Юрий Корчевский - Боярская честь. «Обоерукий»
Я ехал по улицам и узнавал их. Много чувств всколыхнул в груди Нижний, слишком тесно я был связан с этим городом.
Вот и улица, где живет Иван. Мы подъехали к воротам, спрыгнули с лошадей. Я постучал в ворота. Калитка немного приоткрылась.
– Чего надоть?
– Хозяина.
– Почивает, не велел беспокоить.
– Нет, холоп, побеспокой и скажи – старый знакомец Юрий пожаловал.
Слуга исчез. Вскоре хлопнула дверь в доме, раздался какой-то грохот – не иначе, ведро опрокинули, распахнулась калитка, и мне навстречу кинулся Иван. Мы обнялись и расцеловались. Я немного отстранился, осмотрел купца. Сколько мы не виделись? Года полтора, а поседел Иван, морщин добавилось.
– Что ты меня разглядываешь, ровно девку на выданье? Думаешь – сам помолодел? Пошли в дом, радость у меня сегодня.
Бросил выглянувшему из калитки слуге:
– Ворота отвори, коней прими, устрой в конюшню – чего стоишь столбом?
Мы пошли в дом. Традиция встречать гостя с корцом сбитня сегодня была нарушена, но я не остался в обиде. Купец искренне радовался нашей встрече – это чувствовалось, чем я был доволен. В глубине души я переживал за Ивана – не отразится ли на нем наша дружба и мой побег из города.
Мы уселись за столом, забегала дворня, накрывая угощение. На шум со второго этажа спустилась Лукерья, узнала меня и всплеснула руками:
– Юрий, глазам своим не верю! Наконец-то сподобился заехать к нам. Уж сколько Иван о тебе упоминал – не подаешь, мол, весточку. Переживал – не поймали ли тогда тебя княжьи слуги да не сгинул ли где на дороге. А ты живой! Постой – платье боярское на тебе!
– Стой, погоди, Лукерья! Накормить-напоить человека с дороги надо, потом уж расспрашивать. Поди-ко лучше, распорядись насчет баньки – обмыться людям с дороги надо.
Лукерья вышла. Купец вопросительно глянул на Федьку-занозу.
– Федя, погуляй пока, мне с хозяином переговорить надо.
Федька беспрекословно вышел, прикрыл дверь, и мы остались одни.
– Ну, вкратце расскажи – где ты и как? И почему платье на тебе боярское?
– Живу с семьей в Вологде, дом купил. Если ты помнишь, паренька я здесь подобрал – Васятку, у меня приемным сыном живет. Нашел по записям родителей своих, кои боярами оказались. Так и стал боярином по праву рождения. Деревню с землею купил, обустроил, два раза в походах боевых побывал под рукою государя.
– Э, парень. Теперь я первым шапку пред тобой при встрече ломать должон. – Крякутный окинул взглядом стол. – Да и встречать боярина в доме надобно по-иному.
– Успокойся, Иван. Как был я тебе другом, так и остался. Давай без церемоний. Считай, что для тебя ничего не изменилось. Расскажи лучше, продал ли мой дом да что с паромами? Все ведь в спешке бросил.
– А как же, обо всем позаботился. Дом продал – не торопясь, с выгодой. А паромы?
Иван хитро улыбнулся.
– Паромами сам владею, выгодное это дело. За полтора года отдам тебе деньги за аренду, а завтра уж ты мне их продашь, и ударим по рукам. Согласен?
– Молодец, я в тебе никогда не сомневался. Есть у тебя хватка, Иван, коли где деньгами пахнет – ты своего не упустишь.
– На том стоим. Ну, где там слуги? Пировать сейчас будем, все дела – завтра.
За стол уселись мы с Иваном, Лукерья да Федька-заноза. Боевые холопы часто сиживали за одним столом с боярином, чего не удостаивались холопы от земли. И то – жизнью рискуем вместе в сече, как хлеб совместно не преломить?
Выпили немного, закусили слегка и отправились в баню. Кто ж перед баней брюхо набивает до отвала? Боже, как здорово вымыться после долгого пути! Одно дело – по воде на ушкуе плыть, другое – верхом на лошади пыль глотать. Везде, сущая пыль была везде – в волосах, в носу, а одежду надо было просто стирать.
Первоначально с нас с Федором стекали потоки грязной воды. Обмывшись, мы попарились, потом смыли соленый пот. В предбаннике уже лежала чистая одежда, а нашу прислуга унесла.
И только после бани пир пошел горой. Пока мы мылись, кухарки наварили и нажарили мяса и рыбы. Стол ломился от яств. Даже у меня, уже перекусившего перед баней, потекли слюнки. Свиной студень с хреном, куры жареные и вареные, окорок свиной, стерлядь на пару, небольшой поросенок, жаренный на вертеле, квашеная капуста и моченые яблоки, лучок зеленый, огурцы и редиска, пироги с визигой, расстегаи с кашей, пряженцы с луком и яйцом. А уж выпивки – вина мальвазия, петерсемена, фряжское, рейнское, пиво домашнее. Поистине расстарался Иван, за таким столом не боярину – князю сидеть не стыдно было бы.
Ох и оторвались мы. Встали из-за стола сами не все. Федьку слуги на руках отнесли в людскую. Ивану и мне помогли, поддержали под локотки.
– Устал я что-то, отдохну, – заплетающимся языком едва произнес Иван и уронил голову на грудь.
Проснулся я поздним утром. Голова была тяжелая, в затылке ломило, язык распух и был сух, что твоя наждачная бумага. Я скосил глаза – позаботились, рядом с постелью стоял запотевший жбан с клюквенным морсом. Приподнявшись на локте, я осушил литровую емкость. Немного полегчало. Это же сколько мы выпили, если после такой закуски похмелье было столь жестоким?
Немного отпустило голову. Я встал, оделся, по старой памяти нашел туалет – выпитое настойчиво просилось наружу. Снизу, с первого этажа, раздавался голос Ивана.
Я спустился в трапезную. Я бы обязательно посмеялся над купцом, коли сам чувствовал бы себя хорошо. Лоб перетянут полотенцем, под глазами мешки. Трясущимися руками пытается удержать кружку. На столе – огуречный рассол, квашеная капуста, квас. Можно сказать – весь домашний арсенал от похмелья.
Иван слабо кивнул в ответ на мое приветствие.
– Садись. Тоже болеешь? Поправишься.
Я налил здоровенную кружку кваса, с наслаждением выпил. Во рту хоть сушить перестало.
– Нет, здоровье уже не позволяет столько пить. Ты не помнишь, чем вчера все закончилось?
– Да ничего не случилось. Пир закончился, все разошлись по комнатам – отдыхать.
– Отдыхать? Пожалуй, пойду отдохну. Ты не против, если делами мы займемся попозже?
– Ради бога, время позволяет.
Встретились мы вновь после полудня, за обедом. Ничего особо не ели – похлебали горячего, наваристого супчику. Все сидели с помятыми лицами.
– Так, делу – время, потехе – час. Пошли ко мне в кабинет.
Иван решительно поднялся, затопал по лестнице. В кабинете он залез в сундук, вытащил мешочек с монетами.
– Это за дом. Сейчас посчитаю, сколько я тебе за аренду паромов должон.
Иван долго черкал писалом по дощечке.
– Ого – изрядно выходит. Однако отдавать надо.
Иван достал приличного размера мешок серебра, отсчитал деньги, ссыпал их в маленький мешочек, протянул мне.
– Все, мы в расчете.
– Обмывать будем? – пошутил я. И чуть не пожалел о сказанном.
Иван схватился за голову, замычал.
– Нет, не сегодня, слышать о выпивке не могу – ажио тошнит.
К вечеру Иван, я и Федор отошли, скромно попили чаю с баранками.
Следующим днем я с Федькой обошел пешком город. Было интересно посмотреть – не изменилось ли чего? По возвращении домой, в Вологду, Лена точно будет расспрашивать о родном для нее городе. За время моего отсутствия город не изменился, знакомых я не встретил, а специально заходить в кремль не стал.
Дабы не обременять хозяина, мы стали собираться в обратную дорогу. Осень на носу – хорошо, если сухая будет, а если дожди зарядят? На иных дорогах кони по брюхо в грязь уходят. Поэтому следующим днем мы и выехали, тепло попрощавшись с Иваном.
Ехали мы не спеша – то на рысях, то шагом, давая коням отдохнуть, все же путь предстоял дальний, однако к вечеру тридцать верст проехали. Так и пошло – днем ехали, а к вечеру заворачивали на постоялый двор.
Недалеко от Владимира в уже надвигающихся сумерках на перекрестке дорог свернули на вовремя подвернувшийся постоялый двор. В воротах столкнулись с другими постояльцами, ехавшими допрежь навстречу. Кони сшиблись.
– Куда прешь, скотина! – заорал всадник и огрел Федьку плетью. Я в ответ не замедлил пустить в ход свою плеть, отстегав нахала, – бить чужого холопа не позволено никому, только хозяин мог наказать слугу. Неписаные правила однозначно расценивали сей поступок незнакомца как оскорбление хозяина.
Ко мне подъехал на коне вальяжного вида молодец с едва пробившейся бородкой.
– Ты кто таков будешь? Я – боярских детей, Алексей Анкудинов, – гордо заявил всадник.
– Я – Георгий Михайлов, боярин вологодский. Извиниться за своего холопа не желаешь?
Добрый молодец слегка сник, но гордыня не позволяла признать неправоту.
– Он конем моего холопа сшиб.
– Не лги, я видел, тем более – твой холоп поднял руку на моего.
– Извини, – процедил молодец сквозь зубы и въехал во двор.
Прислуга приняла от нас коней, мы занесли вещи в комнату и спустились в трапезную. Народу было немного – степенные купцы за столом, за другим – люд явно мастерового вида. В углу уже сидел молодой нахал с тремя своими слугами. Мы с Федькой уселись подальше от них. Ссоры мне ни к чему, но обиды спускать я не намерен.
