. Вернувшись в США он должен был внести мой аванс, чтобы на судостроительных верфях Нанкета ему заложили новомодный клипер. Платить я буду по частям, по мере строительства, передавая именные векселя на американские банки. Так же Гаррисон должен в отпуске был съездить в Массачусет, к Уошберну и попытаться заключить с ним договор от моего имени. Показывая выписанный на Уошберна вексель.
Если все получится, то Джон станет капитаном клипера, когда тот построят. И будет иметь в нем долю в 10%. А торгуя с Китаем может постепенно и выкупить этот клипер. Так что в Слейде я теперь не сильно нуждался. Надеюсь, с новым американским послом у меня сложатся лучшие отношения.
